— Прекрасно сказано: "бороться с преступностью"! — произнёс я. — Человек стремится к благородному делу! Молодец!
— Костик, — возразила Тамара Петровна, — что же в этом прекрасного и благородного?! Ничего себе "благородство" : каждый день глядеть на эти убийственные рожи! Страх господний!
— Да подождите, Тамара Петровна! Ей, по-моему, и страх ни по чём!
— Да какой там страх, — сказала Оленька. — Она в детстве каждый день на крышу высоченного дома лазила. Заберётся, сядет и смотрит вниз на девчонок, рисующих на асфальте зайчиков да цветочки. Однажды поспорила с мальчишками и перелезла по пятому этажу с одного балкона на соседний, и две шоколадки выиграла.
Мама прикоснулась рукой к сердцу и воскликнула:
— Боже мой, Оля! Ты когда об этом вспоминаешь, мне аж дурно становится!
Глядя на юную героиню, отец задумчиво протянул:
— Ага-А-А, вот мы оказывается какие… а лицо у тебя смиреной пассии… очень интересный типаж, достойный кисти художника…
— Какая там пассия, господи! — ахнула Тамара Петровна. — Криминалист!
— А почему бы и нет, мама? По-твоему криминалист не может быть пассией? — с достоинством ответила Наталья.
— Ах, молодец! — одобрил я. — Вот молодчина! Извините, Тамара Петровна…
— А знаешь что, Наталья… — сказал отец, приглядываясь к ней, — я давно хочу написать тебя… эти завитушки волос… этот тёмный цвет кожи… эти непохожие ни на чьи глаза с острым блеском маленьких бриллиантов… Ты как относишься к моему предложению?
Оленька опередила сестру и не очень довольная помотала головой:
— Та-а-к, художники воспарили…
— Не знаю, — ответила Наталья и опустила лицо, — меня никто никогда не рисовал.
— Вот и попробуем! Тут главное терпеливо сидеть и позировать! Вытерпишь?
— Да всё она вытерпит, Юрий Семёныч! — решительно сказала Тамара Петровна. — Когда захотите, тогда забирайте и рисуйте! Это даже очень хорошо, может к искусству приобщится и забудет своих бандитов! . .
Юй Цзе быстро убрала взгляд, не в силах больше смотреть на то возбуждённое место голого императора, что находилось ниже живота.
— Глупышка, — сказал он, — ты просто ещё не представляешь, до чего приятно лежать со мной. Привыкай-привыкай. Ты же знаешь, что ни одна из моих наложниц, кроме тебя, не удостоена чести родить мне наследника. Ложись, Юй Цзе, смелее, — и взял её за руку.
Панический страх охватил девушку, и она отскочила назад.
— Прошу вас, император, только не сейчас! Прошу! Я не готова! Давайте вечером, умоляю! — она подняла трясущиеся ладошки и прикрыла лицо. — Умоляю!
— Ну-ну-ну! — успокоил он. — Что ты? Что ты? Нельзя же так нервничать и превращать самый сладкий момент жизни в пытку! Перестань!
Глаза Юй Цзе увлажнились, и по щекам покатились слёзы.
— Ну-у, во-о-т, — расстроился император, — мы заплакали. Подойди ко мне, я вытру.
Она подошла, и он ладонью промокнул слёзы — заботливо и нежно.
— Больше так никогда не делай, не плач в таких моментах. Хорошо?
— Хорошо… — дрогнувшим голосом ответила она.
— Умница. Ладно, успокойся, тебе нельзя волноваться, сейчас просто одень меня, и ты свободна до вечера, — он присел на край постели и вытянул ноги.
Юй Цзе быстро схватила штаны, засуетилась, желая быстрей закончить процедуру и удалиться.
— До чего же ты глупышка, — засмеялся он. — Совершенная глупышка. Ребёнок ты мой.
Юй Цзе натянула штаны на ноги императора, он встал с постели, и девушка подняла их выше, наконец-то спрятав возбуждённое императорское достоинство. Надев халат и завязав его широким атласным поясом, она вздохнула и замерла.
— Вот и всё, молодец. Дай мне свои губки, я поцелую тебя, и можешь идти.
Юй Цзе покорно подставила губы — это было проще в данной ситуации, император ровно три раза мягко поцеловал её и кивнул на дверь.
Она подняла ладошки маленькой лодочкой, поклонилась и ринулась прочь.
— Погоди, — остановил он, — забыл спросить: мой слуга Ван Ши Нан не слишком назойлив по отношению к тебе?
— Нет, — сказала она, уже держась за ручку двери, — он только дарит подарки.
— Какие?
— Сладости.
— А беседы ведёт с тобой?
— Иногда.
— Какие?
— Рассказывает сказки.
— О чём?
— О любви.
— Ступай и позови Ван Ши Нана.
Юй Цзе стремительно вышла.
Император потрепал за ухо спящую на подушке собачонку, и посмотрел на дверь, где уже смирно стоял слуга Ван Ши Нан.
— Ты как всегда очень скор, словно слышишь за дверью мои слова, — не совсем довольным тоном проговорил император.
Слуга промолчал и поклонился.
— Подойди к окну и посмотри во двор.
Ван Ши Нан засеменил к окну, отдёрнул штору и стал смотреть.
— И что ты видишь?
— Котлы с водой, — спокойно ответил слуга.
— Ещё.
— Колесо для ломки костей.
— Ещё.
— Беседку с пиалой для яда.
— И что бы ты выбрал?
— Ничего.
— Как "ничего"? А если бы я приказал тебе? — в голосе императора прозвучали повелительные нотки.
— Не вижу причины, — смело ответил Ван Ши Нан и повернулся к нему, — я служу вам честно и преданно.
Император хмыкнул и ответил:
— А мне кажется… что честность и преданность ты слегка омрачил…
— Чем же?
Император теперь буквально выкрикнул:
— Своим чрезмерным вниманием к моей любимой наложнице Юй Цзе!
— Я верен вам как старый пёс, готовый не пить и не есть ради вашего здоровья и процветанья, император. Не стоит слушать глупую девочку.
— У меня, Ван Ши Нан, для моих ушей есть источники посерьёзней, чем глупая девочка!
— Придворные Мандарины?
— Ты слишком дерзок, чтобы я отвечал тебе!
— Моя д е р з о с т ь не выходит за пределы того, что каждый день я снимаю пробы с вашей пищи, ваших напитков и ваших мазей, чтобы не допустить отравления императора хитромудрыми Мандаринами. И вы прекрасно знаете об этой моей… д е р з о с т и… — слуга поклонился.
Император помолчал и покрутил головой, разминая шею, а потом сказал уже несколько щадящим тоном:
— И всё же, Ван Ши Нан, чтобы ты выбрал из этих трёх вариантов, коснись вопрос твоего наказания: быть сваренным заживо в котле? быть заживо раздавленным колесом? или войти в беседку и выпить пиалу с ядом?
Слуга молчал и глядел себе под ноги.
— Я же не тащу тебя во двор, Ван Ши Нан, я просто требую простого ответа.
— Вошёл бы в беседку… — через силу ответил слуга.
— Так вот, я не желаю тебе даже этого, поэтому очень прошу: утихомирь свой жаркий пыл старого жеребца к моей юной наложнице Юй Цзе, — и тут же спросил совсем о другом. — Как там утренний чай? Готов?
— Готов.
— Идём же.
Ван Ши Нан развернулся и первый пошёл к двери.
Открыв дверь, он шагнул в сторону, учтиво пропуская вперёд императора…
Соседняя комната была большой и просторной.
На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.
С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминая застывшие морские волны.
Все стены были украшены мечами, кинжалами и круглыми щитами, с блестящих поверхностей которых глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.
У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император — стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова замерли.
По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближенные Мандарины — человек десять. Они поклонились и застыли в подобострастных позах.