1.(Как я стал рабом…)
Она пообещала мне, что даст списать вариант контрольной, только, как сказала она, ей нужно было, чтобы я ей кое в чём помог, однако, для чего я ей требовался, мне сообщено не было, но поступила просьба зайти после ухода всех в наш класс, где она обещалась отдать мне заветную тетрадь, после той самой помощи. Я сделал, как она сказала, ушёл вместе со всеми, со всеми покинул школу, попрощался с одноклассниками, сделал круг вокруг здания, а затем вернулся. Вновь возвращаясь в класс, я не думал ничего особенного, мне было известно, что Катя, та самая отличница, с тетрадью, там сегодня дежурит, а потому мне думалось, что упомянутая помощь будет представлять из себя совместную уборку помещения. Однако, когда я переступил порог класса, пол был уже чист, орудия труда стояли в углу, а Катька сидела на парте, со скучающим выражением лица, и болтала разутыми ногами, чьи пальчики слегка шевелились под тёмного цвета чулками.
— Привет, — сказал я ей, замирев у дверей, при этом лицо её потеряло скуку и приобрело хитрое выражение.
— Пришёл, — удовлетворённо сказала она и потерла одной стопой о другую, чем ненадолго привлекла моё внимание к своим ногам, но скоро вновь его потеряла, и не из-за того, что ноги её были некрасивы, нет! они были безупречны, а оттого, что неудобно было так долго сосредотачивать своё внимание на столь интимной детали.
— Да, — ничего не подозревая, подтвердил я. — Дашь?
— Давать жена будет, — вульгарно сказала она, как-то странно улыбаясь.
— Тетрадь, — поправился я. — Не дашь?
— Дам, — успокоила она. — Только просто так я не даю…
— Денег у меня нет, — напряжённо бросил я, вновь посмотрев на её гибкие стопы, что медленно тёрлись друг о друга.
— Кто говорил про деньги? — удивилась она. — То, что нужно, у тебя есть…
— Что же это? — не понял я.
Она ухмыльнулась, посмотрела зачем-то в сторону, затем прямо и смело глянула мне в лицо и сказала:
— Закрой дверь!
— Зачем? — у меня возникла догадка.
— Закрой! — с нажимом выдавила Катька. — Тебе нужна тетрадь или нет?
— Нужна, — вздохнул я, закрывая дверь на холодный ключ. Когда я вновь обернулся к ней, то увидел, что ножки её слегка разбежались, обнажая спрятанную известно, где густую растительность, тёмно-чёрного цвета. Я не сказал ничего, потому что слегка опешил, заворожено глядя на чёрную чащу, за которой скрывалось то, что не раз волновало мои юношеские сны и мысли. Я понял, какого рода помощь ей требовалось, вернее я подумал, что понял, но она тут же разбила мои предположения:
— Поцелуй мне пятку, — попросила она, коварно улыбаясь и с таким выражением лица, словно, просила меня о какой-то мелочи, ну, к примеру, передать ей ластик.
— Я… — мной не был найден вразумительный ответ.
— Тетрадь, — напомнила Катька, приподняв левую ногу и продемонстрировав свою круглую маленькую пятку. — Она тут…в сумке…и ты можешь взять её…
Я стоял, неотрывно глядя на этот маленький розовый кусочек мяса, поцелуй которого давал мне шанс не получить двойку по алгебре за этот треклятый учебный год.
— Просто поцелуй! — вдруг разозлилась она. — Ты думаешь, я тут уговаривать тебя буду? Не хочешь не надо! Получай свою "пару" и оставайся на второй год. Ну?! — она зло оскалилась, но тут же смягчилась. — Ну, Мишка! Думаешь, я кому-то скажу? Не бойся…Всё останется между нами! Верь мне, — она подняла ножку выше, так, что она находилась на уровне моей груди, а крохотные пальчики её глядели мне в лицо. Я глубоко вздохнул и, чуть склонившись, открыв рот, потянулся к её стопе, но не тут-то было, по мере моего продвижения к этой её части тела, она уводила её всё ниже и ниже, заставляя губы мои опускаться за ней, до тех пор, пока мне не пришлось встать на колени и не видеть её вконец опустившуюся ножку возле своего лица.
— Ну! — поторопила Катька меня.
Я вздохнул, поднял лицо вверх, посмотрел на неё, хохочущую надо мной, заметил её чуть поцарапанное колено, затем вновь вернул свой взгляд к её ступне, что болталась в сантиметре от моего рта, испуская слабый запах пота, и попросил:
— Только не говори ни кому, — и, закрыв глаза, припал губами к её спрятанной в колготки пятке, через секунду я уже оторвался от тонкой ткани и мягкой кожи, чтобы попытаться встать и потребовать обещанное, но она вдруг поймала мою голову второй ногой и, поставив свою стопу на мою макушку, силой вернула меня обратно.
— Мало, — услышал я гневное. Не успел я вновь открыть рот, как пять пальчиков её насильно разжали мои губы и загнали её стопу до самой моей гортани, где она пробыла около пяти секунд, после чего я отпрянул назад, так как мне перестало хватать кислорода, закашлялся и отдышался. — Соси! — потребовала Катька вновь.
— По-моему хватит… — пискнул было я, как она жёстко рявкнула:
— А, по-моему, нет! Хватит будет тогда, когда я скажу! А если ты ещё раз остановишься без моих слов, я уйду, а ты останешься без тетради. Понял?!
Я жалко кивнул, затем потянулся к её ноге, которая поспешила мне помочь и вонзилась в мой рот, заставив губы существенно расшириться, отчего у меня заболело в уголках рта. Не смотря на унижение, я вдруг понял, что мне нравиться это. Из моего рта торчала лишь одна пятка, когда остальная часть стопы и живые пальчики, что копошились близь моего горла, усиленно стремились продвинуться дальше. Вскоре я не выдержал, потому что чуть не задохнулся, я, откашливаясь, откинулся назад и, лёжа на спине, отчаянно стал отплёвываться. Катька спрыгнула с парты, я явно услышал стук босой стопы о деревянный пол, она подошла ко мне, кроме потолка я увидел вдруг её, всё смеющуюся, что с зловещим интересом смотрела на меня.
— Как? — спросила она. — Вкусно? — не успел я ответить, как внутренняя часть ступни её плотно закрыла мне губы и с силой надавила на рот, так, что вскоре я вновь не мог дышать, лишь пытаясь вырваться, что не удалось мне до тех пор, пока она сама не убрала ногу. Я вытер губы, пытаясь стереть с них кисловатый вкус её стопы, поднимаясь, я увидел, как она приподнимает юбку, показывая мне своё чёрный комок, сквозь чащу которого проглядывало что-то нежно-розовое.
— Нравится? — спросила Катька, видя, как я, было засобиравшийся уйти, вновь остановился, глядя в эти заросли.
— Да! — неожиданно для себя выкрикнул я и протянул руку, желая потрогать, но она отодвинулась в сторону, опустила юбку и пошла вглубь класса.
— Иди сюда! — позвала она оттуда, и я послушно пошёл.
Катька сидела на обыкновенном грубом ученическом стуле, сидела, однако, так, как нельзя сидеть ученицам, широко раздвинув ноги, пальцами расшевелив ту самую чащу, откуда вдруг выглянула розовая слюнявая мордочка того зверька, жадность и прожорливость которого, я видел только по видаку.
— На колени! — крикнула она, а когда я не подчинился, вдруг дёрнулась вперёд, поймала меня за волосы и, через боль уронив меня на колени, а свою увесистую попку обратно на стул, повела свою руку, держащую меня за вихор на макушке, к себе в промежность, да так резко и быстро, что я не заметил как, но оказался носом, глазами и ртом в её богатой шевелюре в том месте, о котором я так много слышал. Меня обволок слабый запах мочи, который из-за своей не явности вдруг возбудил меня, породил желание ощутить его сильнее, а потому я, не сопротивляясь, шевельнул носом, пытаясь глубже зарыться в обхватившую моё лицо растительность, вызвал её тяжёлый стон и попытку помочь мне продвинуться дальше, которая закончилась на том, что нос мой вдруг попал в тёплое, сырое место, откуда необычно пахло, и мочой, и чем-то ещё животным.
— Соси! — зашептала Катя, сжав мои уши крепкими коленями. — Лижи там!
Я вытащил из её норки свой нос, поднял руки и ладонями взялся за её горячие бёдра, при этом язык мой покинул рот и на ощупь, — а волосы её пизды скрывали от меня окружающий мир, — нашёл им влажную щёлочку, в которую он проворно влез, вызвав Катькину дрожь и громкий вопль, при том колени её больно примяли мои уши.
— Ещё! — взвизгнула она, почувствовав, что от боли я вернул свой язык обратно за преграду зубов, и саданула меня коленями по ушам, рука её крепче уцепилась за мой вихор, чтобы не дать мне вырваться. — Тетрадь твоя! Если…если…- она вновь взвыла, уколотая моим розовым болтуном в самую серединку. В тот момент я уже и не думал о тетради, меня дико возбуждала мысль, что я добрался до того, о чём в нашем мальчишеском мирке ходили легенды и разнообразные истории, что я сам нередко представлял, рисовал на бумажках и видел во снах, при том Катькина писька отличалась от тех растерзанных пизд, что я как-то видел по видаку, она была не безобразной, а аккуратной и юной, небольшой и вкусной, а потому я жадно вдыхал кислинку её гениталий и терроризировал их языком, заставляя неповоротливые губки шевелиться и раздвигаться в стороны, открывая мне доступ в самую глубь, куда я лез всем лицом, чувствуя, что оно намокло от выделений, что исходили изнутри, и пихал язык во всю его доступную длину. Она помогала мне, словно пытаясь засунуть мою голову внутрь себя, что, конечно, у неё не получалось, колени её массировали бока моего черепа, вспотевшие ляжки её жгли мои руки и щёки, а кулачок её безжалостно рвал мои волосы, на что я мало обращал внимание, ковыряясь там, где никто из моих одноклассников ещё не был, хотя много врал. Мне не понадобилось много времени, чтобы довести её до оргазма, — я слышал это слово от друзей, — вскоре Катька вздрогнула всем телом и издала животный крик, рука её отпустила мой вихор и оглушительно хлопнула по макушке, при том ноги её задрались, пятки взвились над моей головой, она обхватила боками стоп мои виски, сильно сжала их и, громко стоная, распрямила ноги, в результате чего я получил сильнейший удар по плечам, что отбросил меня от неё, а язык мой бесцеремонно вырвал из её вульвы. Воздух, который попал мне в лёгкие после её запахов, как мне показалось, так же пах её гениталиями, я ощутил кружащий душок мочи и пота, а так же животной сладости, однако, мне не хватало их источника, источника той жидкости, что увлажняла моё лицо и заставляла облизывать губы, а потому я вновь пополз к её истекающеё соком пизде, которая принуждала её сейчас корчиться в сладостных муках и бить нежными пятками в грубый пол. Катька не дала мне приблизиться, она отпихнула меня сильной ногой, что попала прямо мне в лицо и, отправив обратно на пол, высекла из глаз слезу, которая была результатом её попадания в мой нос. Я не предпринимал более попыток, но тогда, когда она затихла, стопы её бессильно упали на пол, а опухшие губки были прикрыты белой ладошкой, я осторожно подполз к ней, к одной из её ног и уже по собственной воле принялся покрывать её поцелуями. Катька не возражала, сперва она безучастно смотрела, как я вылизал её пятку, внутреннюю мякоть, затем вдруг в глазах её возник новый интерес, она приподняла ногу и так задержала её в воздухе, что рот мой удобно взялся за её пальчики, длина которых утонула в моей полости, давая ей солёный вкус, и я ощутил, как бойкие, они зашевелились у меня за губами, задевая нёбо и играя с языком, что щекотал их снизу.
*****
— Тебе нравится? — спросила она у меня, наблюдая, как я начал вводить и выводить её стопу из своего рта, каждый раз, стараясь, вести её как можно глубже.
— Да, — сумел сказать я, на секунду лишив себя вкуса её ноги.
— Хорошо, — кивнула Катька, щекоча пальцами мою гортань. — Я буду делать это с тобой…- она запрокинула голову от наслаждения. — Когда захочу…- она отняла у меня свою ножку, встала и направилась обратно, туда, откуда началось моё унижение. Там стоял её синенький рюкзачок, из которого она извлекла обыкновенную белую тетрадку, на которой красивым почерком было выведено: "Алгебра", бросила её на стол, затем глянула в мою сторону, ухмыльнулась, и направилась к дверям, где обула свои зелёные кроссовки, ещё раз усмехнулась в мою сторону и, щёлкнув дверным замком, вышла.
2.(Как я утвердился в роли раба…)
Закончился урок, я сдал свою работу, что аккуратно была подогнана из копии, той самой тетрадочки, которая досталась мне весьма необычным путём, сладко потянулся, с чувством выполненной работы и хорошего настроения направился вон из класса. Я закончил делать контрольную вторым, первым её сделала Катька, что, победоносно оглядев класс, уже десять минут, как покинула помещение, где старательно сопели двадцать её одноклассников. Двери выпустили меня, я вышел в коридор и увидел там её, дико хорошенькую отличницу, что была в синих джинсах и лёгкой белой футболке, на стопах же её покоились туфли на высоком каблуке, что выпускали наружу два её пальца, которые выглядывали из небольшого разреза на носке обуви.
— Ну, как? — поинтересовалась Катька, улыбаясь так, как она улыбалась тогда.
— Нормально, — пожал я плечами и хотел было пройти мимо, как она вдруг отрезала:
— Стой! — крепкие пальцы её схватили меня за ладонь, и с неженской силой она поволокла меня за собой, однако, я оказал сопротивление, после чего она остановилась и, удивлённо глянув мне в глаза, сказала:
— Тебе же понравилось…
— Мне была нужна тетрадь, — сказал я ей то, чем уже какой день утешал себя, пытаясь увериться, что всё что я там делал, я делал исключительно ради заветной тетради, и уж, конечно, я не находил какой-то сексуальной прелести в поцелуях её ног и промежности, однако, в душе я чувствовал, что это не так, что кроме желания приобрести эту тетрадь, было и что-то тайное, что заставило меня второй раз взяться за её горячие пятки.
— И только? — глядела Катька мне в глаза.
— Да, — уверенно сказал я.
— Значит, ты не будешь? — прищурив око, вопрошала она.
— Это, нет! — твердо заявил я.
— Подумай, Миша! — нехорошо процедила она. — Я могу ведь кое-чем поделиться с твоими друзьями…Рассказать им о том, как ты собирал грязь с моих ног, как ты сосал у меня тут, — она ненадолго положила мою руку на свой джинсовый лобок. — Помнишь это?
— Помню, — похолодев, выдавил я. — Но ты же обещала…Мы же договаривались…
— Мало ли что, — пожала Катька плечами. — Ну?! — она сильно сжала мою руку.
— Я…- я не знал, что сказать. — Так не честно…
— Может быть, — согласилась она. — Можешь рассказать о кому-нибудь о моей нечестности…Думаю, друзья тебя поймут…
Я молчал. Катька посмотрела мне в глаза, где не читалось ничего, кроме тупой безысходности, которую она расценила, как знак своей победы и рывком продолжила наше путешествие. Мы поднялись с первого этажа на второй, там мы долго шли по длинному коридору, чтоб вконец остановиться возле крашенной в белое двери, что слегка была приоткрыта, содержала на себе букву "Ж" и выпускала на волю назойливый туалетный запах.
— Это женский, — машинально сказал я, находясь в замешательстве.
— Знаю, — кивнула она и втащила меня внутрь. По всей школе в это время шли уроки, а потому выложенное скучной белой плиткой небольшое помещение было пусто, у всех кабинок, а было их три, были распахнуты двери, за которыми весело журчали унитазы. Одну из этих кабинок мы и заняли. Катька отделила нас от внешнего мира щеколдой, что противно скрипнула, затем посмотрела мне в глаза и настойчиво попросила:
— На колени, Миша, — она улыбнулась. — Может быть, это будет последний раз, ладонями она вцепилась мне в плечи и насильно уронила меня на холодный белый кафель, в результате чего, из-за узости кабинки, я оказался очень близко от молнии на её джинсах.
— Расстегни, — сказала Катька, хотя она могла это сделать сама, видимо, ей хотелось, чтобы это сделал я, в знак того, что покоряюсь ей и в общем-то, что я и не очень то против этого. Немножко выждав, наконец, одной рукой я взялся за её тёплое бедро, а другой осторожно расстегнул металлическую пуговицу, что крепко сидела в синей ткани, затем моя рука взялась за молнию, медленно опустила её вниз, в результате чего створки джинсов разъехались, и взору моему предстала часть красных трусиков с тугой резинкой.
— Опусти ниже, — приказала она, и я послушно увёл верхнюю часть джинсов к её коленям, что вежливо выглянули из-под материи, наблюдая мои действия.
— Сними трусы, — продолжала Катька, и нежный материал пополз по её бёдрам вниз, к тем самым коленям, открывая моему несчастному взору ту же бесподобную тайгу, от вида которой у меня перехватило дыхание, а в штанах напряглось.
— Так и будешь стоять? — ехидно осведомилась мучительница, видя мою нерешительность, рука её взялась за мой вихор и подвела голову вплотную к её волосатому лобку, который я нежно поцеловал, поражаясь, какая нежная кожа на опушке самого ответственного места. Я утопил своё лицо в эти волоса, ловя жадным носом любые затаившиеся запахи, а их тут было множество самых разных, что ароматно щекотали мне ноздри. Затем я извлек из-за губ своё оружие, медленно подвёл его к опухшим и выступившим из лесного массива половым губкам, дотронулся до них, видя, как они поспешно раскрываются, лизнул ещё раз, вызвав её продолжительный и глубокий вздох, затем уже принялся обрабатывать её влагалище серьёзно, засасывая губки, мелко укалывая между ними, засовывая язык поглубже в её палящую пещерку, прищемляя губами клитор, что нагло выделился из общей прелести. Катька принялась ритмично двигать своей круглой задницей, ловя мой язык всей территорией своей пизды, двигать так, что вскоре голова моя была зажата между её вульвой и стенкой кабинки, а крупная задница её работала, словно стенобитная машина, бёдрами пихавшая мою голову в стену и заставлявшая биться об неё. Я же старательно елозил языком там, откуда поползли первые выделения, облепляя мне лицо, что находилось в полном контакте с Катькиной раскрывшейся мандой, что тёрлась об мои губы, нос и щёки, оставляя на них влажные следы и доставляя своей хозяйке неописуемое удовольствие. Я успел, как следует вылизать её хозяйство, при том она разок успела кончить, так отлупив мою голову своими бёдрами, что в затылочной части пробудились сильные боли, как вдруг дверь туалета скрипнула, кто-то, стуча каблуками, зашел в соседнюю кабинку, а я, замирев, вытащил свой язык оттуда, куда совать его не надо и перестал дышать. Катька угомонилась тоже, даже прикрыв свою промежность рукой, чтобы я не вызвал её невольный стон, и вместе мы терпеливо выслушали, как шуршит рядом бельё, как воцаряется тишина, разбиваемая сильной струёй, что нещадно лупит в безропотную керамику унитаза, затем мы слышим прощальный шорох, двери кабинки хлопают и кто-то покидает наше сексуальное убежище.
— Так же как там, — зашептал я, как только в туалете всё стихло. — Так же сделай…
— Писать? — не поняла Катька. — На тебя?
— Нет, — говорил я. — Туда, — палец мой дотронулся до прохладного бока унитаза. — А потом я тебе…
Она поняла, освободив моё лицо от своих гениталий, зачем-то принялась снимать свои джинсы полностью, сперва, понятно, разувшись, что я мешал ей делать, целуя пальцы её ног, на одном из которых я нашёл розовую мозоль, которой и уделил внимание, покусывая её и лаская губами. Когда Катька оказалась голой по пояс, снизу, она хлопнулась на белое очко унитаза, устроилась на нём поудобнее и, глядя на меня, как верного пса, ползающего в её ногах и покрывающего поцелуями каждый её пальчик, шумно и с наслаждением пописала, на что я внимательно посмотрел, видя, как от тёмной кучки волос прорисовалась жёлтая полоса, что аппетитно зажурчала, знакомясь со стенками унитаза. Как только звук стих, Катька поспешно откинулась на бачок и широко развела свои ноги, приподняв их и упирев в хлипкую дверь, на которой синим фломастером кто-то непохоже изобразил мужской член, наградив его внушительной головкой, от которой отлетало что-то похожее на салют. При виде её роскошной жопы, что уставилась на меня своим тёмным глазом и широко распахнувшегося полового рта, что, казалось, хохотал надо мной, у меня перехватило дух, я захлебнулся в собственной слюне и жадно упал лицом вниз, в это великолепие, одновременно бывшее и безобразием, погрузив в него своё лицо и отчаянно заработав языком. На этот раз мочой пахло гораздо сильнее, но от этого пизда Катьки не казалась отвратительнее, наоборот, меня дико влёк этот живой запах, дыша которым я упивался, ловя на бёдрах её, волосах и непосредственно в вагине крохотные капельки, которые аккуратно поглощал, отправляя их в себя. Так и простоял я на коленях, на белом холодном кафельном полу, вблизи от унитаза, за закрытыми дверьми, в узкой кабинке, упёршись лицом между ног к самой лучшей ученице нашего класса, которой я вычистил все закоулки её полового органа, придав ему ослепительный вид, после недавнего опорожнения, около двадцати минут, за которые она успела три раза кончить, при том каждый раз мне давался всё труднее, так как она принималась остервенело, держа меня за уши, бить моим лицом о свою вульву, крича и пинаясь ногами.
3.(Как я получил вторую Госпожу…)
Я не хотел идти на это день рождение, потому что знал, что там будет Катька, а кроме того много прочих моих друзей, кроме того, море выпивки, что может разбудить Катькину похоть, которую она направит против меня, чем может опозорить меня перед друзьями. Однако меня уговорили, а может, я хотел сам и лишь делал вид, что боюсь Катькиного там присутствия, я пришёл вовремя, поздравил именинницу, подарил ей подарок и был проведён в зал, где уже собрался народ, что начал вливания и горячо приветствовал меня. Там была и она, одетая в чёрное платье, что почти не закрывало её ног, обутая в туфли на шпильке, счастливая и быстро пьянеющая. Она даже не глянула на меня, что-то рассказывая соседу справа и упрямо игнорируя пытавшегося привлечь её внимание соседа слева, при том одна ножка её возлежала на другой, что вынуждало платье слегка приподняться и обнажить во всей его спелости мускулистое её бедро.
*****
Праздник начался под шум тостов, разноплановые шутки, умные физиономии одноклассников, которые скоро начали заметно млеть, теряя свою солидность и выдержанность, особенно после того, как хлопнула дверь за родителями именинницы и задорный смех Катьки, что заразительно приветствовала шутки своего соседа, к которому, неожиданно, я испытал ненависть, оповестил, что веселье началось. Желая притупить это чувство, я особо не скупился на алкоголь, тем более пил я не так часто, как сейчас, а потому вскоре тело моё отяжелело и стало затруднительно для управления, мысли принялись танцевать дикие танцы, рот выдавал разные умности вперемешку с глупостью, а рука чаще ныряла за вечно полным стаканом. Вскоре кончился этап просто вливаний, народ опьянел и желал развлечений, началом которых послужил старенький магнитофон, что бойко заморочился чем-то ужасно современным, что безжалостно напрягло его немолодые колонки. Наметились танцы, начала которые Катька, что, покинув стул и выпрыгнув в середину комнаты, принялась исполнять интересные движения, неудачным сопровождением к которым были постоянные одергивания платья, что вечно стремилось задраться и показать её хорошенькие ножки во всю длину. Вскоре её окружили потные тела одноклассников, что дыша алкогольными ртами и вращая нетрезвыми туловами, бросились к ней на помощь. С этого начались атаки пьяной Катьки на мою скромную персону, которую она для начала вытащила на танец, что был подло медленен и вынудил меня прижаться к ней, а ей позволил сообщить мне "радостную" новость, что у неё горит в одном месте, которому срочно нужен огнетушитель. Я не знал, что ответить, но слава Господу! в этот момент меня украла у неё именинница, что, тоже захмелев, вдруг возжелала потанцевать со мной, чем освободила меня от дачи сложного ответа. После танца я, чтобы избежать настырного Катькиного внимания, улетел к двум серьёзно выпивающим ребятам, что загородили меня своими крепкими торсами и вручили высокий стаканчик с понятным содержимым, которого я, вкусив, потребовал ещё и ещё, в результате чего
— сурово напился. Вскоре крыша моя полетела совсем, я забылся, меня разбудили, кто-то опять попытался утащить меня на танец, однако, сил моих не было, потому меня оставили в покое, пока я сам не вывел себя из этого блаженного состояния, возжелав отлить, во достижение этой цели устремившись в сортир. Я не помню, дошёл ли я до него, но когда я в очередной раз очнулся, то оказалось, что я лежу на полу в какой-то комнате, а надо мной, где-то вдалеке, маячит белая ткань, что при более старательном рассмотрении оказалась Катькиными трусами, что вели далее её ноги, стопы которых, упакованные в туфли на остром каблучке, покоились рядом с моими ушами. Одним словом, она стояла надо мной, тихо зовя меня и опять же странно улыбаясь. Внезапно, в моём пьяном теле так же пробудилось желание, движимый которым я повернул свою голову налево, уткнул нос свой в её чёрный туфель, подержал его на нём, затем принялся крепко целовать бока и носок обуви.
— Хочешь мою пизду? — грубо поинтересовалась пьяная Катька.
— Хочу, — закивал я, оторвавшись от её ноги.