— Ты посмотри, ещё и гордячится! Вот мразь какая! А если вот так?! — и Лена, попав кончиком жгута в самый край разреза попы, прошлась с протяжкой. Света дрыгнула ногами, и разошлась криком.
— То-то же! — удовлетворённо процедила Лена. — У меня не заупрямишься! И они продолжили "усмирение". Девушка выла, истошно орала, а санитарки, насытившись, уложили её в позу для клизмирования и туго связали.
Когда медсестра всунула ей в попу наконечник, до того побывавший во всех предыдущих попах — наконечники не меняли — девушка дёрнулась и вскрикнула от боли, но потом, пока ей делали клизму, лежала спокойно, до тех пор, пока не вынули наконечник. Но санитарки не спешили её развязывать.
— Полежи, потерпи минут пятнадцать! — велела ей Катя.
Минут чераез десять, или чуть больше, из анального отверстия у девушки потекла струйка коричневой воды, зазмеилась по левой половинке попы. Катя замахнулась жгутом, но Валентина Васильевна остановила её.
— Развязывайте её, девочки, а то она тоже обсерется!
Но пока Свету освобождали от вязок, из попы у неё брызнул коричневый фонтан, едва не окативший Лену. Девушка сжала и напрягала ягодицы, но всё равно ей не удалось сдержать тонкую струйку, потёкшую на клеёнку.
— Ну, мразь, будет тебе на счастье! — торжествующе произнесла Лена, довольная, что всё-таки вынудила упрямицу совершить ошибку, за которой должно последовать наказание.
Развязанная Света метнулась к ведру, однако оставив дорожку воды за собою. С шумом выплеснула содержимое прямой кишки.
Подошедшая к ней Катя врезала ей такую оплеуху, что та чуть не полетела с ведра.
— Высралась? Давай живей, вытирайся! В мокрые пелёнки до вечера!
В следующие минуты она была положена на топчан, связана так же, как в своё время и Эмма. Лена резко щёлкнула беднягу жгутом по самому низу попы, вытянула наискосок. Девушка заорала, запрокинув голову назад. Но новые резкие, обжигающие как огонь удары заставили её со всей силы вжаться лбом в топчан. Девушка плакала, визжала, корчилась под наносящими нечеловеческую боль ударами. Вслед за Леной свою долю радости взяла и Катя. Когда они отвязывали плачущую Свету, дверь распахнулась, и санитарки втащили высокую, очень полную женщину. Звали её Таней, она раньше работала преподавателем в музыкальном училище, было ей лет тридцать семь.
Лицо у неё было чистое, и удивительно добрые глаза. Но сейчас Она едва сдерживала слёзы, поскольку ранее уже побывала здесь, знала, что только лишь медицинской процедурой дело не ограничится. Она встала чуть сбоку от дверей, пока Катя с Леной передавали Свету пришедшим санитаркам, с указанием закатать её в мокрые пелёнки. Девушке завернули руки в плечах, не позволив даже одеть трусики, и поволокли. Света ревела в голос, уже не от боли, а оттого, что сейчас, вот прямо сейчас её разденут догола, вколют болезненный укол, туго окрутят мокрыми простынями, которые, высыхая, так сожмут тело, что невозможно будет не то чтобы шевельнуться, а и дышать, уложат на голую сетку кровати, покрытую лишь клеёнкой, и крепко привяжут, как некоторое время назад на её глазах клали в пелёнки и Эмму.
*****
Катя захлопнула двери и схватила Таню за одежду, больно защемив ей кожу между лопаток.
— Чего встала, овца?! Вперед и прямо, толстомясина! Нно, пошла, корова! — Катя двинула её коленом в зад.
Таня заплакала. Из-за того, что сейчас находится в полной воле этих пустых, невежественных, бездуховных, тупых и неопрятных злобных баб, 29 и 32 лет, завися целиком и полностью от их сиюминутных капризов и настроения, сама низведённая до уровня неодушевлённого предмета, вещи, игрушки для этих самодовольных тупых рож. Она сделала движение, чтобы приподнять подол платья, но санитарки схватили её за руки, начали их вязать. Катя задрала её тёмно-синее платье с разводами, стала сдирать штанишки с её широченной выпуклой, удивительно мягкой попы, с таких же широченных бёдер. За волосы её свалили на топчан, жгут впился ей в ягодицы. От жуткой боли женщина заорала, забила коленями об пол. А санитарки стегали её, "внушая послушание". Вот она разложена и связана, Валентина Васильевна расширяет ей попу и впихивает вглубь наконечник клизмы. Потекла вода…
"Клизменный день" продолжался, такой же, как и все предыдущие, ничем не отличающийся от них…
Все остальные сюжеты однозначно будут как под копирку, и кому это интересно, даже не напрягая фантазии, может представить ещё нескольких женщин, и как с ними всё вышеописанное происходило. Некоторые: Маша, высокая темноволосая, с пышной грудью, двадцати четырех лет, Наташа, тоже очень высокая, лет сорока семи, Вера, полная пожилая дама, лет шестидесяти или чуть больше, Аня, двадцативосьмилетняя очень тощая блондинка с тонкими длинными ногами… Остальных не помню…