— Почему ты здесь? — спросила Верховная воительница своим мягким звучным голосом.
— Потому что я не смог защупать вашу любимицу Вейту, — сказал Леннарт, стараясь подбирать правильные слова чужого языка: — а она меня — смогла.
— Кончил? — с улыбкой спросила Верховная.
— Он не дала, — скрипнув зубами пробормотал Леннарт — Она вместо этого врезала мне по моим… по этим… по круглым…
— Чтобы сказки поганые не рассказывал! — крикнула Вейта. Как и положено амазонке, возвратившейся в частокол с добычей, она хлебнула еще пива прямо из бочки и теперь стояла в первых рядах, обнимая за плечи пару любимых подруг. Титьки их упруго подпрыгивали при каждом сказанном слове, соски набухли, выдавая возбужденную радость. Но их красота меркла рядом с совершенными по форме и потрясающими размером грудями Верховной властительницы.
— Мужчина, который не смог себя защитить достоин позора по совести, -нараспев, словно гимн проговорила Верховная, обращаясь к толпе амазонок: — мужчина, который нарушил условия Договора достоин позора по закону. Мужчина который выдумывает ложь достоин позора по справедливовсти…
— На хрен его! — заорала Вейта. И десятко красивых девчонок вокруг столба, взмахнув над головой топором или просто обмотанным ремнями кулаком, повторили:
— На хрен! На хрен!
Толстенное бревно было вкопано там, где повозки и шатры расступились у стены частокола. Еще когда его сюда вели, Леннарт заметил, в форме чего сделано навершие столба. Дерево рассохлось и стало серым от времени, должно быть амазонки таскали с собой этот тотем не первый год, и заботливо вкапывали на месте новой стоянки.
— Все-таки без хрена вы не можете, — тихо, чтобы никто не услышал пробормотал в бессильной злости Леннарт, глядя, как в такт выкрикам колышутся телеса торжестующих девчонок. Столько сисек сразу, от этого одного кончить можно. Яйца болели уже меньше, и хрен набухал, помогая терпеть другую боль, ту, которая распирала мочевой пузырь.
— Верная моя Вейта, ты защитила мою честь и будешь вознаграждена, — сказала властительница, и подозвав к себе молодую амазонку, величественно возложила той ладони на грудь. Вейта даже зажмурилась то ли от гордости, то ли от физического блаженства: — Ты получишь новый доспех, искусной выделки, который защитит от мужских мечей твое нежное тело в возможной войне. И ты отужинаешь сегодня в моем шатре!
Вопль ликования сотряс площадь у позорного столба. Толпа потекла вслед за Властительницей и Вейтой, которые даже не оглянулись на привязанного к столбу варвара. Но часть амазонок не спешили покидать интересное для них зрелище.
Шушукаясь и толкая друг друга локтями молоденькие девчонки, с хихиканьем посматривали на здоровенного Леннарта и явно чего-то ждали. У некоторых еще не вполне сформировалась фигура, и гордо выставленные в просветах доспеха соски их еще трудно было назвать грудью — так, припухлость, округлости. Но некоторые были уже совсем ничего, и вот эти шушукались посмелее.
— Чего таращитесь, зассыхи? — шуганул их Леннарт тем своим рыком, которым в холмах останавливал бывало медведя. Девушки шарахнулись как стайка горных козочек от коршуна, но тут же сообразили, что коршун, то бишь мужчина, привязан крепко. Пять оборотов пеньковой веревки притянули локти Леннарта к столбу, и вдобавок ноги, расставленные в стороны удерживала та же веревка, перекинутая через столб несколько раз. Это чтобы колени не свести.
— Любуемся! — крикнула какая-та амазонка посмелее, говорившая на языке варваров неплохо, хотя и с сильным степным акцентом: — мы таких здоровенных еще не видели. Да я не про тебя, варвар, я про твой столб. Такой он прямой! Такой он толстый!
Девчонки расхохотались в голос. Та, что посмелее подошла ближе, ступая осторожно, словно входила в клетку хищника.