Она: Да… именно… отстегать по твоей попке… только вот если я девушка и получила 50, то ты как мужчина… должен получить не меньше 100. — Произнесла она с легкой ухмылкой и с блеском в глазах. — это будет очень больно, у меня рука тяжелая… я тебе не рассказывала… я уже порола… одного мальчишку… он меня безумно любил, я в принципе в него тоже была влюблена… я ему не позволяла, как тебе, лазить себе под юбку, а он это пытался. Один раз мне это надоело и я сказало что ухожу от него… он просил остаться… я сказала что я его тогда накажу… я выпорола его всего 20 раз… он ревел как девчонка уже после 10 ударов… ты не боишься так опозорится передомной… это все-таки в 5 раз больше… мммм? — Спросила она плотно прижавши его член между своих ягодок, продолжая свой восточный танец на нем сверху. Его руки потянулись к ее груди. Ее соски действительно торчали, безумно торчали.
Она: Нравится? — Спросила она, положа свои руки поверх его рук. — ну в общем знаешь, как хочешь… я точно намерена сегодня вытерпеть эту порку для тебя… все 50 ударов… тяжелым кожаным ремнем по своей попке… а ты… ты как хочешь… я завтра принесу ремень… или знаешь… ремень это все таки больше подходит для не послушных девочек… а насчет таких крепких мальчиков как ты, если уже пороть… то тонким ореховым прутиком… да это очень больно.
Он: Тебя им хоть раз пороли?
Она: Да пароли, прошлым летом на даче… причем не в доме, а на беседке… положивши грудью на стол и задравши мой тоненький сарафан до талии. Это первый раз когда мне при порке не сняли трусики. И хоть они были слишком условные что бы защитить от жгучих поцелуев орехового прута, но зато хоть как то прикрывали если не саму попку, то мою влажную киску, от малолетних мальчишек, которые пялились на меня из-за соседского кустарника. Но это не мешало им все остальное рассмотреть в малейших подробностях. Мне тогда было так стыдно, я кусала губы что бы не кричать, достойно лежать нагнутой над столом под розгой, что бы хоть в чем то остаться взрослой. Но при этом всем… я так возбудилась от одной мысли что они все видят, слышат мои стоны, видят как вздрагивает мое тело при каждом новом ударе, как вспухает новая алая полоса на уже сформировавшейся женской попке, что у меня текло по бедрам… и мне еще добавили горячих за похотливость. И малолетки слышали за что мне дали добавку, и сдавленно хихикали где то вдали за спиной.
Нууу? … так что? … если хочешь я не буду завтра брать ремень, подготовишь для себя прутики, у вас тут много растет орешника в округе. Впрочем как хочешь…
Он провел ее до дома. Они опоздали ровно на 25 минут.
Он: Ладно я пойду, не хочу слышать как ты будешь вопить.
Она: К твоему сведенью, я уже взрослая девочка, и порку терплю молча… как бы мне не было больно. А сегодня так тем более, я сама принесу отчиму ремень, и порошу меня наказать за опоздание, по два удара за каждую минуту.
Они поцеловались, он еще раз опустил руку на ее упругую попку, слегка шлепнул, она ухмыльнулась, позвонила в дверь и скрылась. Он долго стоял под ее дверью и слушал… Но нечего не было слышно. Абсолютно нечего. Он ушел домой. И хоть он сомневался в правдивости сегодняшнего диалога про ремень и 50 ударов, это все равно его безумно возбуждало, и он чувствовал как что-то меняется в нем навсегда, он становится другим…
Наследующий день она сама пришла к нему домой все в том же наряде что и вчера. Они поцеловались, он опустил руки на ее попку, она слегка вздрогнула и с ее губ сорвался еле слышный стон.
Он: У тебя что до сих пор болит? — спросил он якобы в шутку, потому что был уверен что это все была выдумка.
Она улыбнулась, посмотрела ему прямо в глаза и начала целовать. А потом оторвавшись сказала: Меня выпороли час назад, вчера не было времени… хочешь посмотреть?
Он промолчал, смотря в ее карие глаза, которые блестели, даже скорее горели в предвкушении чего то особенного. Так прошло несколько долгих секунд. Она молча развернулась к нему спиной, и начала медленно тянуть свою короткую юбчонку вверх. Его взору медленно открывались ажурные края черных чулок. Затем верхняя часть бедер, и уже на них он увидел ярко красные, с фиолетовым оттенком в тех местах куда приходился кончик ремня, широкие отметены, с вспухшей кожей по краям. Затем край ее упругой попки, которая была просто багрового цвета, и наконец все ее полушария обтянутые тонкими стрингами, и разукрашенные сплошными полосками широкого ремня, которые часто сливались в одно вспухшее красно-багровое пятно. Его так завело то что он увидел, что он мгновенно почувствовал насколько ему тесно в его джинсах. Он заметил, что самая вспухшая и багровая часть ее попки была там, где она переходила в ее стройные сильные бедра. Он не удержался что б не прикоснутся к этому месту.
Она: уффффф… . .
Он: Больно?
Она: Он всегда порет эту часть попки сильнее всего… говорит мол будешь вспоминать каждый раз когда будешь садиться.
Он присмотревшись увидел в нескольких местах четкие следы от пряжки.
Он: Я вижу ты промокла когда тебя пороли? — сказал он, ткнувши пальцем в одно из тех мест, где четким багрово-фиолетовым сияла пяти угольная звезда.
Она: Да… я еще некогда не была настолько мокрой во время порки… даже тогда на веранде на даче. Я все время думала про то что терплю эту порку ради тебя…