— Идите вы вперед. Начинайте. А я сейчас приду, только пописаю, подмоюсь и приду.
— Можешь даже покакать. Только сильно не увлекайся.
— И подмывайся тщательно.
Хихикая, Зая и Гена пошли в перевязочную. Свет не включили, так как было полнолуние, а шторы на окнах оставались раздвинутыми. Гена с выражением произнес:
— Хочу, чтобы ты светила мне всю ночь, как эта луна. А ноги твои пусть будут ночь напролет раздвинутыми, как эти шторы.
— Всю ночь не могу. Тебе нужно еще Целлофан отцеллофанить как следует. И потом, с раздвинутыми ногами всю ночь тяжело!
— Откуда знаешь, подруга?
— На практике убедилась. Было дело. Всю ночь мне раздвигали. Даже, можно сказать, не давали сдвигать.
Гена расстегнул свой халат, снял брюки и трусы, марлевую повязку со своей физиономии, затем снял халат и повязку с Заи. Кушетки уже были застелены простынями. Мужчина уложил девушку навзничь на кушетку, придвинутую к окну, раздвинул ее ноги, и впился в девичий бутон долгим поцелуем. Зая стонала и ерзала в истоме по кушетке. Когда она получила первый за долгую ночь оргазм, Гена поставил ее спиной к себе, коленками на кушетку так, что руками Зая держалась за подоконник. Он начал пальцами одной руки ласкать ее промежность, окуная указательный в жаркое, влажное лоно. Другая рука принялась оглаживать груди девушки. Зая, носившая очки, попросила:
— Сними с меня стекла. Что-то я от ожидания секса завелась быстро, а теперь вся вспотела почему-то, даже очки с носа соскальзывают. Фу, наверно противно потную женщину тискать?
— Откуда тебе знать, дэвушка, что ощущает самец, когда пальцами влезает в потную киску к потной самке? Может, у него только шишка крепнет? Дай палец глубже засунуть!
В это время скрипнула дверь в перевязочную, заглушая стоны Заи, возбудившейся от такого диалога.
— Эй, где вы тут?
— Целлофан, это ты? Иди к дальнему от двери окну. Мы за ширмой.
В это время Гена, перестав ласкать грудь Заи, хотел слегка сдвинуть ширму. Другой рукой он снимал очки с партнерши, чтобы положить их на подоконник. Ширма грохнулась об пол, а металлическая оправа и стекла, или, проще говоря, очки, бывшие в руках Гены, зловеще, как говорится, блеснули в свете луны. Впечатлительной Целлофан почудилось, что мужчина занес булатную сталь над голой, беззащитной девушкой, тело которой в предсмертном ужасе корчится на кушетке. Девушка испуганно вскрикнула:
— Ай! Что ты делаешь с Заей?! Что у тебя блестит в руке? Нож?! Не надо! Брось, а то уронишь!
Тревога Сони передалась подруге. Та решила, что долго маскировавшийся маньяк Гена за ее спиной достал нож — выкидушку и готовится "нэмножко рэзать" ее нежные прелести.
— Ой! Не надо! Не режь меня! Что ты хочешь? Я все сделаю.
Надо сказать, что Гена от таких криков ну просто о#уел.
— Слушайте, девки, поменьше смотрите ужастики! Какой нож? У девушки от возбуждения очки с носа соскальзывают, вот их я и пытаюсь убрать! Ну, вот еще новости! У меня член упал от стресса. Зая, помоги!
Зая села на кушетку, заставила Гену подойти к ней и взяла его член в рот. Через две минуты она прервалась и сказала:
— Хорош! Я встаю на кушетку раком, а ты втыкай!