— Замерзла? — поинтересовался я, преодолевая слабое сопротивления и фиксируя ее руки в стальных зажимах, — Ничего, сейчас я тебя разогрею.
— Что вы собираетесь со мной сделать? — дрожащим голоском спросила она.
— Это будет зависеть от твоего поведения, дорогая, — ответил я и ободряюще погладил по щечке.
— Только не бейте, пожалуйста!
— Да я тебя пальцем не трону! — совершенно искренне пообещал я, проводя рукой по гладкой коже ее голени и заставляя раздвинуть ноги. Зафиксировав и их, я отошел чуть в сторону, посмотрел на свою беспомощную жертву и, поставив в зоне ее видимости чемоданчик, открыл его.
Леночка закричала. Только сейчас она осознала, что ее ждет. В чемоданчике в специальных углублениях лежали мои любимые садомазохистские приборчики — длинный черный крученый хлыст с затейливой вязью из проволоки, плеть-семихвостка, в свернутом виде похожая на осьминога, большой кожаный солдатский ремень и резиновая дубинка. Подчеркнуто не торопясь, я разложил все это перед ней на небольшой столик и кивнул на него —
— Выбирай.
Лена тщетно пыталась вырваться из стальных объятий дыбы. Она была близка к панике.
— Пожалуйста, не надо! — умоляла она, — Я сделаю все, что вы скажете, только не надо меня бить.
— А бить я тебя не буду. Я буду тебя пороть. Выбирай! — прикрикнул я на нее, — Или мне выбрать самому?
Лена замолчала, старательно взвешивая, от чего ее восхитительное юное тело может получить наименьший урон. Я старался угадать ход ее мыслей. Хлыст она отвергнет сразу, как и плетку, уж очень устрашающе они выглядят, ну а дубинка ассоциируется с различными увечьями, хотя моей покалечить можно, только если использовать ее вместо члена (кстати, хорошая мысль, но, пожалуй, не для сегодняшнего шоу). Остается ремень.
— Ремень, — сказала Лена, определенно придя к таким же выводам, — Только подумайте, пожалуйста, над моими словами. Я буду очень нежной, очень ласковой…
— Как ты думаешь, сколько ударов этим ремнем ты заслуживаешь за попытку угнать мою машину? — перебил я ее, поднося выбранный ею ремень поближе к ее глазам.
Она снова всхлипнула, не в силах сдержать слезы.
— Я думаю… десять, — запинаясь, произнесла она.
Я рассмеялся.
— Не смеши меня. Ради этого я бы не стал тебя везти через весь город.
Лена испуганно молчала. Нет, такие игры, как практиковали мы с Ларисой, с ней явно не пройдут. Она слишком напугана.
— Ладно, тогда правила назначу я, — сказал я, заходя ей за спину и видя, как напряглось все ее тело, — А тебе лучше расслабиться, не так больно будет.
Расслабиться у Лены не получилось, напротив, на ее руках и ногах вздулись весьма неплохие мышцы, выдавая ее знакомство с каким-то видом спорта. Тем лучше, хотя до Ларисы ей было далеко.
— Пятьдесят ударов, — сказал я и добавил, — для начала.
— Нееееееееееееееееет!!!!!!!!!
Ее крик резанул меня по ушам. Я тут же оказался перед ней и заткнул ей рот.
— Кричать еще рано, понятно? Вот когда я начну рисовать пешеходную дорожку на твоей спинке, тогда кричи. А сейчас молчать, поняла? Иначе я завяжу тебе рот, будешь давиться собственными воплями!
Она закивала головой, испуганно глядя мне в глаза. От нее веяло животным ужасом. Я снова зашел ей за спину и провел рукой вдоль позвоночника, с удовольствием ощущая мягкое сопротивление упругих мышц. Затем размахнулся и для начала несильно хлестнул ее по спине повыше талии. Лена вскрикнула, больше от страха, чем от боли. Сначала я решил не истязать ее, но ее кожа была очень нежной, и даже легкие касания моего ремня оставляли на ней красноватые полосы. Лена же вопила во всю мощь голосовых связок. Обычно я приветствую, когда кричат, но сейчас ее визг бил по ушам. Поэтому, остановившись, я снова подошел к ее залитому слезами личику.
— Правила меняются, радость моя, — сообщил я ей, — больше тебе не разрешается кричать.
Она снова забормотала что-то насчет пощады, задыхаясь от рыданий. Нарушив свое недавнее обещание, я привел ее в нормальное состояние, залепив пару основательных пощечин.
— Я нанес тебе уже двадцать ударов, — сообщил я Лене, когда она обрела способность воспринимать сказанное, — следующие тридцать будут гораздо сильнее. Но как только ты закричишь, количество оставшихся удвоится. Поняла? Чем дольше продержишься без крика, тем меньше будешь страдать.
Она кивнула, закусив губку. Я знал, о чем она думала — таких, как я, нужно поменьше злить и во всем соглашаться — тогда есть шанс выжить. Только сейчас я подумал, что она до смерти перепугана и, пожалуй, даже не уверена, что удастся ли ей остаться в живых. Поэтому я ласково погладил ее по нежной, пока еще нетронутой коже попки, и сказал:
— Будь хорошей послушной девушкой, и я тебя отпущу.
После чего отвел руку назад и обрушил на ее беззащитную спинку звонкий, размашистый, хорошо выверенный удар кожаным ремнем. Лена глухо застонала, отчаянно пытаясь сдержать рвущийся из легких крик. Я дал ей секунд десять передохнуть и с ювелирной точностью впечатал грубую резину в ее очаровательно приподнятые беззащитные ягодицы. Стон был громче и протяжнее, изящную фигурку девушки стали сотрясать сдерживаемые рыдания. Снова я дал своей жертве отдышаться. Третий удар вырвал из ее легких животный хрип, и она разрыдалась во весь голос. Лена уже была на грани и четвертый удар мог стать для нее роковым. Я придержал поднявшуюся было руку и провел пальцами по свежеисполосованной спинке и попке. Кожа под моей рукой была сухой и горячей. Лена вновь задергалась, пытаясь высвободиться. Мои пальцы тем временем исследовали ее восхитительное лоно и предмет моей особой слабости — маленькое звездообразное колечко ануса. Мой член, и без того каменный, запульсировал в бешеном ритме, когда я почувствовал, насколько тугой и неразработанный ее "черный ход". При всей своей многоопытности Лариса уже не могла обеспечить такое сопротивление мышц ануса, как эта перепуганная девушка — два плотно сжатых пальца с трудом проникли в ее анальное отверстие, и я почувствовал, как, сладко затрепетав, вокруг них сомкнулись теплые стенки.
Я тряхнул головой, отгоняя дьявольское наваждение. Лена была в полной моей власти, но я все же отдавал себе отчет, что за происшедшее изнасилование вполне можно и ответить перед законом. За истязание, впрочем, тоже, но это ведь еще надо доказать. Но за это совесть меня мучить не будет. А вот Ларисе я поклялся никогда не изменять без ее ведома, и клятву надо держать. А экземплярчик все же попался мне что надо…
Я двинул пальцы в обратном направлении, но потом снова ввел их на всю длину. Лене было явно больно, но не так, как при порке ремнем. Сцепив зубы, она смотрела в одну точку прямо перед собой. Пошуровав в ее теплых глубинах, я вырвал из ее горла несколько стонов. Пришлось высвободить из штанов член — он так рвался на свободу, что начал болеть.
*****
— Ну что, продолжим, — зловещим тоном процедил я, перехватывая его в левую руку, а ремень — в правую.
Лена, смирившись со своей незавидной участью, уже не молила о пощаде. Я снова начал хлестать ремнем ее беззащитную попку, стараясь не переусердствовать. Но надолго ее не хватило, и когда ей оставалось получить двадцать два удара, она взвизгнула, тем самым по правилам нашей жестокой игры удвоив их количество.
Я не собирался щадить ее, невзирая на возобновившиеся мольбы, но дал небольшую передышку. Спустя минут пять экзекуция была продолжена. Я встал у нее за спиной и чуть сбоку и занялся рисованием своего любимого узорчика — "зебры". Начал я с еще нетронутой области на ее спинке. Серия мощных ударов — и на нежной коже девушки вспухли двенадцать полос, постепенно меняющих свой цвет с нежно-розового на темно-багровый. Лена кричала, не переставая, отчаянно пытаясь освободиться. Ее бесплодные усилия распаляли меня еще больше.
Дойдя до ее изящной талии, я остановился, любуясь проделанной работой. Девушка плакала навзрыд, сотрясаясь всем телом. Нежно погладив ее по опухшим ягодицам, я опустил руку пониже и коснулся упругих бедер. Нежная кожа приятно подрагивала под моими прикосновениями, и мой член буквально разрывался от перенапряжения.
На бедрах ремень не оставлял столь явных полос, поэтому мне пришлось прибавить темп. Захлебываясь слезами, Лена кричала так, что у меня звенело в ушах. Каждый новый удар заставлял дрогнуть ее голосок, но в последующие секунды, когда боль от ударов распространялась по всем нервным центрам, она наверстывала упущенное. Когда из предназначавшихся ей сорока четырех ударов оставалось двадцать, в ее отчаянных криках в первый раз прорезался хрип. Опасаясь, что она сорвет свой пронзительный голосок, я прервал экзекуцию и сходил за скотчем. Старательно залепив ей рот, я лишил ее возможности кричать. После чего снял со штатива камеру и поднес ее поближе, снимая с близкого расстояния результаты проделанной работы. А там было от чего прийти в исступление. Вся ее прелестная спинка была разрисована вспухшими полосами, оставленными моим ремнем, которые пересекали ее в разных направлениях, а предмет моего восторга — упругая и изящная попочка — была сплошь покрыта кровавыми разводами. Только ее стройные ножки, за исключением бедер, были еще нетронуты. Их я оставил на десерт.
Затем я взял крупным планом ее залитое слезами личико с вышедшими из орбит глазами. В них застыла немая мольба и животный страх. Слова уже были ни к чему: Лена едва ли что-то понимала в происходящем.
Водя левой рукой вдоль налитого неистовым желанием ствола своего члена, я продолжил. Теперь под безжалостный обстрел попали ее ножки, точнее — область пониже колен. Лена давилась собственными стонами, и ее неистовое мычание, пробивающееся сквозь плотно приклеенный скотч, заставляло мой член сладко пульсировать. Очень быстро я почувствовал, что момент кульминации близок. Ремень полетел на пол, я поспешно перебросил в помощь левой руке правую, и вскоре разразился обильными залпами. Длинные тягучие струи спермы ударили на распростертое передо мной тело, перед глазами заплясали радужные круги, и я обессиленно опустился на четвереньки. Кружилась голова, низ живота сводили сладострастные судороги. Впервые после отъезда Ларисы я чувствовал себя удовлетворенным по полной программе.
Как это всегда бывает, на время я утратил интерес к происходящему. Натянув первую попавшуюся под руку одежду, я отлучился на кухню, где с наслаждением приложился к бутылке с минеральной водой, одновременно размышляя, как бы избавиться от Лены, не привлекая к себе никакого внимания. В первый раз мои любимые забавы могли обернуться серьезными неприятностями, и в моих дальнейших действиях не должно быть ошибки.
Я вернулся в спальню. Девушка неподвижно лежала, беспомощно распластав руки и ноги. Ее ягодицы и спинка ощутимо распухли, ножки же только начинали приобретать характерный темно-багровый оттенок. По нежной коже безобразными кляксами были разбросаны кровоподтеки вперемешку с подсыхавшей спермой. При виде ее роскошного тела я снова почувствовал сладкий зуд внизу живота, но теперь терпеть было легче. Поэтому я, не обращая внимания на плотские позывы, решил великодушно простить ей оставшуюся часть наказания и подготовить к эвакуации.
Но, отвязывая неподвижное тело, я заметил, что мои удары нанесли ей куда больший ущерб, чем я думал. Особенно четко это стало видно, когда я щедро окатил ее водой, намереваясь привести в чувство и заодно очистить кожу от засохшей крови и спермы. Лена громко застонала, зашевелилась, и из мест рассечения кожи снова просочились алые струйки. Больше всего таких мест было у нее на попке, но два особо жестоких удара буквально содрали кожу под лопатками.
Запоздало сожалея о том, что в доме нет ничего усыпляющего, я отвязал ее. Лена пребывала в полузабытьи, и только вздрагивала даже от самых аккуратных прикосновений к своему телу. Распластав ее совершенно обнаженную на нашем двуспальном диване, я, борясь с дьявольским искушением, смазал все рассечения лечебной мазью, останавливающей кровотечение в считанные минуты. Затем подтащил поближе всю ее одежду, заблаговременно принесенную из ванной, и стал одевать ее. Пришлось изрядно помучаться, но в итоге она оказалась одета почти полностью, за исключением своей кожаной курточки. Ее я забросил в свою машину, перед этим приковав Лену наручниками к изголовью кровати.
— Может, это тебя научит не лазить по чужим машинам, — назидательным голосом проговорил я, возвращаясь в спальню.
Лена скорчилась на полу, подняв прикованную руку, и тихо всхлипывала, дрожа всем телом. Я отстегнул ее и помог подняться. Она с трудом стояла на ногах.
— В какой район тебя отвезти?
Ее взгляд впервые за последний час обрел осмысленность. Похоже, она сама не верила, что для нее все кончилось. Она назвала станцию метро, находящуюся на другом конце города, и я облегченно вздохнул — судя по этому, жила она далеко. Но главная проблема заключалась в том, как вывести ее из дома, не привлекая ничьего внимания. Несмотря на поздний час, рисковать не хотелось.
— Прости, милая, — проговорил я и нанес ей сильный рассчитанный удар в челюсть. Ее зубы громко клацнули, и она, подкатив глазки, упала на ковер.
— Другого выхода не было, — виновато произнес я и вышел в коридор за огромной туристической сумкой. Зафиксировав девушку в позе зародыша, я не без усилий отволок ее к выходу, затем провел некоторое время перед дверью, осматривая окрестности. Снег продолжал идти, начисто уничтожив наши с ней следы, ведущие от гаража к дому. Я снял маску, снова подогнал машину поближе ко входу и перенес сумку в салон, положив на заднее сиденье. Затем запер дом и уселся за руль. Кружить по городу не хотелось и не было особого смысла, и я просто погнал машину на кольцевую, намереваясь сделать большую дугу и подъехать к указанной ей станции с другой стороны. По пути я обдумывал, как бы получше без свидетелей избавиться от своей нежданной гостьи. Несмотря на глубокую ночь, на шоссе было много машин. Ничего путного на ум не приходило, а тут еще Лена пришла в себя и стала громко стонать.
— Заткнись! — рявкнул я на весь салон и на всякий случай сбавил скорость. Не хватало только, чтобы меня остановила милиция.
Впереди промелькнула темная проселочная дорога. Как раз то, что надо, учитывая, что до указанной ею станции метро было уже недалеко. Я свернул туда и остановил машину, отъехав на пару сотен метров от шоссе. Натянув маску, я расстегнул молнию сумки и помог Лене выбраться. Она вся дрожала, ее руки были горячими и сухими, похоже, у нее начинался жар. Ничего страшного, меньше запомнит! Я, преодолевая ее слабое сопротивление, нахлобучил ей на голову ее же курточку и коварно толкнул в сугроб. Пока она выбиралась, я залез в машину, быстро дал задний ход и понесся задом-наперед обратно. Добравшись до шоссе, напоследок я стрельнул фарами вдоль дороги, и разглядел ее фигурку, вышедшую на дорогу. Сбросив маску, я шутливо помахал ей высунутой из окна рукой, развернулся, и газанул домой.
Там меня ждала трехчасовая видеокассета с записью моего неожиданного приятного развлечения, так удачно скрасившего мою скучную холостяцкую жизнь. До приезда Ларисы оставалось еще несколько дней. За это время мне нужно было попросить своего знакомого умельца заменить стекло в машине, а потом на всякий случай перекрасить ее. А еще лучше — купить новую. Этой-то уже четыре года, подарю-ка ее своим родственникам в Николаеве…
октябрь 2001
Продолжение следует…