Этот голос был щекастого и красного Мандарина, он заёрзал на месте и двинул от себя пузатый заварной чайник:
– …стоит ли повторять? Пусть лучше Ван Ши Нан идеально отрепетирует: свой фокус и не обольщается сиюминутным успехом, который мы только что увидели.
– Вот именно, дорогие и ближайшие мне Мандарины, – подхватил Чжоу Дунь, – вся моя речь только о нём, о Ван Ши Нане, и я прошу тебя довести механизм своих пальцев до полного совершенства, впереди целая ночь, проделай без перерыва ровно сто раз. Если ошибёшься – ещё сто, и так далее – до полной идеальной попытки, ясно?
– Ясно, – ответил Ван Ши Нан.
– Если ясно, приведи сюда Юй Цзе.
Ван Ши Нан кивнул и вышел.
Самый скуластый Мандарин тут же спросил:
– А что прикажете делать с женой императора?
– Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа…
Стоящий у трубы император насторожился, продолжая слушать слова Чжоу Дуня:
– Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа. Ядовитый порошок подействует только к вечеру и совершенно внезапным ударом в голову, а Чау Лю – как неоднократно видел Ван Ши Нан – сама приносит императору среди дня остатки любимого утреннего чая, она и подсыпала отраву. А мы потом огласим при всём народе её коварное злодеянье.
– Но зачем жене травить мужа? Нужны, между прочим, веские оправдания такого жестокого поступка, – раздался голос щекастого Мандарина.
– Они есть – острый супружеский конфликт, который и привёл к трагедии. Во время наших постельных встреч жена императора мне часто плакалась именно о том, как ей ужасно надоел император своими идиотскими шутками по поводу её бесплодия и как она страдает, видя смешливые взгляды всего Дворца. "Я готова убить его, он во всём винит меня, а сам не в состоянии зачать как достойный мужчина!" , – и голос Чжоу Дуня акцентировал. – Обратите вниманье: ГОТОВА УБИТЬ.
Голос прыщавого Мандарина добавил со знанием дела:
– О-о-о, она – настоящая змея: и позволит погладить, и тут же проглотит. Всё пичкает мужа своими стишками об истинной добродетели, а сама ненавидит его.
– Почтенные Мандарины, мне ли ни знать её змеиную хватку, – горько прозвучал голос Чжоу Дуня, – два часа тому назад я чуть ни шагнул под пытки в знакомый вам дворик, и всё потому, что резко оборвал с ней постельные отношения.
– Да, это Вы – опрометчиво, опрометчиво, – заметил кто-то, усмехнувшись.
– Ничего не мог с собой поделать, вдруг потянуло на молодых наложниц.
Мандарины засмеялись.
– Однако, если Вы сидите с нами живой и невредимый, значит, благополучно исправили свою ошибку, – хихикая, сказал голос щекастого и красного Мандарина.
– Увы, пришлось исправить прямо на ходу, в драгоценном хранилище фолиантов среди исторической китайской пыли.
Все снова засмеялись.
Император закрыл глаза и стал очень бледен, слушая всё это. Из трубы долетел скрип двери и чьи-то шаги…
На кухню вошли Ван Ши Нан и наложница Юй Цзе.
Она поклонилась, поднесла к лицу маленькие ладошки, опустила глаза в пол и замерла.
– Пожалуйста, – попросил Чжоу Дунь, – подойди к столу и смотри на нас, не бойся. Я никогда не думал, что после близости с Ван Ши Наном ты станешь ещё пугливей.
Очень довольный Ван Ши Нан громко хмыкнул, а Юй Цзе подошла к столу.
– Вот так. Нам очень приятно видеть твоё очаровательное личико, не правда ли, почтенные Мандарины?
Мандарины один за другим воскликнули:
– Очень! Такая милашка!
– Очаровашка!
– Лепесток свежего лотоса!
– Ты давно видела старшую сестру Май Цзе? – спросил Чжоу Дунь.
– Давно не видела, – ответила она. – Май Цзе, говорят, сошла с ума?
– Это – хитрая уловка. Твоя сестра крутит-вертит и водит всех за нос, идя к своей заветной цели.
– Какой цели? . .
– А ты не знаешь?
– Нет, Главный Министр.
– Она мечтает вместо тебя родить наследника нашему императору…
Император, стоя у трубы, покосился на Май Цзе.
Май Цзе увидела, коротко вздохнула и опустила глаза…
А на кухне продолжался разговор.
– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА! – сказала Юй Цзе. – Да пускай себе рожает! Я смертельно боюсь этих родов, меня всю трясёт! Я не хочу, не хочу! Мне кажется, что я сразу умру, наша мама умерла, когда рожала третью дочку! Я готова сколько угодно и когда угодно ублажать каждого из вас как любовница первой ступени, только бы не рожать! Только не рожать!
– Нам это очень нравится: "сколько угодно и когда угодно" , – сладострастно ответил Чжоу Дунь.
– Да-да, а то мы решили, что Ван Ши Нан уже стал частным собственником, – весело добавил прыщавый Мандарин…
Император, слушая трубу, прискорбно прошептал:
– Какая пошлость… они окончательно испортят её…
На кухне все смотрели на дурочку Юй Цзе, которая не хочет рожать императору, и слушали её глупую речь.
– Ван Ши Нан – не частный собственник, он – мой гениальный учитель во всех любовных премудростях, искусно сломавший преграду между девушкой и зрелым мужчиной! Он открыл мне дорогу в жизнь, и я совсем уже не ученица и могу смело дарить всем вам свои жаркие ласки, крепкие объятья и страстные поцелуи, только спасите меня от ненавистных родов! Спасите! – и она плаксиво шмыгнула носом.
– Успокойся, – остановил Чжоу Дунь, – тебя никто не просит рожать.
– Как же "не просит"?! Император не только просит, а требует!
– Мало ли что требует император, мы спасём тебя, спасём, успокойся. Скажи, Юй Цзе, ты была у Дворцового лекаря?
– Да, Главный Министр, я была сразу, как только приказал Ван Ши Нан. Сегодня к ночи ВЕЛИКИЙ БУДДА пошлёт очищенье всей моей плоти.
– Замечательно, – и Чжоу Дунь прищурился, внимательно глядя на неё. – Как замечательно всё складывается. Твой сегодняшний приход к императору на ночь – о чём он всё время мечтал – даст ему абсолютную веру в то, что он сделал тебя женщиной, это усыпит его бдительность, и он сладко отоспится перед утренним чаем из любимой росы.
– О, Главный Министр, сегодня мне понятно, я даже не боюсь за себя, но… но ведь он захочет потом через несколько дней, когда уже пройдёт очищение плоти, и я могу забеременеть… – Юй Цзе всхлипнула.
– Я тебе обещаю, – ответил Чжоу Дунь, – после завтрашнего чая император уже ничего не захочет.
– Позвольте, Чжоу Дунь, – вклинился щекастый и красный Мандарин, – неужели вы думаете, что в постели император совсем не отличит девственницу от женщины?
– В море крови? Он как раз и примет эту кровь за результат своих бурных порывов, "сломавших преграду".
– Я не об этом, Чжоу Дунь. Вспомните себя в постели с юной девушкой. Вы разве не ощущали никаких внутренних трудностей во время первого сближения?
– Ощущал и всегда ощущаю! При этом я безумно вдохновляюсь на праведный ратный подвиг во имя крушения неприступной девственной стены! – по-бойцовски ответил он. – Ощущенье императора-импотента давно притупилось, если вовсе ни отсохло! И он ещё хочет наследника, обвиняя свою жену! . .
Очумевший император зажал уши руками, отскочил от трубы как можно дальше и прошипел сдавленным голосом:
– Нет, он – не подлец, он – пошляк, ничтожество… Немедленно закрой… прошу тебя… я не могу больше слушать эту гадость, эту гнусность, это предательство… Быстро отсюда, иначе мне станет совсем плохо… – и на бледном лице появились капельки холодного пота.
Май Цзе осторожно прикрыла трубу и заспешила за ним к лестнице, он повернулся и тихо приказал:
– Только после меня… тебя со мной никто не должен видеть, если уже ни увидели… – он подумал и неожиданно спросил. – Ты знаешь, в чём твоё несчастье?
– В чём? . .
– В том, что ты отдалась Чжоу Дуню, и никакого насилия не было. Если бы это случилось, ты обязательно показала бы мне синяки, потому что насилие без них – ненасилие. А я ведь тогда ждал: покажет Май Цзе хоть одну ссадину, хоть одну? Может ты прямо сейчас оголишь своё тело со следами побоев?
– Их там нет, император… – жалобно пропищала Май Цзе.
– И не может быть. Вы оба х о р о ш и – что Главный Министр, что моя наложница.
– Простите… – она опустила голову и заплакала. – Я так долго ждала императорской постели, так долго мучилась и мечтала, что просто не выдержала… и всё случилось так неожиданно…
– Смерть тоже бывает неожиданной, когда в моей беседке выпивают пиалу с ядом. Но вас – обманщиков и подлецов – собралось так много, что не хватит и яда, а Двор Пыток развалится от такого количества предателей.