— Так что тебе сказал дедушка? — переспросила богиня.
— Дедушка сказал, — промямлил мальчик, — чтобы я оживил его: и ещё раз послушал, как бьётся ваше сердце, тётя!
— Дедушка у нас вообще молодец! — охотно согласилась с племянником девушка. — Так что же мы стоим? Вперёд — и с песней!
Асклепий тяжело вздохнул, подошёл к больному (вернее, уже мёртвому) , сделал ему инъекцию из стеклянного шприца (одноразовых шприцов древнегреческая промышленность тогда ещё не выпускала) , после чего принялся делать ему искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Тогда этим умением не обладали даже боги! Это сейчас любая работница на любом производстве прекрасно знает, как это делается, и на ежегодном экзамене бодро и без запинки докладывает главному инженеру цеха:
— Три раза — в рот, пять раз — на грудь! . .
Вот бы посмотреть хотя бы одним глазком, как она это будет делать, так сказать, в натуре! Полжизни бы отдал! . . Гм-м-м! . . Да! . . Мечты, мечты, где ваша сладость? . . Но вернёмся к нашим героям! . .
Мало помалу, Ипполит ожил! У него появилось дыхание, начали розоветь щёки… Только Эскулап-Асклепий начал писать рецепт (на латыни, разумеется!) и заполнять больничный лист, как в дом без стука вошёл Артемидин папа, то есть, сам Зевс!
— Я ведь говорил тебе, остолоп, — в гневе закричал он на Асклепия, — что оживлять мёртвых у нас, в Древней Греции, запрещено! Тем более, без лицензии! Сам подумай, что получится, если все, кому не лень, начнут оживлять мертвецов?! Какая путаница возникнет в налоговой инспекции, в паспортном столе, в ГИБДД?! Бардак, никакого порядка, понимаешь!
— Тётя попросила! — пролепетал бедный юноша.
— Ох уж эта мне тётя! — с досадой крякнул владыка. — Разберусь я с этой тётей, крепко разберусь! Но и у тебя самого голова на плечах должна быть! . . Так вот: за то, что ты ослушался меня, отправляю тебя в подземное царство Аида! В командировку, так сказать! — рассмеялся Зевс над своей шуткой.
Тут же он треснул юношу по голове посохом, и Асклепий в мгновенье ока перенёсся на берег реки Стикс, где его уже поджидал Харон. Усадив пассажира в лодку, Харон шустро заработал вёслами и повёз его в царство теней.
— У тебя опохмелиться ничего нет? — на всякий случай спросил старик у пассажира.
Тот молча достал из кармана пузырёк медицинского спирта.
— Ништяк! — обрадовался тот. — Знаешь, — доверительно продолжал Харон, опрокинув в себя содержимое пузырька и вытерев губы, — тащат всякую гадость! То палёную водку, то, вообще, технический спирт! . . А закурить не будет?
— Курить вредно! — машинально ответил Асклепий, думая о чём-то о своём.
— Эт точно! — охотно согласился с ним Харон. — Жить, вообще-то, тоже вредно — от этого помирают! . . Я убью тебя, лодочник, — неожиданно затянул он, — я убью тебя, лодочник, я убью тебя, лодочник, я убью тебя, лодочни-и-ик! . . Ну вот, парень, как говорится, и приплыли! Счастливого тебе пути и долгих лет жизни! — рассмеялся Харон.
— Пошёл ты, знаешь куда!? — мрачно ответил ему Асклепий и, не попрощавшись, побрёл в царство теней:
Но вернёмся к Зевсу и Артемиде.
— А ты, извращенка, — повернулся владыка к дочери, — как ты меня уже достала! Тебе, что, богов мало — со смертными мужиками путаешься? Или тебе, может, ещё и жеребца захотелось? . .
Ну, тут уж и Артемида не выдержала — взыграла родительская кровь (вспомним, кем были её папа с мамой) !
— Да, захотелось! — с вызовом произнесла она, бесстрашно глядя на отца. — Да, жеребца! Тебе-то какое дело? Ты, что ли, его заменишь? — она с насмешкой оглядела старческую, согбенную фигуру. — Ни за что не подумала бы! . . Старый козёл! — тихонько добавила она в сторону, но отец всё равно расслышал.
Уж тут-то он разгневался вообще не на шутку!
— Вон из моего царства! — закричал Зевс в гневе. — Вон отсюда! Шлюха! Проститутка! Глаза бы мои тебя больше не видели! . .
Артемида, гордо подняв голову, спускалась с Олимпа с драгоценной ношей на руках, а вслед ей доносились страшные оскорбления, высказанные отцом, конечно же, не от сердца, а всего лишь от жгучей обиды на дочь и на весь этот несовершенный (увы!) мир, которым ему суждено править веки вечные: До тех пор, пока его не сменит на этом нелёгком посту божественный Апполон: Увы! Этому не суждено было случиться! . .
— Отец! Зевушка! Зевунчик, хороший мой! — ломая руки, рыдала мать-старушка Гера. — Прости её, отец! Не гони девочку! Да ещё с ребёночком малым на руках! Она, конечно, мне не родная дочь, но всё же люблю я её! . .
— Нет! Молчи, мать! Я сказал — значит, точка! Моё слово — кремень! — сурово, твёрдо и решительно (как и подобает мужчине!) заявил Зевс. Понятное дело, потом-то они, мужчины, одумаются, уступят своим мудрым жёнам, ещё и прощения у них будет просить! Ну, а пока что лучше не попадаться мужику под горячую руку! Гера это очень хорошо знала (поживи-ка с супругом не одну тысячу лет — ещё и не то узнаешь!) и потому отступилась от мужа. А Артемида тем временем вспорхнула в небо (богиня, как-никак!) и тут же очутилась на Аппениннском полуострове, или в солнечной Италии, где тогда правил родной брат её отца Юпитер. Облюбовала она один райский уголок с роскошным дворцом и сделала так, что она стала его владычицей, и никто этому не удивился.
Впрочем, и в наше время такое бывает! Сегодня, скажем, заводом владеет некий Каха, а завтра, глядишь, уже Баха. И чем один из них отличается от другого, совершенно непонятно! Оба — чёрненькие, оба говорят по-русски из рук вон плохо! . . Но такие вопросы решаются отнюдь не на грешной земле, а где-то там, на Олимпе! Наше же дело маленькое: лишь бы этот Каха (или теперь уже Баха) зарплату вовремя платил! . .
Забегая наперёд, скажу, что Артемида при первой же возможности посетила великосветский раут, на котором произвела собой настоящий фурор! Мужчины были просто без ума от неё! А старенький губернатор (Юпитером звать) — тот вообще распустил на неё слюнки! И, чтобы отбить всякую охоту у остальных претендентов на её руку и сердце и рассеять все сомнения, Юпитер девушку: удочерил! Вот так вот! И перед женой потом очень легко будет оправдаться — типа, пообщался с дочкой немного тет-а-тет, и что в этом зазорного?! . . И назвалась Артемида Дианой — вроде как принцесса, на пароходе из Англии приехала, с братишкой на лечение. И даже на личной жизни она поставила крест — ну, ни дать ни взять, сестра милосердия! Тут всё общество Артемиду-Диану весьма зауважало! . .
Но вернёмся к Ипполиту! Едва Артемида бережно уложила его тело на диван, поручик Ржевский (Ипполит, то есть) открыл глаза.
— Где я? — слабым голосом произнёс он.
— Ты — у меня в плену! В сладком плену! — жарким шёпотом ответила ему Артемида, с любовью глядя на прекрасного юношу и нежно целуя его в губы. — И никуда я тебя от себя не выпущу, понял?! Ты — целиком в моей власти, и посмей только меня ослушаться! И ни на каких лошадях ты у меня больше не будешь кататься! Хватит! Я не разрешаю! . .
: В отсутствие Асклепия лечение существенно затянулось, но всё же, мало-помалу, Ипполит начал поправляться. Опираясь о палочку, он выходил в сад и долго-предолго бродил по нему, с тоской глядя за ограду забора, за который ступить ему было категорически запрещено… По мере выздоровления юноша всё больше тосковал, ворочался, вздыхал по ночам:
— Ты чего это не спишь? — сердито выговаривала ему Артемида. — Сам не спишь, и мне не даёшь! . . И кушаешь ты плохо! Открой ротик, солнышко!
Ипполит послушно открывал рот, и богиня совала ему полную ложку чёрной икры:
Нужно сказать, что Артемида, как и подобает скромной девушке, поселилась в соседней с Ипполитом комнате. Каждый вечер она с затаённой надеждой ожидала визита юноши, и каждый же вечер разочарованно засыпала одна. В конце концов, богине это надоело — не для того она оживила парня, чтобы спать в разных с ним комнатах и в разных постелях!
Однажды вечером, приняв ванную, она отправила туда же и Ипполита. Пока тот купался, Артемида успела высушить волосы и нанести макияж. А после ванны этот олух царя небесного вновь скрылся в своей комнате! Вот остолоп!