Ногососов точит нож и мысли его полны Аделаидой. Два года они вместе, и каждую минуту, каждый миг своего существования Ногососов думает о ней. Он знает, что такое настоящая любовь! За эти годы Аделаида не знала отказа ни в чем;ей и только ей доставались лучшие наряды от самых дорогих модельеров — Ногососов покупал их, тратя последние деньги, и рвал, рвал в тот же день и час, в припадке страстного желания освобождая ее плоть. Рвал, в полубезумном экстазе желая ее, и когда наконец касался нежной, незащищенной, такой податливой и согласной на все, им овладевало исступление, и он брал ее, брал сполна, железными пальцами мял ее груди, так, что казалось — они вот-вот лопнут. В такие минуты в нем просыпался зверь.
Да, она была не первой, далеко не первой. Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах Савелий Ногососов не показал бы маленькую комнатку в своем подвале… Он точил нож. Сколько же их было? Тех наивных несчастных, которые в один прекрасный (а вернее сказать — ужасный!) день оказывались в его доме? Они были обречены уже в тот самый момент, когда Ногососов на руках вносил их в маленькую уютную гостиную, где сейчас с котенком на коленях сидит перед телевизором ничего не подозревающая Аделаида. Безжалостное время отсчитывает последние минуты, и скоро, в темноте сырого подвала она разделит судьбу своих предшественниц. Там на специальных вешалках растянуты страшные трофеи — содранная кожа и скальпы женщин, имевших несчастье быть подругами Ногососова. Савелий иногда спускается в подвал и долго, иногда всю ночь, предается воспоминаниям, гладит волосы скальпов: золотистые, рыжие, русые, черные;глаза его застилают слезы позднего раскаяния, но проходит время, и снова повторяется то, что было сделано однажды…
Ногососов потрогал лезвие, провел по нему пальцем и показалась кровь. "Пора", — подумал он, ощущая привычную дрожь. В комнате все еще работал телевизор. Медленно, сзади, пряча за спиной нож, Савелий подошел к Аделаиде. Та сидела перед экраном, как всегда безучастная ко всему, такая родная и одновременно такая ненавистная, что Ногососов буквально захлебывался от обуревавших его чувств. Он резко выдернул руку из-за спины: острый клинок с застывшей каплей крови блеснул в синих телевизионных лучах. Белый котенок зашипел в испуге и спрыгнул с колен Аделаиды, но она даже не обернулась. Не обернулась, потому что просто не могла этого сделать… Ногососов заревел как зверь и со всего маху, со всей силы, на какую только был способен, вонзил нож сверху вниз, нанес удар в голову, в чудесные золотые волосы… Аделаида зашипела, из нее начал выходить воздух, она медленно сморщивалась, все сильнее опадая в кресле. Скоро от нее осталась только резиновая оболочка с наклеенным сверху париком из натуральных волос. Ногососов вздохнул и, аккуратно свернув ее в рулончик, понес в подвал…
Савелий Ногососов смотрел телевизор. Он уже почти отошел от случившегося и, развалившись в кресле, мечтал, как завтра пойдет в секс-шоп за новой подругой. Савелий даже успел придумать ей имя — Аглая. Белый котенок, свернувшись калачиком, тихо мурлыкал на коленях этого страшного человека…