Сконцентрировавшись, Ленка на одном дыхании проскочила последний отрезок пути. Притормозила она лишь у входа, пока я толкал тяжелую стальную дверь. Перед нами открылся подвальчик с полом заваленным бумажками, сухими листьями и прочим человечьим мусором. Осторожно ступая, между кучками дерьма, Лена на ходу задрала юбку и принялась стаскивать трусы.
— Отвернись, — попросила она. Я отвернулся и закрыл собой дверной проем.
По тропинке двигались люди, о чем-то оживленно беседуя между собой. За моей спиной Лена с шорохом поливала сухой мусор. Закончив мочиться, Ленка не вышла из подполья, а продолжала топтаться на листьях.
— Ты долго еще? — с этими словами я повернулся. Лена не ответила, а, склонившись продолжала возиться со своим бельем.
— Дай платок, — попросила она, когда я подошел ближе, — я тебе потом новый куплю.
— Зачем?
— А то ты не догадываешься, — съязвила Ленка, — обоссалась я! Хорошо хоть туфли не залила. Подержи плащ, пока я мокрое снимать буду.
— Подожди, — остановил я Лену, — Упадешь еще, прямо в дерьмо. — Присев перед девушкой, я просто разорвал тонкую ткань трусиков.
— Что ты сделал? — возмутилась она, вытаскивая из под себя обрывки материи.
— Я тебе потом новые куплю, — настала моя очередь язвить.
— Отвернись! — опять попросила она и принялась вытираться остатками трусов.
Из подвальчика мы выбрались внешне совершенно не изменившиеся. Вот только Леночка потеряла трусики, а я приобрел воспоминания об ее пушистом лобке. Тропинка поползла вверх и вывела нас к белой церквушке в центре кремля. Идя под руку с Леной, я почувствовал, что девушку бьёт озноб.
— Ты замерзла?
— Не обращая внимания, — ответила она, — у меня это часто бывает.
— Нет так нельзя, — решил я, — этак, и до простуды не далеко. Тем более комплект одежды не полный.
Лена улыбнулась и плотнее прижалась ко мне. Лечение пришлось начать немедленно. Недалеко от центрального выхода из кремля нашелся бар, где нам сделали отличный глинтвейн. Ленка немного посопротивлялась, но под уговорами выпила две горячих кружки.
— Не желаете посмотреть закат над Волгой, — бармен вежливо напомнили нам, что пора покинуть столики. Идея мне понравилась, тем более, что Лена отогрелась и даже порозовела на лицо.
У подножья памятника Чкалову, собралась небольшая толпа, еще больше стояло людей на лестнице, что вела прямо к реке. Лена, тесно прижавшись ко мне спиной, смотрела на солнце уходящее в дымку далекого берега, искоса поглядывая, как парочки влюбленных, не стесняясь, целовались на виду у всех. Улыбнувшись, я повернул девушку к себе и увидел в ее глазах какую-то глубокую женскую тоску. Лена грустно улыбнулась и потянулась губами навстречу. Оказывается, когда целуешься, тебе действительно нет ни какого дела до окружающих.
*****
Проводив уходящее солнце, я предложил прогуляться и посмотреть на кремль в спокойной обстановке. Мы снова прошли туннелем под Дмитровской башней, побродили возле военной техники, спустились к Администрации области. Все дорожки были полны гуляющих людей, причем больше молодежи.
— Спокойный город — спокойные люди, — заметила Лена.
— Они просто другие, — сказал я, — смотри, вон группа пацанов и девчонок. Они спорят, смеются и пьют, заметь не пиво как у нас, а лимонад. Люди здесь добрее.
— Слава, про лимонад не надо, пожалуйста.
— Ты чего пить хочешь?
— Нет, наоборот.
— Ленка, с тобой не соскучишься, — рассмеялся я.
— Вот такая я загадочная. Пошли лучше к нашему подвальчику.
Пришлось топать к церквушке, которая оказалась Архангельским собором, а уже от него начинать искать, ту единственную тропу. В сгущающихся сумерках мы вышли на широкую площадь, по ее краям, на лавочках или прямо на бордюре сидели люди.
— Слава, постой, — потянула Лена меня за рукав, — у меня кризис.
— Какой?
— Такой! Который, сейчас по ногам потечет. Давай присядем на минуточку, я сил наберусь.
Мы приземлились на ближайший бордюр. — Зачем садиться было? — поинтересовался я.
— Чтобы не выделяться. Вот что бы ты подумал, увидев женщину замершую посреди дороги с кислым лицом?
— Что я подумал? Я думаю, что идти тебе ни куда не надо. Сидишь ты спиной к откосу, трусов на тебе нет.
— Ты с ума сошел, — возмутилась Лена, — мочиться в собственные штаны!
— Ну, как хочешь.
Ленка обняла меня за руку и прижалась щекой к плечу, имитируя влюбленную пару, так она просидела довольно долго.
— Уже набрала сил? — спросил я, когда Лена попробовала подняться.
— Уже поздно, — ответила она и сразу села обратно. Я прислушался, действительно, там внизу, струя Ленкиной мочи жужжала в капроне чулок.
— Ты не помнишь, кто-то говорил о невозможности мочиться под себя, — съязвил я.
— Во-первых, не под себя, а под обрыв, — оправдывалась она, — а во-вторых, организм меня не спрашивал. Я только начала вставать и чувствую, потекла. Пришлось вернуться обратно.
— Слушайтесь зайчики, Деда Мазая: , — процитировал я другого русского классика.
— Дед Мазай, дай лучше платок, — попросила Лена, — а то если я не вытрусь, то всю юбку испачкаю.
Спрятав руку под плащом, Лена старательно портила мой платок — видать судьба у него такая.
Мокрый лоскуток остался лежать в траве, а наша парочка двинулась дальше. Мы еще долго гуляли по городу, на этот раз без каких-либо происшествий. Очень понравилась нам стоять на мосту над рекой Окой, смотреть, как в ночной воде отражаются фонари на высоких берегах. И уже непонятно было, что там светилось в дали, толи звезды, толи огни одинокого теплохода. Проводив Лену до дверей гостиницы, не спрашивая разрешения, я притянул девушку к себе и страстно от души поцеловал.
— До завтра, — прошептала она, — жалко, что уже одиннадцатый час, и тебя не пустят. А то бы посидели, чаю попили.
— До встречи, — сказал я и исчез в темноте.