— Господин мой — обратилась я к нему в следующий раз со всей возможной цветистостью Востока, — охранница у задних ворот, которую ты лишил девственности, просверленная тобой жемчужина скучает и плачет о том, что ты редко ее посещаешь.
Доволен сидящий на лавке Айдар: бывшая дикая кошка сама просится, подставляет попку. Я стою перед ним во всей нагой красоте и покорности. Щурит от удовольствия глаза и начал меня по попке нежненько гладить — никогда ранее такого не делал.
— Пусть не тоскует, я буду ее часто посещать.
И развалился на лавке, с нетерпением ждет, когда я начну новую оральную ласку. Взяв в ротик, я начинаю его член легонько зубами сдавливать, вроде бы жевать, головку покусываю. Очень ему такая ласка понравилась. Жевала, сосала, сперму проглотила и опять обращаюсь к нему с просьбой:
— Мой повелитель, позволь твоей кобылке, твоей сосалке во внутреннем дворике гулять, свежим воздухом подышать.
Повернул он голову к евнуху:
— Принеси моей кобылке бурнус и башмаки подбери по ноге, она гулять во дворе будет, а там сейчас холодно.
Вот и получила я теплую одежду, в которой сбегу. Обманула, обманула!
Два дня гуляла во дворе, высматривала пути для побега. А на третий день грянул гром на булгарские головы — многочисленное войско Юрия Долгорукого окружило городок и пошло на штурм. Выбили ворота тараном, в десяти местах лестницы приставили к ограде и раздавили оборону, как гнилой орех. Айдар в этот день не пришел над моим телом глумиться, готовится в обороне участвовать.
В середине дня прибежал евнух и говорит:
— Быстро одевайся, господин велел тебя надежно спрятать.
Пока одевалась, во дворе шум и крики начались, значит, бой уже внутри города идет. Бегу по коридорам за евнухом, по дороге схватила лук и колчан со стрелами, нож свой в зубах держу. Только мы в двери — евнух получил в лоб кистенем и свалился — мертв свидетель моего позора! Выглянула во двор, а там русские войны от булгар копьями-рогатинами отбиваются, щитами от сабельных ударов прикрываются. На том конце двора Айдар своих созывает. И так хорошо он стоит — лицом ко мне и расстояние небольшое, как в тире. Отомстила я этому извергу за все мои муки: достала из колчана стрелу-срезень с широким наконечником, натянула лук и всадила ее Айдару между ног. У срезня наконечник шириной сантиметров двенадцать и наточен как бритва. Отсекла у мальчишки-изверга все мужское хозяйство.
Булгар, что нападали на наших воинов, уже перебили. Вижу, стоит наш русский воин роста громадного, с лица пот утирает. Я к нему бросилась, за рукав ухватила:
— Славный дружинник пресветлого князя, не оставь сироту. Я девушка полонянка, меня каждый обидеть может. Ты не смотри, что я цветом волос пегая, они меня перекрасили, хотели за своего батыра замуж отдать.
Погладил меня по голове:
— Ладно, будь со мной воробей-птица, только не дружинник я, а Никита Кожемяка, ополченец владимирский. — Поворачивается, настроился уходить из захваченной резиденции бия.
Я тяну его за рукав:
— Подожди, здесь золото взять можно, тебе пригодится. Он слегка упирается, а я его тащу туда, где в луже крови валяется Айдар. Тянуть Никиту все равно, что тащить на веревке грузовик. Но я помню, мальчик-изверг всегда носил на поясе кошелек-калиту. Папаша не жалел золота для любимого наследника, я не раз видела, как он доставал оттуда монету и бросал прихлебателям. Срезаю с пояса кису и заталкиваю ее за ворот рубахи своему покровителю. Айдар открывает глаза и хрипит:
— Дикая кошка, рысь…
Но мы уже идем в стан владимирского ополчения. По дороге я тараторю без остановки:
— В том дворце еще много чего взять можно, лопатину (одежду) шелковую, домой привезешь гостинчик жене и детишкам.