Он промолчал. Я постояла ещё какое-то время. У меня начались сильные спазмы в животе. Я чувствовала, что ещё немного, и не смогу удержать то, что во мне давно накопилось.
— Прошу вас, — молила его я, — Пойдёмте! Пойдёмте же скорее! Силы мои закончились.
— Душенька моя, потерпите ещё немного. Скоро закончится спектакль. Уже скоро.
— О, сударь! Но я не могу ждать больше. Если мы задержимся ещё ненадолго, я обкакаюсь!
— О, как можно так говорить, сударыня. Вы же не дитя. Потерпите ещё чуток!
Он был непреклонен и несгибаем. Впрочем, и я ничуть не лукавила перед ним.
Рассказ мадам Дюкло прервали внезапные всхлипы Аделаиды.
— Что такое? — разгневался президент — кто посмел нарушить установленные правила? Ведь ясно же сказано, что никто не смеет прерывать рассказов Дюкло, кроме меня, Герцога, Епископа и Дюрсе!
Все обратили свои взоры в сторону дочери президента. Она плакала, закрыв лицо руками, а из по её стула, прямо на пол текли струи…
— Негодница! — стукнув кулаком по столу, крикнул президент, — позоришь отца! Не могла спокойно посидеть, послушать, чтобы не напрудить лужу! Ты заслуживаешь наказания!
К ней подошёл Дюрсе. Резким движением поднял её со стула. Развернул задом. Ощупал задницу.
— Да ты вся мокрая! Моя жена уписалась! Какой позор, — восклицал он — потрогайте, потрогайте её все! Ну же, все сюда! Посмотрите, как эта негодница нарушила правила — пописала без разрешения!
Собравшиеся послушно подходили и ощупывали бедную, плачущую Аделаиду. Последним подошёл Герцог де Бланжи. Внимательно, осмотрел девушку. Ощупал.
— Вот наглядное доказательство, Дюрсе! — подняв указательный палец вверх, произнёс он, — того факта, что не может дама умереть от желания пописать. При наполнении мочевого пузыря, сфинктер расслабляется и… происходит то, что мы имеем честь наблюдать. Дама не умерла, а всего-лишь навсего написала в штанишки. Ай, как нехорошо! Ну же, ну, успокойся. Пойдём-ка лучше со мной, а вы пока дослушайте рассказ, так внезапно прерванный.
Герцог увёл всхлипывающую Аделаиду в комнату, и Дюкло завершила рассказ.
— Так вот, господа, — завершала повествование она, — стоя на балконе театра, почти перед самым финалом спектакля, мучимая долгой нуждой, я, при всём моем старании стала сдаваться. Врата заднего прохода приоткрылись, и небольшой кусок "добра" , вылез из его створ и упёрся в нижнее бельё. Я лишь покорно облокотилась на козырёк и больше ни о чём не просила господина. Пока я стояла, чувствовала, как медленно, по миллиметру он продвигается наружу. Кусочек отломился и осел в моих трусиках. Я покорилась судьбе и не сетовала на неё. Легче мне не стало ничуть.
Напротив — очередная волна скрутила меня, и новая порция поползла наружу. На сей раз количество её возросло, и массу груза я тот час почувствовала, как только она обвалилась в моё белье. Соседи по балкону невольно стали оглядываться, почуяв неладное. Я ничего не могла с собой сделать. На сцене шло завершение спектакля, а я стояла и испражнялась в одежду. Во время финальной сцены, когда актёры кланялись зрителям, я навалила огромную кучу и аплодировала актёрам. Когда обернулась, то обнаружила рядом стоящего господина, щупающего мою задницу, и обнаружившего произошедшее со мной.
— О Боже! О боже! — восклицал он, — да ты обкакалась!
Надо сказать, что большая часть находившихся рядом на балконе стали уходить раньше, не дождавшись окончания. Причиной их ухода было то, что случилось со мной, я думаю.
— И чем же всё закончилось? Мадам Дюкло? — спросил воспалённый Кюрваль, — этот господин разрядился прямо в ложе?
— Не таков был он. На протяжении всей встречи он так ни разу и не выдал своего намерения и скрытой страсти. Он продолжал делать вид, что произошла страшная досада и конфуз.
— Ах, какой хитрец, — произнёс президент.
Он ни на секунду не выдал себя, более того, остался чистым и благородным в глазах публики, но хотел опозорить и застыдить меня. Он взял меня за руку, и суетно стал всех расталкивать, проговаривая: "Простите! Извините! Даме срочно нужно в туалет". Люди обращали на нас внимание, а он делал вид, будто спасает мою честь.
— Будьте так любезны! Где здесь дамская комната? — спрашивал он у людей, — У моей дамы конфуз. Ей нужен туалет!
Люди кто-то сочувственно, кто-то брезгливо глядели на мою задницу, в области которой отчётливо виднелась моя ноша…
Затем возник директор театра, и господин громко попросил его провести нас в служебное помещение, чтобы его дама могла привести себя в порядок, после того, как обкакалась. Он несколько раз произнёс это слово так, что все в театре знали о том, что я наделала в штанишки.