— Слушай, Травка. Беги к своему отцу, пускай он с этими воинами приходит ободрать медведя, тушу разделать. И всю ее себе забирает, потому что пропадет мясо на такой жаре.
Кинулась она бежать — только пятки в попку влипают. Приблизительно через час пришел ее отец с четырьмя сыновьями и пятью братьями. У всех здоровенные ножи на поясах и в руках копья-рогатины. Вначале понаблюдали за мной из леса, убедились, что я один и вышли на поляну. Травка тоже с ними пришла. Девица явилась с внушительным луком и колчаном, полным длиннющих стрел. Видимо она все-таки считает меня опасным и готова охранять родственников.
Младшие занялись тушей, а старший Медведко приступил ко мне с расспросами. Мужик основательный, поперек себя шире, ладони как лопаты. Окладистая борода с сильной проседью. Все прибывшие были одеты в холстяные крашенные рубахи, вышитые крестиком по вороту и по манжетам рукавов. Только у Медведко на рубахе были костяные пуговицы, у всех остальных в роду ворот и манжеты рукавов завязывались тесемками.
Прежде всего, старшего волновало отсутствие у меня бороды и усов. По его твердому убеждению борода не растет только у очень плохих людей. Все-таки понял, что моды у различных племен не одинаковые, Что теперь (в этом мире) я отпущу бороду. Ну, и попотел я. Попробуйте древнему крестьянину объяснить, что такое парашют и зачем я прыгал с неба на землю, и как я попал в ихний мир. Учтите еще, что я совсем не хотел раскрывать возможности моего вооружения и оснащения типа всепогодных саперных спичек, аптечки, стреляющего ножа-стропореза, компаса и прибора ночного видения.
Медведко оказался человеком большого ума и совсем не зашорен. В итоге объяснение моего существования выглядело так. Я в своем мире ВОИН. На меня прогневились наши боги и в наказание забросили в этот мир, в котором местные боги ничего против меня не имею. В своем мире я прыгал с неба на головы врагов. Души мертвых на небе живут выше, чем мы летали, и я их не видел. Потому ничего не могу рассказать о покойных предках Медведко. Предъявленный мною один из парашютов, это мои крылья, на которых я спускался с неба. Они больше не пригодятся, и хозяин Медведко может пустить эту материю на штаны и рубахи. Подарок вызвал неподдельный восторг домовитого и прижимистого Медведко. И в ответ я получил приглашение отправиться в их поселение и жить там так долго, как захочу. Обрадовался я этому приглашению чрезвычайно. Крыша над головой — это то, что мне нужно в первую очередь.
*****
Я собрался отрезать себе несколько строп в качестве веревок, но меня заверили, что у парашюта распустят все швы по ниточке и веревки-стропы получатся длиннее.
Увидев столь богатый подарок, Травка замерла от восхищения и дальше неотвязно следовала за мной, буквально в рот глядела. А драгоценный парашют она увязала и с гордостью несла домой эту тяжесть. Как-никак она была сопричастна чуду — появлению удивительного воина и подаренного им богатства. Это она, она ПЕРВАЯ обнаружила Воина. Именно она сказала о нем батюшке. Она несет домой удивительный тонкий холст, такой белый и такой легкий.
Вскоре подъехала телега (слава Богу, хотя колесо они знают!) , на которую погрузили разделанную тушу медведя. Как я убил его, вопросов не возникало. Аборигены решили, что я голыми руками вырвал внутренности из медвежьего живота. Медведко этот "подвиг" воспринял спокойно, чего нельзя было сказать о сыновьях. Они глядели на меня с уважением, особенно старший из них, который носил удивительное имя Колосок. Этот Колосок был мужиком габаритным, подстать папаше, хотя и не таким мозговитым. Важнее, что был он весьма добр и немедленно принялся меня опекать.
В каждом племени существует множество ритуалов, нарушение которых приводит к неприятным последствиям. Большинство из них не имеет логического обоснования или последнее было, но утонуло где-то в прошлом. А, значит, самостоятельно догадаться до них невозможно. Как человеку иной культуры понять, что в этой компании при встрече можно сказать "приветик!" , а в другой это будет оскорблением. Там нужно сказать "здравствуйте".
Иду за телегой с тяжелым десантным ранцем и автоматом, весь увешанный различным снаряжением, которое не решился оставить под елкой вместе с грузовыми тюками и двумя оставшимися парашютами. Интересно, аборигены вправду не заметили моей ухоронки, или только вид делают, а потом утащат. По дороге к поселению Колосок начал меня наставлять:
— Слушай, гололицый, ты хотя и славный воин, медведя завалил, но недоумок полный. Слушай меня и все будет хорошо. Когда ступишь во двор, не торопись в избу входить, жди, когда батюшка Медведко пригласит. А может и не пригасит, чужакам, неизвестно откуда пришедшим, в дом вход заказан. Тогда будешь спать в подклети. Ничего, сейчас лето и там не холодно. Присмотрятся к тебе, и если не будет никакого лиха, перейдешь жить в избу, место на лавке дадут. А когда позовут в избу, сразу иди к доброй печи и погрей у нее руки. Даже если в ней огня нет, все равно погрей. Люди увидят, что ты наш дом и очаг уважаешь. Иначе обида большая. Ты женат?
Осталась моя жена в другом, недоступном теперь мире. Потому, с чистым сердцем ответил, что жены у меня нет. Колосок огорчился, тому, что я "куст обкошенный, камышина на ветру" и вообще человек не правильный. Правильный человек, в его понимании, должен иметь бабу, трахать ее ночью и днем, чтобы она деток рожала. А для успехов в деторождении баба должна своего мужа каждый вечер разувать. Потому все женатые мужчины даже летом ходили обутыми. Женщины только в холодное время года надевали распространенную обувь — постолы. Если мужик не дает разуть себя, это для жены поношение великое. Значит, он от этой жены деток не хочет.
Попутно выяснилось, что прекращение деторождения в семье это признак того, что от нее отвернулись боги. Потому и берут в дом вторую или третью жену-молодку, чтобы рожала вместо постаревшей жены-большухи.
— А в каком возрасте замуж выдают — спрашиваю.
— Когда в пятнадцатое, а когда в шестнадцатое лето. А в семнадцать уже перестаркой считается. Такую посватают только за старика или бедного малолетку. Но засиживается в девках только неумеха, которая прясть-ткать не мастерица, у печи не ловка. Матери женихов прежде чем сватать в первую очередь на это смотрят, а уже потом на титьки и на задницу. В словенских родах все девки и спереди и с заду хороши, все рожать мастерицы.
В нашем мире девушка в шестнадцать лет считаются еще не готовыми к замужеству. Потому слова Колоска меня удивили. Дав характеристику моего незавидного социального положения, Колосок стал меня успокаивать:
— Но ты не кручинься. Наш род богатый, молодых девок-рабынь у ас много. Будешь их по сараям валять. Если которая глянется, обрюхать ее. Родит дите — станет свободной. Так от дедов заведено. Тогда можешь ее у нашего батюшки за небольшое вено получить. За свободную девку нужно большое вено платить, у тебя столько богачества нет. И родители ее не отдадут за жениха без роду и племени. Но, раз ты не женатый, щупать свободных тебе не возбраняется. Если, конечно, девка позволит. Вот женатому мужику это за непотребство большой штраф-вира полагается. Только не вздумай свободную девку ебать, даже если она согласна. Девка должна честь для жениха сохранить, иначе поношение всему отцовскому роду, а девке-позорнице лучше сразу утопиться.
Иду нагруженный как верблюд, едва поспеваю за аборигенами. Как только контрактники с такой выкладкой марши делают? Но все же усваиваю информацию Колоска. На ближайшее время самым важным оказалось следующее.
— Все-таки ты, чужой, нечистый. А потому, нам уже баню топят, банным потением будем очищаться от скверны. Там голые бабы-рабыни будут нам воду таскать, квас подавать, да старого батюшку вениками парить. Так, ты не вздумай их лапать. В бане этого нельзя, осердится дух Банник и придется оскверненную баню ломать и новую строить.
Ладно, примем к сведению. Но что делать, если на этих голых рабынь у меня член встанет? Веником прикрываться, на живот ложиться или сидеть с торчащим колом?
Поселение стояло на берегу речки. Позднее я мог убедиться, что все поселения словен строились одинаково и тяготели к рекам и озерам. В поселение рода Медведко входили жилых избы из толстенных бревен, сараи, скотные помещения и бесчисленное количество маленьких клетушек непонятного назначения. Избы неожиданно большие, каждая длиной в десять-двенадцать мужских шагов. Крыши крыты плахами, поверх которых уложен поросший травой дерн. В каждой избе народа не семеро по лавкам, а много больше: хозяин с хозяйкой, немереное количество детей. Порой и молодые братья хозяина с ними живут. Потому и строят такие большие избы.
Вся усадьба окружена бревенчатым тыном высотой более трех метров. Не жалели мужики спин, когда строили эту ограду. Видимо жизнь была небезопасная, потому и огородились. Интересно, рабы добыты в набегах на соседние роды или прижимистый Медведко все же расщедрился на их покупку?