— Сява (конечно, это не настоящее мое имя — я предупреждал читателей, что имена поменяю) .
— Марта.
— Сява.
Влили внутрь по чуть-чуть. Дамочки шепчутся меж собой, постреливая на нас глазами.
"Обсуждают наши кандидатуры", — кумекую я. Тем более улавливаю знакомое словосочетание — "angenehme mann" (приятный мужчина) .
"О ком они? О Шуре или обо мне?".
Пожалуй, пора описать внешность, которую я "носил" в неметчине: светлые длинные волосы (начальство морщилось, но художнику, вроде как, полагалось) ; выше среднего роста; не атлет, но фигура складная; усы — типа Мулявинских (тогда дюже модно было) . Одевался не аляписто, с известной долей вкуса. Рожа не красавца, но достаточно симпотная (или мне так казалось?) . Что еще? . . Почти научился добиваться у женщин расположения, но никогда не мечтал (и не был!) мачо, трахающий всё, что имеет дырку там, где у мужиков весит член.
Сидим, пьем, полу-беседуем.
"А эта справа — ничё так… Марта, кажется?".
"Сява! — говорю сам себе. -А ведь у тебя еще не было немки! Недоработка, парень! Когда ж, если не сейчас? А?". Посыл сильный, согласитесь. И я включился.
С нейтралки перешел на первую, потом вторую врубил, и газую дальше. Демонстративно уделяю больше внимания Марте, так сказать, забиваю под себя. Шура вник в расклад — и стал обхаживать Катрин.
Элла вышла в зал собрать посуду. Кинула взгляд в нашу сторону, усмехнулась. Потом сообщает официальным тоном: "Через 15 минут кафе закрывается". Немки переспрашивают у нас: "Что такое?". Объяснили. Катрин и Марта стали собираться.
Пока они прятали по сумочкам сигареты-зажигалки, Шура успел мотнуться в буфет и выскочил оттуда с двумя пакетами. По виду, затарился спиртным и фруктами.
"Ай, молодца-а-а!".
Девушек я подзадержал, чтоб сдуру не улизнули. Вышли вчетвером. Довольно темно, фонари освещают дорожку, ведущую к улице. Нахлынувший свежий воздух, изрядное количество вина и… чую — повело меня. Немки тоже схватились друг за дружку, но мало-помалу передвигаются. Одному Шуре ни по чем! Грузин! Они ж привыкли у себя хлестать винище бочками.
Пока соображал, куда направить ходули, Шура увлек, нетвердо шагающую компашку, в сторону парковой зоны. "Парк", вообще-то, сильно сказано для десятка деревьев, газона и растущего по периметру кустарника. Но посидеть-полежать там можно на славу.
И тут Катрин выдает фортель: типа — "Я ТУДА не пойду!". Категорически против! Машет руками, отбиваясь от грузинских волосатых клешней и кричит, что ей пора домой.
"Вот-те раз!". Ситуация радовала мало: "Уйдет одна — потянет за собой и вторую. Блин, так немочку хоцца… а тут, похоже, облом!".
Катрин ушла — не держать же силой!? А Марта осталась! Чего я совсем не предполагал. Уходя, Катрин что-то шепнула подруге на ухо — та, соглашаясь, кивнула головой.
Марта сама взяла меня за руку. Я приободрился: "Может, всё еще получится! Щас Шура отвалит, останемся вдвоем… а там уж я… ".
Вечер был тёплый. Мы недолго поблукали по полянке (там и блукать негде) , переместились поближе к группе деревьев и уселись на травку в таком местечке, чтобы нас не было заметно ни со стороны дома офицеров, ни со стороны дороги. Лис открыл бутылку, Марта прижалась ко мне, положив голову на плечо. Всё складывалось вроде бы хорошо. Но меня тревожило обстоятельство, что Шура не собирался оставлять нас наедине.
"Зараза! Ладно, сейчас выпьет с нами и уйдет. Пойло и закуску покупал он, небось жалко оставлять".
Выпили из бумажных стаканчиков, съели по пол-яблока. Почти не разговариваем, сидим. Дурацкое положение.
(конец 1-й части)