— Поцелуй меня на ночь, папа, — дрожащим голосом прошептала Лукреция.
Не успел он склониться над ее прелестным лицом, как девочка обхватила его шею и "притянула к себе. Родриго исцеловал ее в губы, и это был уже не поцелуй отца и дочери, как раньше. Он притворился, что потерял равновесие, и упал на постель рядом с ней. Лукреция снова поцеловала отца и звонко рассмеялась.
— Ах ты, маленькая распутница — сказал он с легкой укоризной.
— Почему распутница, папа?
— Я видел, что вы делали с Чезаре сегодня у пруда, -ответил он. — Будь я другим отцом, немедленно отослал бы тебя в монастырь.
Краска стыда залила лицо девочки, но спокойный голос отца придал ей уверенности.
— А ты не был против, папа? Это было очень грешно?
— Очень грешно в глазах мира. Но не в глазах твоего отца.
— Папа, поцелуй меня еще раз, и спокойной ночи. Нет уж, спокойной может быть любая ночь, но только не эта, подумал святой отец. Родриго крепко поцеловал дочь, потом протолкнул язык в ее рот. Она схватила его губами, и Родриго почувствовал, как ее мягкий, влажный язык проскользнул в его рот. Она двигала им, как кобра, вдыхая в него свою страсть. Она сосала его язык, ласкала руками голову, шею. Его руки тоже знали Свое дело-Кончиками пальцев он нежно пощипывал ее, пока заветное место не стало влажным. Потом он нашел маленький отросток, о котором Чезаре не знал. Мальчишке надо об этом сказать, подумал падре. Он нежно водил пальцем по островку чувственности, ощущая, что тот увеличивается, твердеет. Лукреция начала стонать, извиваясь всем телом. "О, папа, папа!" — повторяла она и в исступлении толкала язык в его рот. Он быстро схватил рубашку свободной рукой и потянул ее вверх, обнажив мягкую округлость живота и бедер, холмики грудей с торчащими сосками.
— Ты красавица! — воскликнул он. -Ты моя красавица!
Кардинал с безумной страстью юноши стал целовать ее всю от шеи до паха. Затем раздвинул бедра лысой головой и начал лизать ее. Лукреция в невыносимом экстазе издавала сладострастные стоны, конвульсивно сжимая его голову своими бедрами.
Кардинал сорвал с девочки рубашку и лихорадочно сбросил свои одежды. Голый, он повернулся к кровати и увидел широко раскрытые глаза дочери. Хотя бы малышка от страха не выбежала из комнаты, подумал падре. Но эта мысль мгновенно улетучилась, когда Родриго заметил, что девочка, как зачарованная, устремила взгляд на его восставшую плоть.
— О, папа, это намного больше, чем у Чезаре. Я боюсь, — прошептала она.
— Не беспокойся, милая, он грозен только с виду. Ты полностью ему подходишь.
Он пробежал губами по шее девочки и сунул язык ей в ухо, щекотал, пока она не задрожала от избытка чувств и не обняла его за шею. Кардинал не спешил. Опытный соблазнитель, он постепенно готовил свою дочь к решающему моменту…
— Лукреция, радость моя, — прошептал он. — Теперь я дам тебе истинное наслаждение. — О, папа, я так этого хочу!
— Сейчас, сейчас, моя милая.
Он сначала нежно, как поцелуем, коснулся ее сокровища, потом чуть раздвинул створки раковины, не пытаясь проникнуть глубже. Но даже этого усилия было достаточно, чтобы Лукреция издала испуганный вопль:
— Мне больно, больно!
— Я сделаю это нежно, милая, — сказал он. — Немножечко потерпи.
Он сунул язык ей в рот, начал лизать ее губы, она ответила тем же. Он входил в нее осторожно, с каждым толчком углубляя проникновение. Это была просто пытка -держать своего молодца на коротком поводке. Им стало жарко, он ощутил пот у нее на груди и под мышками. Я скоро в ней кончу, подумал он, и тут же непроизвольно сделал глубокий удар. Она дико закричала от боли, но Родриго уже не мог совладать с собой.
— Скоро все пройдет, все пройдет, — исступленно шептал он, приникая губами к уху дочери.
— О, так больно, папа! — Лукреции казалось, что эта пытка никогда не кончится. Громадный стержень, разрывая ее, влезал все глубже и глубже,
Она закрыла глаза, пытаясь остановить слезы, и закусила губу от невыносимой боли. Неужели так бывает с женщинами, когда они рожают ребенка? Она не будет рожать. Никогда!
А кардинал был невменяем. Огонь страсти пожирал его все сильнее, с губ срывались неприличные слова. Предвкушение близости взрыва искажало его лицо.
— О, какое наслаждение, — задыхаясь, повторял он. Дочка, ты лучшая из всех женщин, которых я знал.
— Папа, мне тоже стало лучше. Еще минуту назад это казалось невозможным -я умирала от боли.
"Боже, ты услышал меня!" — кардинал был вне себя от восторга. Ее слова отозвались в душе волной нежности и вместе? с тем странным, садистским порывом, который заставил его резким толчком вонзить копье до предела. Лукреция ахнула — то ли от наслаждения, то ли от неожиданного шока.
— О, Лукреция, моя любовь! — застонал он и обрушился в нее весь со страшной силой. Все исчезло у него перед глазами. Сквозь огонь и ярость чувств Родриго лишь смутно ощущал податливое прекрасное тело дочери, лежащей под ним. Лукреции казалось, будто тысячи демонов насилуют ее со всех сторон. И в этот миг она почувствовала, как горячие струи брызнули в нее, усилив наслаждение. Она ждала нового толчка, но отец, прерывисто дыша, откинулся в полном изнеможении.
— Ты быстро учишься, дочка, — сказал он. — Прости меня, иссяк, как галерный гребец. Тебе было очень больно, милая?
— Да, папа, но боль уже прошла, я счастлива. Она благодарно потерлась щекой о его подбородок, и падре вздрогнул от нежного прикосновения горячей женской руки. Притихший зверек снова ожил. Лукреция взяла его в руку и держала осторожно, как птицу.
— Умница, поласкай его, — сказал с улыбкой кардинал. Лукреция осмелела, все больше возбуждаясь. Ее пальчики двигались живо, словно играя на кларнете. Кардинал осыпал ее поцелуями, спускаясь с холмиков в долину. Лукреция в ответном порыве прикоснулась губами к волосатой груди, стала покусывать соски. Родриго подтолкнул ее вниз. Она все поняла и взяла мягкими губами окрепший стебель. Ах, как ласкали слух кардинала эти возбуждающие всхлипы… Старец изнемогал от наслаждения. Искусные линии нежной спины без единого пятнышка, плавно переходящие в полные ягодицы, роскошные бедра усиливали страсть. Родриго жаждал прижаться к ним, ласкать их, но не мог дотянуться. Он отстранил её и повёрнул к себе спиной. Это был новый, еще неизведанный поворот в их сумасшедшей забаве. Она стояла перед ним на коленях, как жертвенный ягненок в ожидании смертельного удара. А он пальцами раскрыл бутон и с дрожью невероятного желания опять пронзил ее. Лукреция застонала от сладостной боли. Каждый толчок заставлял ее стонать, извиваться, выворачиваться наизнанку. Казалось, этой сладкой пытке не будет конца. Почти теряя сознание, она вдруг почувствовала внутри себя обжигающий взрыв, снежный обвал, приятный и ужасный, невыносимый и желанный, молниеносный и бесконечный. Она закричала и судорожно прижалась к отцу, страстно его лю бя, любя это чувство и страшась его.
*****
— Что же я должна делать? — спросила Лукреция и обессиленно положила надушенную голову на его плечо. Глубокий вырез платья оказался прямо перед глазами старика. Он сверху видел ее полные груди, расщелину между ними, рот и вишневые губки на прелестном личике. Какой мучительный, желанный соблазн, какая редкая в его годы удача! Но нельзя же подвергать себя столь чудовищной пытке! Она страшнее запрета врачей. А что враги? Половина из них дураки, половина — неучи и завистники. В конце концов жажда жизни и есть жажда плоти. И мой воробышек, решил папа, уже не успокоится, пока не найдет гнездо. Но — продлись, мгновение!
— Лукреция, не будь столь безутешной. Чтобы преодолеть большое зло, даже Господь рарешает меньшее. Если ты позволишь себе еще только одно соитие — и без какого-либо чувства вины, ты освободишься от порочной страсти, по крайней мере, избавишься от ее наваждения. Пусть не покажется тебе эта рекомендация странной, пути Господни часто неисповедимы. Главное — благая цель. Иначе зло одолеет тебя. Ты либо сойдешь с ума, либо будешь уступать ему опять и опять, пока не превратишься в обычную проститутку.
— Спасибо, святой Отец, вашему совету я последую с легким сердцем. Но кое-что меня пугает.
— Что, дитя мое?
— Я не хотела бы исцеляться с мужчиной, движимым лишь похотью, которая оскорбляет святые цели и мысли. Именно так я вас поняла. Мне нужен чуткий, деликатный человек.
Она подняла голову и многозначительно посмотрела папе в глаза. Каждый подумал свое. Девушка, разумная не по годам, но очень впечатлительная, она действительно воображает, что избавляется от зла. Как роскошно она будет выглядеть голой! С каким самозабвением отдастся безумной страсти ее молодое тело, с вожделением подумал святой отец. Не осталась в долгу и Лукреция. Игра зашла слишком далеко. И теперь юная особа без затей и отцовских наставлений оценивала возможности Иннокентия. Интересно, как поведет себя старик у входа в пещеру, хватит ли у него сил вынести сокровища? В любом случае ее ждало пикантное приключение, а юная женщина начинала понимать в них толк. Лукреция поправила волосы и будто случайно уронила руку прямо на взведенное копье. По всему телу старца пробежала дрожь, в виски кольнули горячие иголки.
— Вы самый святой мужчина, — прошептала маленькая плутовка. Он обхватил ее и привлек к себе.
— Я выгоню из тебя дьявола, — с чувством произнес святой отец и сам поверил в свои слова.
— Я готова на все, — прошептала Лукреция, порывисто прижимаясь к старцу.
— Не спеши, дитя мое, — тихо сказал Иннокентий. — Мои слуги в приемной, но на всякий случай запри дверь, потом сними одежды вон там, за ширмой, и возвращайся.
Лукреция снова провела рукой по его отвердевшему копью, потом послушно поднялась с кровати и заперла дубовую дверь тяжелым засовом. Она медленно раздевалась, разжигая нетерпение старика. Через щель между створками ширмы она видела, как святой отец орудует рукой между ног. До чего же смешон старикан со всем этим вздором о силе всевышнего! Она покажет ему свою силу. С выражением нежной девичьей беспомощности Лукреция вышла из-за ширмы. Иннокентий жадно осмотрел ее с головы до ног. Какие прекрасные пропорции! Ее высокая шея переходила в хрупкие покатые плечи, упругие груди выступали вперед, словно просили, чтобы их целовали и тискали. Изящная талия, соблазнительные крутые бедра, нежный белесый треугольник между ног — она была прекрасна, как сама Венера. Святой отец протянул ей руки.
— Мы должны полностью отдаться сладострастию плоти, — хрипло сказал он. — Пусть наша любовь будет чистой, иначе грех не уйдет из твоего тела.
Лукреция скользнула в неловкие объятия старца, и он начал лихорадочно целовать ее груди, впиваясь непослушными пальцами в упругое тело. Когда она сунула ему в рот свой свежий язык, то обнаружила, что у святого отца почти нет зубов.
Папа тяжело, прерывисто дышал — и от возбуждения, и от плохих легких, сердце его бешено стучало. Но его фаллос был горяч и тверд, как шомпол. Она обхватила его прохладными руками и, доставляя святому отцу мучительное наслаждение, легонько ласкала его.
— Ради Бога, влезай на кровать! — прохрипел старец. Лукреция быстро скользнула под простыни, не разжимая рук. Ее мгновенно обдало холодом — холодом бескровного, дряхлого старческого тела. Тем удивительнее был контраст с его воспаленной восставшей плотью. Она прижалась к Иннокентию, согревая его, возбуждая до умопомрачения. Несколько минут он исступленно тискал ее свежее, упругое тело. Потом Лукреция пропустила его бедра между ног, приподнялась на колени и подвинула его заждавшееся орудие к своему заветному месту. Папа смотрел, как юная Венера медленно опускалась на ствол, пока он не исчез в святилище наслаждения. Боже, вот она — жизнь, вот забытые ощущения! Папа двинул бедра навстречу ей. Начался танец любви, скольжение по лезвию ножа. Святого отца все больше захватывало и возбуждало зрелище соития, ритмичного погружения в ее влажную, горячую плоть. И Лукреция все сильнее распалялась, обрушиваясь на своего престарелого любовника снова и снова.
В ушах у святого отца гудело. Он жаждал взрыва. А детонатором сегодня и всегда будет Лукреция, прекрасная Лукреция. Отныне он будет держать ее при себе, будет о ней заботиться, наслаждаться ею. Иннокентий чувствовал, что безумно любит этого ребенка с телом женщины. Старец хотел протянуть руки и прижать ее к себе, но сил больше не было. Он закрыл глаза и остро ощутил, как его восставшая плоть раздувается в ней до непомерных размеров. Желание оргазма было нестерпимым, однако желанная разрядка все не наступала.
По его поведению, дыханию и стонам Лукреция чувствовала, что конец близок, и ускорила ритм, сама охваченная страстью. Иннокентий в последнем приступе страсти застонал и впился ногтями в ее ягодицы. Как сквозь дымку он видел лицо девочки, закушенные губы, изогнутую в экстазе шею. Его потрясли первые судороги оргазма. Он задохнулся, пытаясь глазами призвать ее на помощь, — и разом наступила тьма. В это мгновение поток неописуемого наслаждения обрушился на Лукрецию. И она обессиленно упала на неподвижное тело старика.
Когда Лукреция пришла в себя, Иннокентий безмолвно лежал рядом, не подавая признаков жизни. Цепенея от ужаса, она быстро оделась, поправила кровать и тело. После этого тихо открыла засов, вернулась к кровати и издала громкий вопль. В покои тут же ворвались двое слуг. Лукреция показала на кровать.
— Боже, спаси нас! — воскликнула она. — Его святейшество во время нашей беседы потерял сознание…
Новость о резком ухудшении здоровья папы быстро распространилась по городу. Врачи объявили, что шансов на выздоровление очень мало. Надежда блеснула, когда пришел лекарь, утверждавший, что знает спасительное средство. Для этого, заявил он, требуется молодая кровь. Скептически настроенные ватиканские врачи нашли двух мальчиков, готовых за дукат отдать свою кровь. Но и эта затея не помогла. На рассвете следующего дня было объявлено о кончине папы Иннокентия lll.
Кардинал Родриго не терял времени, организуя избрание преемника. Даже в течение предписанных церковным уставом девяти траурных дней святой отец не нашел вре мени помолиться за упокой души усопшего: спорил, увещевал, торговался, льстил, добиваясь своей цели.
На десятый день кардиналы собрались в соборе Святого Петра и заслушали священную мессу Святого Духа, пролись следовать их заветам. Несколько дней спустя кардинал Родриго Борджиа был избран папой Александром VI. От его назначения выгадали многие кардиналы.
Лукреция была вознаграждена бриллиантовым ожерельем и страстной ночью в постели своего отца. Затем ее послали продолжать учебу под руководством преподавателей, которые оцепенели бы от ужаса, узнав, что эта девочка сотворила с престарелым хозяином Ватикана.
Глава 6
Узнав об избрании отца главой католической церкви, Чезаре вернулся в Рим. Кардинал Родриго надеялся сделать его своим преемником.
Чезаре все никак не мог забыть о своем приключении с сестрой и жаждал повторить его. Снова и снова представляя те незабываемые мгновения, он давал себе слово в следующий раз быть посмелее. Вообще эта нечаянная любовь заставила юношу по-новому взглянуть на женщин на улицах Перуджи; он жадно смотрел на их большие груди и округлые формы под платьями, которые носят крестьянские девушки. Больше всего на свете ему хотелось подойти сзади и обхватить это сокровище…
Его преследовали возбуждающие видения обнаженной
сестры, других женщин, случайно увиденных без одежды. И он до изнеможения терзал свою плоть в тщетной попытке усмирить ее.
В парке родительского дома был заброшенный сарай садовника, где Чезаре как-то обнаружил старые одежды, которые носили слуги. И он решил как-нибудь вечером втайне от отца надеть их, измазать лицо, растрепать волосы и, прихватив заветный кинжал с золотой ручкой, выйти на улицу в поисках женщины. Он понимал, что это рискованная затея. На него самого могут напасть, избить, даже стражники способны на это — по ночам они вели себя, как бандиты. Но наследник кардинала так жаждал погрузить кинжал своей плоти в ножны женского тела, что нередко был готов пренебречь любой опасностью.
В ожидании подходящего случая Чезаре бродил по городу, в основном по бедным кварталам, где было больше шансов скрыться в минуту опасности. Он обратил внимание на трех пастухов — двух мужчин и одну девушку, которые два вечера подряд возвращались в город со стадом коз. Возле моста Святого Ангела девушка желала своим спутникам спокойной ночи, переходила через мост и шла в свой дом на берегу реки. Мужчины же продолжали гнать коз, полагая, что их подруга в безопасности.
Сердце юного проказника забилось в предвкушении удовольствия. Что может ему помешать затащить жертву на покрытый кустами берег? У девушки было красивое лицо и загорелое тело — все ее прелести легко угадывались под тонким деревенским платьем.
Однажды поздним вечером он решился. Переодевшись в старье, украдкой вышел из дома, оставив дверь незапертой. Узкие, вымощенные булыжником улицы привели его к реке. Волнение и страх сковывали сердце, мальчишка шарахался даже от случайных прохожих. У моста он остановился и, опершись на ограду, перевел дух. Внизу спокойно текла река, размеренно звонили колокола собора Святого Ангела. Еще не поздно было повернуть назад, но голову туманил образ соблазнительной пастушки с ее вихляющейся походкой, и какая-то злая сила заставила Чезаре пройти мост, свернуть на берег и спрятаться за оградой. Он еще не успел отдышаться, как услышал легкие шаги по мосту. Сомнения сразу ужалили его, как сотни пчел. А если это не она? А если она вырвется и поднимет шум? Что с ним произойдет? Что скажет отец? Он был напряжен, словно тетива на луке. Когда девушка оказалась рядом, он одним прыжком выскочил из засады и зажал ей рот, в другой руке блеснул кинжал.
*****
— Если закричишь, убью, — шепотом пригрозил он. Девушка в ужасе отпрянула, но не издала ни звука. Чезаре удержал ее и подтолкнул к ограде.
— А ну, перелезай на другую сторону, — скомандовал он. — И ни звука!
Она молча перебралась через ограду, вместе с ним молча пошла к реке. "Какая удача!" — обрадовался Чезаре, все решилось так легко. С моста их никто не увидит, с берега тоже. Он подтолкнул свою жертву кинжалом.
— Ложись. Если крикнешь, я перережу тебе горло.
— Чего ты хочешь? — сквозь слезы спросила она. — У меня нет денег. Чезаре почувствовал себя уверенней.
— У тебя есть кое-что дороже золота. Поскорее ложись, и я тебе покажу, что мне надо.
Неожиданно девушка рванулась из его рук и побежала в сторону моста. Но Чезаре догнал ее, зажал рот и приставил кинжал к ребрам.
— Убью! — прошипел он.
Но это предупреждение не возымело, действия. В яростной схватке она ударила его локтем по лицу и вцепилась сильными пальцами в горло. Застигнутый врасплох, Чезаре изо всей силы саданул ей кулаком в живот. Девушка упала, застонав от боли. Чезаре, не теряя времени, кинулся на нее, прижал к земле руки и раздвинул бедра. Девушка вскрикнула от боли и унижения, когда его дубинка пронзила ее. Движения юного насильника были быстрыми, тяжелыми, он торопил приближение этого потрясающего взрыва, ради которого был готов потерять разум. Обессилевшая от удара в живот, девушка не могла сопротивляться, даже когда он отпустил ее руки и сжал бедра, толкая их себе навстречу. В лихорадочной возне прошла какая-то минута, он почувствовал, что теряет контроль над собой. Это были небесные блаженства и адские муки…
Девушка лежала, как мертвая. Чезаре вытащил из-под нее руки и сел рядом. Теперь он почувствовал пустоту и угрызения совести: вряд ли ради этого судорожного мгновения стоило идти на крайние меры. Вдруг он услышал скользящее движение девушки и отшатнулся: придя в себя, она схватила его кинжал, который валялся на песке. — Теперь я тебя убью, — сказала она с ненавистью. Он встретил ее бросок, как борец. Схватка была короткой. Ударом ноги Чезаре снова опрокинул свою жертву на землю и схватил вывалившийся нож. Когда она снова бросилась на него, он резко выбросил вперед руку. Кинжал вошел в тело жертвы по самую рукоятку. Страшные, невидящие глаза были открыты, сердце не билось — Вытащив кинжал, убийца вытер его о платье, затем осторожно перекатил труп в воду, подальше от страхи. Со стороны моста послышались шаги, громкие голоса — обеспокоенные родственники начали искать девушку. Чезаре, дрожа от страха, шмыгнул под мост, надеясь, что им не придет в голову спуститься и осмотреть берег. А через полчаса он спокойно добрался до своего дома. Малолетний мерзавец, чью душу обагрила первая невинная кровь, с увлечением читал сказки, когда пришел отец и сообщил новость: завтра он, Родриго, вступает в должность наместника господня.
Улицы Рима были запружены праздной толпой. Тысячи людей наблюдали за красочной процессией, которая предвосхищала коронацию нового хозяина Ватикана папы Александра VI. Сам он, величественный и спесивый, гарцевал на белом жеребце, окруженный знаменами, в том числе с гербом дома Борджиа — быком. Маскарадный кортеж включал семьсот священников, две тысячи конных рыцарей, три тысячи лучников и дворцовую гвардию со сверкающими алебардами и щитами…
Одним из первым актов нового папы был строгий указ о борьбе с преступниками. Он распорядился стирать с лица земли дома убийц, а виновных вешать над руинами в назидание другим. Папа даже не предполагал, что по справедливости первым надо было повесить его собственного сына.
Глава 7
В свои четырнадцать лет Лукреция уже была женщиной с богатым и разносторонним опытом. После долгих размышлений Родриго удалось найти ей подходящего жениха, который должен был стать достойным зятем папы римского. Родственные узы с Джованни Сфорца обеспечивали папе укрепление связей с Миланом, хотя будущий зять был лишь незаконнорожденным сыном одного из столпов могущественного миланского дома Сфорца.
Пышная свадьба, отпразднованная в Ватикане, завершилась вечерним приемом в папском дворце. Среди гостей блистали десять верных новому хозяину кардиналов и ряд знатных людей Рима.
После многочисленных возлияний святой отец объявил специальный номер программы. В зале появились пятьдесят прелестных куртизанок, хорошо известных папе, поскольку многие уже делили с ним постель. Они принялись танцевать со слугами. Гости вежливо аплодировали и не очень-то понимали, что же здесь особенного. Такие танцы можно увидеть на любом римском балу…
Но когда гости уже заскучали, хозяин хлопнул в ладоши. По его сигналу куртизанки и их партнеры сбросили одежды и продолжали танцевать совершенно обнаженными. Столь ошеломляющая новинка в святом месте сразу оживила зал. Мужчины ухмылялись при виде роскошных женских тел. Со своей стороны, дамы не могли скрыть свой интерес к мужским достоинствам танцоров.
У раскрасневшегося от вина падре Родриго развязался язык. Ничуть не смущаясь, он выдавал мужчинам интимные подробности поведения многих танцовщиц в постели. Дамы хихикали, бросая на танцоров возбужденные взгляды. Хозяин снова хлопнул в ладоши. При сближении с партнерами куртизанки начали быстро хватать их орудия, которые невольно устремлялись ввысь, словно для выстрела
— Ну, теперь вы можете каждого оценить по достоинству, — сказал, хохотнув, папа своей соседке, синьоре Манфреди, чья рука уже шаловливо орудовала под столом
— Я уверена, что в этом деле никому не сравниться с вами, — кокетливо ответила она.
— Вы мне льстите, — заметил папа. — Но из скромности я умолчу о своих достоинствах. Они к вашим услугам после спектакля.
— Вы очень смелы, Родриго, — ответила вельможная обольстительница. — Правда, смелый мужчина обычно получает то, что хочет.
Папа в этот вечер казался неистощимым на выдумки. По его сигналу слуги внесли большие корзины яблок с вырезанными сердцевинками. Танцоры под хохот зрителей надели на твердые копья головки зеленого, желтого и красного цвета и опустились на колени. Красавицы на четвереньках подползли к ним задом. Всем открылся изощренный замысел хозяина.
— Это истинно свадебный поединок, — объявил папа. — Первая женщина, которая снимет яблоко с копья, получит самого достойного мужчину. Последняя будет лишена наслаждения на два месяца.
Куртизанки начали безумное соревнование. Они извивались перед слугами, терлись ягодицами, пытаясь захватить своими ловушками заветное яблоко. Лишь немногим плодам удалось остаться на месте. Но самые искушенные жрицы любви, стараясь подольше позабавляться с яблоками, продлевали удовольствие себе и зрителям. Наконец, гибкая черноволосая танцовщица дернулась вперед и оголила мужской стебель. Аплодисментам в ее честь она внимала стоя на четвереньках, с раздвинутыми бедрами, в которых алело яблоко.
— Господа, — обратился папа к гостям, — согласитесь, мы увидели прелестный спектакль. Но это лишь прелюдия. Вас ждет не менее удивительный сюрприз.
После его хлопка куртизанки враз выдавили из себя яблоки и преподнесли гостям на выбор — кардиналам, рыцарям, баронам. Каждый счастливчик поднимал плод в честь своей поклонницы и смачно надкусывал его, явно подыгрывая хозяину. Обещанную награду получила и черноволосая нимфа. Она предпочла молодого самца с поистине орудийным шомполом. Он подошел к банкетному столу, взял из корзины банан и всадил его в свою поклонницу. Затем по проторенной дорожке двинулся могучий поршень триумфатора. Присутствующие дамы с упоением наблюдали, как он входит все глубже и как женщина, согнувшаяся под ним, стонет от сладострастных мук. Папа Александр взглянул на соседку: синьора Манфреди беспокойно ерзала на стуле.
— Вы довольны этой сценой? — шепотом спросил он, наклонившись к соседке.
— Я хочу сама участвовать в спектакле, только за кулисами, — возбужденно прошептала она в ответ.
— В таком случае не будем ждать конца — сказал святой отец — Кардинал Ровере заменит меня за праздничным столом.
— Пойдем скорее, я не могу больше ждать, — нетерпеливо схватила падре за рукав обезумевшая от невиданного зрелища вельможная синьора.
Глава 8
Ни тревожные события в стране, ни претензии французского короля Карла на Неаполь и поддержка его непослушными баронами на севере Италии — ничто не могло отвлечь семейство Борджиа от кровосмесительных похождений. Лукреция, чью пламенную страсть никак не удавалось остудить ее молодому мужу, снова обратилась к интимным услугам своих братьев.
К ее любовникам прибавился старший брат Джованни, герцог Гандийский, который после учебы переехал в Рим и стал советником главы Ватикана.
Две тайны мирно уживались, пока однажды Чезаре не пришел в дом Лукреции без предупреждения. Он отпер замок своим ключом и вошел в спальню сестры. Любовники были настолько поглощены страстью, что не сразу заметили незваного гостя.
— Я не знал, что у нас в семье такая любовь, — произнес Чезаре, наблюдая за переплетенными телами брата и сестры. Лукреция первой пришла в себя.
— Чезаре, дорогой, уж не думаешь ли ты, что имеешь на меня исключительные права?
— Я не ожидал, что мой собственный брат запряжет тебя в такую колесницу.
— Не сердись, — примирительно сказала она. — В конце концов, Джованни знает о нас с тобой и ничего не имеет против.
Она с улыбкой подошла к Чезаре. И хотя глаза юноши сузились от гнева, Лукреция обняла брата за шею.
— Твоя ревность меня удивляет. Разве ты мой муж? — она засмеялась.
Чезаре схватил сестру за руки так сильно, что она вскрикнула от боли.
— Ты уличная шлюха! — зло выпалил он.
Лукреция залилась краской, но тут же овладела собой.
— Чезаре, тебе сейчас лучше уйти, придешь в другой раз, когда одумаешься. Кроме того, — добавила она язвительно, — нам с Джованни надо закончить работу.
Сдерживая гнев, Чезаре испепеляющим взглядом смерил сестру с головы до ног и вышел. Лукреция, сама невинность, повернулась к Джованни.
— Ну и ну, не думала я, что он так себя поведет.
*****
Джифредо, отчаянный мальчишка, совсем потерял власть над собой. В воспаленном мозгу билась только одна мысль: так вот что это такое! Атаки его копья становились все короче и чаще, острее до тошноты, невыносимое и даже пугающее наслаждение усилилось, и, наконец, сквозь судороги и истому внезапно прорвалось облегчение. На несколько секунд Джифредо потерял сознание и едва удержался в седле. Лукреция привстала, как будто после сна. Она успокоила и поблагодарила брата и сделала это так просто и искренне, что чувство стыда сразу покинуло его. Джифредо был рад случившемуся и взволнован новым будущим, которое открыл ему этот день.
Глава 5
Cамым приятным развлечением Иннокентия III с тех пор, как его свалила болезнь, стали воспоминания о прошлых любовных историях. Это единственное, что ему оставалось, ибо врачи запретили святому отцу всякое перенапряжение и на пушечный выстрел не подпускали к спальне фаворитку папы куртизанку Катарину. Увы, несмотря на телесную слабость, чувственность не покинула его, а лежание целый день на спине и необузданное воображение лишь усиливали ее.
Теперь он часто думал о племяннице кардинала Родри-го. Стоило лишь сомкнуть глаза, как перед ним вставали картины одна пикантнее другой. Старец видел себя рядом с прелестной девственницей, готовой со страстью наивной души сделать для него все. И чем выше возносили его грезы, тем больнее и безнадежнее было возвращение к своим хворям и немощам. Грызня за власть, государственные дела, церковные интриги — вся эта мирская суета уже не занимала святого отца. Он молил Бога только об одном: продлить его способность наслаждаться женским телом. Ради этого он терпел назойливых врачей, берег себя.
Иннокентий хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему слуге принести виноград. Тот поклонился и вскоре вернулся с большим серебряным подносом, полным янтарных гроздьев. Старец начал медленно жевать ягоды, выплевывая косточки на пол. Его пальцы ощущали тугую прохладную кожицу винограда. Упругие ягоды напоминали ему груди Катарины, нецелованное тело племянницы кардинала Родриго.
А тот неустанно хлопотал о возвращении Лукреции в Рим, выжидая подходящий момент для смертельного удара по Иннокентию. Недели через две она приехала домой в сопровождении свиты слуг. У Родриго опять начался медовый месяц. В перерывах между утехами он наставлял дочь, готовя ее к встрече с престарелым хозяином святого престола. Ради блага народа и государства, внушал он Лукреции не таясь, необходимо устранить Иннокентия. Выжми из него все силы, опустоши душу, и он отправится на свидание к всевышнему. Старый дурак испустит дух при одном взгляде на тебя, самую прекрасную женщину Италии, — нашептывал Родриго дочери.
В назначенный час Лукреция и ее отец были допущены в покои папы. Он выглядел бодрым, сидел, опершись на подушки, остатки волос были тщательно причесаны. Наметанный глаз опытного блудника сразу заблестел: в его клетку попалась чудная птичка. Катарина рядом с ней выглядела бы жалкой пичугой.
Лукреция обожгла хозяина искрящейся голубизной своих огромных глаз и слегка склонила голову.
— Для меня большая честь получить аудиенцию у Вашего святейшества — сказала она с неподдельной дрожью в голосе.
— О, мое дитя! Вы одно из тех прелестных созданий природы, которые за доброту и скромность заслуживают самой высокой чести, — ответил папа с улыбкой.
— Моя племянница очень взволнована в присутствии наместника Бога, — вмешался Родриго. — Эта встреча была ее мечтой, какое счастье, что она сбылась так скоро.
— Мне трудно говорить, — почти шепотом промолвила Лукреция. — Прошу Ваше святейшество простить меня.
— Дитя мое, подойди и дай мне твои ручки, — сказал Иннокентий ласково. — Не робей. Такая красавица с чистой, набожной душой не должна бояться святого челов ка.
Старик взял ее пальчики своими холодными костяшками. Нежные теплые руки сразу наполнили его ощущением здоровья и активности. Он сразу оценил крепкое тело под платьем и с вожделением уставился на полуоткрытые девичьи груди.
— Ваше святейшество, я должен вас оставить, у меня неотложные дела, — сказал вкрадчиво кардинал. — Надеюсь, моя племянница не очень вас утомит.
— Мой дорогой кардинал, разве это дитя Христа, это трепетное воплощение женственности способно утомить меня? Вы можете располагать своим временем и не беспокоиться — приятнее гостя, чем ваша племянница, у меня еще никогда не было.
Кардинал поклонился и вышел. Он уже не сомневался, что сегодня глава Ватикана проведет свой последний любовный поединок. Жизнь его повисла на волоске. Что же, судьба подарила ему достойный конец! Зато Иннокентий, не чуя опасности, сразу начал расставлять силки.
— Скажи мне, солнышко, тебе действительно только одиннадцать лет?
— Через несколько недель исполнится двенадцать, -кротко ответила Лукреция.
— Дитя мое, ты созрела очень рано, Господь хорошо подготовил тебя как женщину.
Мысленно старец уже раздел ее. Оставалось только заглянуть в глаза красавице, увидеть в них покорность и сладострастие. А в них блеснули бесовские искры. Иннокентий от неожиданности чуть не осенил себя крестом. Но тут на ее лице вспыхнула робкая, невинная улыбка. И святой отец отбросил всякую мысль о происках дьявола. Ты учишься, дитя мое? Не трудно?
— Мои занятия просты: хочу научиться различать добро и зло. Мне так нужен ваш.совет, ваше мудрое слово.
— Дитя мое, что случилось? — Старец еще крепче сжал ее руки.
— Святой отец, это ужасно, а… Я не знаю, смогу ли я рассказать…
— Не волнуйся, ты можешь исповедаться мне без всякой опаски.
Лукреция была в ударе, она чувствовала, что сможет одурачить старика, как мальчишку.
— Вы должны простить меня, святой отец.
— Не бойся, — ответил он великодушно. Бог — это любовь. Всем покаявшимся прощаются их грехи.
— Меня всегда хвалили за то, что я хороший и послушный ребенок. И я старалась не огорчать людей, принимать на веру их слова и просьбы. И вот недавно я была в гостях. Познакомилась с сыном хозяйки. Он мне очень понравился — веселый, добрый. Сначала мы болтали о пустяках, а потом он стал рассказывать о мужчинах и женщинах такие вещи, что у меня просто закружилась голова.
По щекам Лукреции текли слезы. Папа с трудом скрывал нетерпение, он начал догадываться об их причине.
— Продолжай, девочка. Господь и я с тобой,
— А потом он… повел меня во двор… поцеловал, и я… я верила ему, думала, это правильно… Но когда это кончилось, я поняла, что согрешила.
Какой счастливчик, подумал старец, чувствуя внутреннюю дрожь возбуждения.
— Дитя мое, успокойся, — сказал он зарыдавшей Лукреции, отечески обнял и привлек ее к себе. — Это действительно ужасно. Коварный мужчина нагло воспользовался твоей невинностью. Но молодые девушки склонны преувеличивать серьезность происходящего. Он сорвал с твоих губ поцелуй — невелика беда!
Как и надеялся престарелый соблазнитель, она запротестовала:
— О нет, святой отец, он добился большего.
— Неужели? Так скажи мне, что он сделал? Лукреция уже сама поверила в придуманную роль и играла с нарастающим вдохновением.
— На мне в жаркий день была лишь длинная, до пят, рубашка. Он поцеловал меня и прижал к себе, я чуть не упала в обморок. Он засунул язык мне в рот и попросил меня сделать то же самое. Потом начал ласкать все тело…
Теперь каждое слово Лукреции вдохновляло на подвиг не только старца, но и его поникшего наперсника былых любовных ристалищ. Он тоже почувствовал явный интерес к разговору.
— Продолжай, дитя мое. Ничего не забудь. Я должен все знать, чтобы молиться за тебя.
— Вначале он ощупал меня через рубашку, а когда дошел до лилии, я ослабела и предложила сесть. Прежде чем я поняла, что происходит, он снял с меня рубашку. Я очень испугалась, все остальное помню, как во сне.
— Что же ты помнишь? Скажи мне, ведь ты исповедуешься. Он всю меня целовал — в губы, шею, плечи, грудь. А потом сунул палец в меня, и я воспылала греховной страстью, хотя было очень больно. Когда он опрокинул меня на спину и лег рядом, я ощутила, что он тоже голый. Я очень испугалась, почувствовав, что он сделает что-то ужасное. Я хотела сопротивляться изо всех сил, но не смогла — мое любопытство стало его союзником. Я особенно грешна, потому что сама раздвинула бедра, помогала ему, когда он, вы знаете, святой отец, что… Я почти потеряла сознание, было больно… Он тяжело дышал и стонал, даже кричал… и потом все кончилось…
Боже, как прелестно и доверчиво это дитя, растроганно подумал святой отец, и как неосторожно. Неумелый, мокрогубый юнец грубо сорвал цветок, которому нет цены. Папа гладил Лукрецию по волосам, мысленно представляя, как бы он, покрыв это нежное тело тысячей поцелуев, доведя любовную игру до крутой вершины, вошел в святилище медленно и глубоко. И вошел бы, да посох непрочен, а без него на вершину не взобраться, хотя попробовать надо. Грешно, прости Господи, не попробовать, когда такое чадо не только вялый стебель — мертвого поднимет.
— Дитя мое, не упрекай себя, твой грех на совести мужчины, который хорошо знал, как воспользоваться неопытностью девушки. Его Бог накажет, а тебя простит. Однако Лукреция, казалось, была безутешна.
— Святой отец, вы так добры ко мне, а я недостойна милосердия. Я неспособна очистить душу от сильного желания повторить то, что случилось. Оно возникает теперь помимо моей воли. Я борюсь с этим, но напрасно.
— Ах вот что, это уже серьезно, — рука Иннокентия осторожно потянулась к проснувшемуся зверьку, который вдруг напомнил о себе, шевельнув простыню. Он снова был сильным и голодным, как лев, собирающийся на охоту. — Ты видела потом этого негодяя?
— Нет, Ваше святейшество, держусь от него подальше, но чувствую неодолимое влечение к мужчинам. — О, я, наверное, выгляжу ужасной грешницей в, ваших глазах.
Иннокентий слушал ее и не слышал. Эта трепетная рука в моей руке так близка, думал он, что я просто могу сунуть ее под простыню.
— Не бойся своих чувств, дитя мое, — прошептал он. — В тебе пробудился естественный голос природы, о котором ты раньше не знала. Мы все живем по ее законам.
*****
восторга при первом прикосновении. Пальцы были неутомимы. Они гладили, любили, щипали, не давали пощады, хотя крики и стоны Лукреции перешли в бурные сладострастные рыдания.
— Ртом, ртом! — умоляла она и сразу же ощутила трепетные губы, которые вызвали дрожь по всему телу. Она едва могла произнести слово, она задыхалась, сгорала, как на костре. Выгнувшись дугой, Лукреция судорожно сжала голову Карлотты и в тот же миг забилась в сладострастных конвульсиях.
Глава 10
В то время как Лукреция наслаждалась спокойной жизнью в монастыре, Чезаре размышлял о своем будущем. Папа замыслил брак между ним и арагонской принцессой Карлоттой, которую Чезаре никогда не видел, но слышал о ее красоте. Чтобы добиться своего, папа попытался заручиться поддержкой французского короля Людовика XII. Как обычно в таких случаях, переговоры предусматривали обоюдную выгоду.
Король воспользовался моментом и попросил главу церкви расторгнуть его брак с Жанной де Валуа, дочерью Людовика XI, и святой отец с готовностью удовлетворил эту просьбу. В ответ он попросил короля уступить Чезаре герцогство Валентинское — лакомый кусок земли между Италией и Францией. Людовик, в свою очередь, потребовал возвести в сан кардинала своего старого друга и разрешить ему жениться на красивой вдове английского короля Карла VIII.
Чезаре выбрал этот редкий момент благополучных переговоров и попросил отца снять с него красную шапку кардинала, поскольку отец Карлотты ни за что не хотел выдавать дочь за священника. А Чезаре боялся упустить громадное королевское приданое.
Единственным противником брака выступал испанский кардинал Хименес, который усмотрел в нем и в союзе между Францией и Святым Престолом угрозу интересам Испании. Папа римский отверг эти претензии на том основании, что отказ от поста кардинала необходим Чезаре для спасения его души. В качестве компенсации он передал испанской церкви приходы Чезаре на ее территории.
Герцога Валентинского Чезаре Борджиа на пути к королю Франции, в семействе которого воспитывалась принцесса арагонская Карлотта, сопровождала громадная свита: сотня слуг, десяток карет и два десятка мулов, перевозивших богатую поклажу и щедрые подарки. Несмотря на раннее утро, на улицах Рима собралось много людей посмотреть на нового герцога и пожелать ему удачи в сватовстве. Процессия, зажатая толпой, сопровождалась до границ Рима четырьмя кардиналами.
В приморской Остии вся свита села на судно, присланное Людовиком для нового герцога. Неделю спустя парусник бросил якорь в Марселе, где герцога помпезно встретил епископ пижонский. Из Марселя караван направился в Авиньон, а затем — в Париж, где король Людовик приветствовал уерцога с истинно французской галантностью. Но никаких любезностей высокий гость не получил от дамы сердца.
Несмотря на красивую внешность и сильный характер Чезаре, Карлотта бесконечно тянула с ответом, и всем стало ясно, что она не желает этого брака. Более того, она проявила высокомерие по отношению к герцогу Валентинскому в тех немногочисленных беседах, которые они имели.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения, был случай, когда Чезаре, "ужаленный" дерзкой принцессой, через третьих лиц передал ей в самых вежливых выражениях, что не может вечно оставаться при французском дворе и не понимает причины с задержкой определенного ответа. Карлотта же сообщила, что ее семья не привыкла иметь дело с самоуверенными выскочками, хотя бы и благородного происхождения. Взбешенный Чезаре сразу же решил отомстить гордячке.
Почти каждый день после обеда Карлотта с несколькими придворными дамами и слугами верхом отправлялась на прогулку в лес неподалеку от королевского дворца. Они два-три часа скакали по холмам и долинам, прогуливались пешком в густых зарослях — все зависело от капризов Карлотты.
Несколько дней спустя после оскорбительного ответа принцессы Чезаре и два десятка его людей отправились в лес. На поляне, недалеко от места, где Карлотта и ее компания обычно устраивали привал, они переоделись в разбойников и затаились.
Ждать пришлось недолго: дозорный сообщил, что Карлотта с друзьями и слугами вошли в лес. По знаку Чезаре его сообщники надели маски, прихватили луки и стрелы и начали подбираться к месту, указанному дозором. Вскоре Чезаре заметил белые одежды женщин, которые помогали принцессе собирать цветы, болтали о чем-то, смеялись. Десяток слуг беспечно расхаживали вокруг дам. Какая идиллическая сцена, злорадно подумал Чезаре. Его сердце сильнее забилось от желания отомстить обидчице. Он взялся за тетиву, приложил стрелу, двое рядом с ним сделали то же самое. Он медленно прицелился, издал пронзительный свист и отпустил стрелу. Первый охранник принцессы замертво рухнул на землю, а вслед за ним в мир иной отправились и остальные. Фрейлины, сгрудившись вокруг Карлотты, дрожали от ужаса. Чезаре, мрачно улыбаясь, поднял лук и пригвоздил стрелой платье своей обидчицы. Со всех сторон послышался мужской хохот, и нападавшие ринулись на поляну.
С женщин моментально сорвали одежды, глаза завязали клочками их же собственного белья. Некоторые отчаянно сопротивлялись, другие сдались, рыдая и моля о пощаде.
Чезаре молча наблюдал, как его сообщники раздевали Карлотту. Она плакала, но больше от ярости и стыда, чем от страха. Вблизи она была еще лучше. Он увидел светлые волосы между ног, родинку на левой груди, темную в пупырышках кожу вокруг сосков, легкое содрогание бедер. Он дал знак слугам и остался наедине со своей пленницей.
— Кто бы ты ни был, я предупреждаю: ты за это поплатишься головой!
Вместо ответа он шлепнул ее по ягодицам и подтолкнул вперед.
— Если ты дашь мне одежду и посадишь на лошадь, я попрошу лично для тебя помилование, — сказала она рыдая.
— Вы все обречены, но ты будешь спасен, если поможешь мне.
Он молча прижал пленницу к себе, возбуждаясь от острого ощущения упругости ее ягодиц.
— Ты зверь, ты свинья, — в бессильной злобе зарыдала гордая принцесса.
Углубившись в густой лес, Чезаре привязал ее к дереву и набросился на свою жертву с яростью голодного самца.
— Ты свинья! — в бессильной злобе стонала принцесса. — Если прикоснешься ко мне, обещаю, умрешь в страшных муках!
Карлотта отбивалась, истерично рыдая. Но ее мучитель был слишком силен. Теперь он повалил свою жертву на землю, привязав ее за руки и ноги к вбитым кольям. Он отошел и залюбовался своей работой — гордячка была распята, как на кресте.
— Ты получишь все, если достанешь мне лошадь, — успела она крикнуть, — прощение, деньги, драгоценности — все, что захочешь!
Он осклабился и встал на колени между ног своей жертвы, с которой мог делать, что хотел. Желая унизить её до конца, он приник лицом прямо к ее расщелине, раздвинул пальцами нежную плоть и вдавился в нее губами. Карлотта дергалась, как от ударов молнии, и в ужасе повторяла:
— Пожалуйста, нет, нет!
Но эти крики лишь распаляли его мстительную страсть. Он всем телом навалился на женщину, чьи упругие груди пружинили, как две резиновые подушки. Приподнявшись, он вонзился в нее…
Принцесса лежала под ним с повернутой набок головой. Боже, это произошло. Ее честь покрыта вечным несмываемым позором. Слезы кончились, голова и тело болели, она хотела умереть. Чезаре медленно сполз на влажную от росы траву. Теперь эта красотка раздавлена, как мерзкая крыса. Он оделся и пошел к поляне. Здесь большинство его людей уже опорожнили себя. Чезаре свистнул, и через несколько минут появились дозорные, которые заняли места своих товарищей рядом с поверженными дамами.
На душе у Чезаре был праздник. Он преподал Карлотте урок, которого она никогда не забудет. Вполне возможно, она вообще покинет королевский двор. Во всяком случае, он ни за что на ней не женится, даже если она примет его предложение. Пусть ее приданое останется при ней. Чезаре не боялся опознания. Операция была хорошо подготовлена и проведена. Никому и в голову не придет подозревать в содеянном вельможных гостей.
Глава 11
Только перед зарей поисковая группа, посланная королем, нашла Карлотту и ее свиту. К этому времени Чезаре и его приспешники спали сном праведников.
Днем крупный отряд солдат, в том числе из свиты Чезаре, начал прочесывать лес в поисках мерзавцев, напавших на знатных дам, но, разумеется, никого и ничего не нашли. Карлотта уговорила не назначать крупное вознаграждение за сведения о преступниках: чем меньше об этом будут говорить, тем лучше, решила она. Через несколько дней поисков и допросов король распорядился прекратить операцию. Но к этому времени полкоролевства судачило об этой истории. Поговаривали даже, что королю, мол, надоела жена, и он пожелал овладеть высокомерной Карлоттой, которая подняла себе цену, отказав Чезаре. Были и злые языки, болтавшие о причастности герцога к случившемуся. Однако сам Чезаре вел себя безупречно, а слуги его хранили молчание.
И все же этот скандал на долгое время вывел принцессу с брачного рынка. Людовик, все еще желавший укрепить союз с папой, на выбор предложил Чезаре в жены племянницу самого короля или дочь герцога Гиенского -Шарлотту д’Альбре.
Чезаре выбрал семнадцатилетнюю красавицу Шарлотту. Ее брат, король Наварры, нуждался в силе Франции для борьбы с Кастилией. Брак объединял обе стороны в период, когда воинственный Милан выдвинул территориальные претензии к обоим королевствам. Герцог Валентинский выступил в свите Людовика в поход для очищения Италии. В Ватикане папа Александр VI начал приготовления к торжествам по случаю возвращения сына домой. Лукреция, получившая эту семейную новость, тоже начала приготовления к отъезду из своего маленького гнездышка в монастыре и встрече с любимым Чезаре.
Глава 12
Сидя на коне, молодой Борджиа обозревал зеленые долины Романьи вдоль реки По и высокие крепостные стены города Имола. Осада затянула бы кампанию, возможно, до зимы. Однако Имола, как и все другие города, Которые он захватил после возвращения Людовика во Францию, сдалась ему без боя. Романья была известна своими правителями -тиранами, и в трудное время граждане поддерживали их лишь по привычке и традиции. Захватив первый город, Чезаре помиловал всех его граждан, запретил солдатам заниматься грабежами и насилием, и этот приказ неукоснительно выполнялся, а всякое его нарушение каралось с характерной для Чезаре жестокостью. Зато весть о хорошем обращении с покоренным населением летела впереди Чезаре и открывала крепостные ворота сыну ватиканского владыки.
*****
— Мне кажется, Чезаре попросту влюблен в тебя. Глаза Лукреции смягчились. Она уже мысленно простила брата-ревнивца. Джованни сзади обнял ее за груди
и вернулся к прерванному занятию.
— Как ты думаешь, Чезаре в самом деле рассердился?
— Не волнуйся, это долго не продлится.
…Когда братья встретились вечером следующего дня, Чезаре внешне был настроен дружелюбно. Их мать Ванноза им, наконец, сказали правду,- давала прощальный ужин в своем имении в Трастевере — братьям предстояла дорога в Неаполь на коронацию короля Федерико. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что ни один — из братьев не обращался друг к другу напрямую. Однако оба соперника вместе покинули застолье и в сопровождении слуг верхом отправились домой.
Джованни молча покачивался в седле. Прошлой ночью он страстно попрощался с Лукрецией. Его совсем не радовало совместное путешествие с Чезаре. Он понимал, что провинился в глазах брата, и опасался мести.
Едва лошади въехали в узкую темную улочку римского предместья, Джованни получил молниеносный удар по голове. Он удержался в седле и даже инстинктивно выхватил шпагу, однако новый страшный удар свалил его с лошади.
— Он мертв? — спросил голос из темноты.
— Да, синьор, с ним кончено.
— Хорошо, взвали труп на мою лошадь и веди к реке. Это был голос Чезаре. Убийцы, осторожно ступая в темноте, направились к мосту Святого Ангела, где несколько лет назад еще мальчишкой он избавился от своего первого трупа. В том месте, где мусорщики обычно сбрасывали свое добро с тележек, один из убийц повернул лошадь задом к воде, и двое других стащили тело Джованни подальше в реку.
— Хорошо сработано, — сказал Чезаре, направляя лошадь в узкую темную улочку.
В полночь он сказал сестре, что сожалеет о своей горячности и что уже извинился перед Джованни. Лукреция приняла брата ласково, а он любил ее неистово и изощренно, не только удовлетворяя свою похоть, но и мстя этим мертвому сопернику.
Глава 9
Рим был ошеломлен смертью герцога Гандийского, но ни одна душа не приписывала убийство его брату. Даже Лукреция ни о чем не догадывалась. Большинство горожан считало, что этот подлый акт совершен политическими противниками дома Борджиа.
Чезаре не чувствовал никакого раскаяния и уехал в Неаполь на коронацию вполне счастливым. А Лукреция была вынуждена снова полагаться на силу мужа. Увы, он не удовлетворял ее страстную натуру и в конце концов стал ей противен. Несколько месяцев спустя Родриго расторгнул брак дочери с Джованни Сфорца, обвинив его в импотенции. Об этом столько писали и говорили, что молодой аристократ обиделся и в ответ публично обвинил семейство Борджиа в кровосмесительстве.
Лукреция немедленно удалилась на полгода в монастырь Сан-Систо на Аппийской дороге, чтобы избежать скандалов, потрясающих Рим, и соблюсти приличия, диктуемые ее высоким положением. Приезжую поселили в отдельную келью.
Вначале Лукреция была довольна спокойной жизнью вдали от суетного мира, в котором чувствовала себя, как на вершине вулкана, готового вот-вот взорваться. Но, привыкнув к бурной интимной жизни, она стала невыносимо тосковать по ласке. Несколько месяцев спустя здесь, за непроницаемыми каменными стенами, она подружилась с молодой послушницей. Карлотта учила Лукрецию плести корзинки и вырезать из дерева различные фигуры. Они хорошо ладили, и вскоре Лукреция заметила, что неискушенная, наивная Карлотта просто боготворит ее. Оказалось, что девушка, никогда не имевшая любовников, тяжело переносит затворничество. Она ощущала в себе потребность, сути которой не могла понять, хотя по ее сумбурным объяснениям Лукреция быстро распознала
причину: девушка переживает чувственную лихорадку.
Привлекательная, черноволосая Карлотта волновала Лукрецию. Удовлетворяя явное любопытство подруги, она во время прогулок кое-что рассказывала ей о своей интимной жизни. При этом всегда преувеличивая жестокость мужчин, представляя их как бесчувственных животных.
— Я бы не вынесла такого бесцеремонного обращения с собой, — сказала Карлотта однажды утром, прогуливаясь с подругой вдоль речушки, заросшей лилиями. — Это было бы ниже моего достоинства.
Лукреция осмелела.
— Да. В выборе между мужчиной и монастырем я бы предпочла уединенное существование в этих стенах. Но, к счастью, две женщины могут утешиться друг с другом.
Девушка удивленно подняла тонкие брови.
— Как? Вместо мужчины?
— Да, Карлотта. Женщины такие нежные и чуткие, а мужчины в акте любви думают лишь о своем удовольствии.
— Но…
— Послушай, милая. При всем уважении к игуменье и к индивидуальному праву на выбор своей судьбы любая женщина, которая запирается в келье, проявляет страх перед миром и собственной природой. Вера в Бога этого не оправдывает. Посмотри на здешних монахинь. Большинство из них безобразны и глупы, они не знали и никогда не узнают настоящего счастья.
Она взяла Карлотту за руку.
— Но ты не такая. Ты прелестна, полна жизни и рано или поздно вырвешься к свету, как птица из клетки.
В глазах девушки показались слезы — столь искренней была ее благодарность Лукреции за добрую надежду.
— Знаешь, мне очень этого хочется, — сказала она.
— Я даже начинаю жалеть, что попала в монастырь.
— Крупицы радости можно находить и здесь, — сказала
Лукреция. — Мы обе в тупике неудовлетворенных желаний. Давай помогать друг другу.
— Но как?
— Мы заменим мужчин друг для друга. Эти безумные слова поразили девушку в самое сердце, хотя она давно ждала их.
— Я… я не знаю, как… И потом, я не уверена, что это…
— У нас внутри есть глубокие колодцы чувств, которые недостижимы для других, — перебила ее Лукреция. — И только мы можем черпать из них наслаждение, которое сильнее любого отчаяния, — она нежно и настойчиво смотрела на подругу.
— Приходи ко мне после вечерней молитвы. Мы нап емся водицы из этого колодца.
Зазвонил колокол, призывая всех к молитве. И девушка, смиренно опустив очи, пошла к обители. Лукреция, улыбнувшись, последовала за ней.
Вечером Лукреция, одетая лишь в легкую тунику, ждала Карлотту, то и дело поглядывая в окно, машинально листая страницы "Декамерона", который тайком принесла в монастырь.
Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда раздался легкий стук. Она бросилась к двери и через мгновение сжала в объятиях подругу. Карлотта смущенно улыбнулась и нерешительно остановилась у входа, пока Лукреция запирала дверь.
— Я боялась прийти, — сказала она наконец. — Разве это не странно — мы свободно можем навещать друг друга.
— Мы вправе делать все, что хотим.
— Наверное, — нерешительно согласилась Карлотта.
— У меня есть еще одна туника, надень ее, в ней удобнее, — предложила Лукреция и опустила глаза в "Декамерон", слушая шелест снимаемой одежды. Через минуту она увидела подругу обнаженной. Маленькие упругие груди с пунцовыми сосками, тонкая талия, темные волосы перед храмом наслаждения — она была такой беззащитной и желанной… Карлотта подошла и села рядом на кровать: она, похоже, начинала преодолевать робость.
— Ты просто прелестна без строгих монашеских одежд, — сказала Лукреция. — Было бы страшной ошибкой всю жизнь провести в безрадостном заточении.
Карлотта устремила на подругу благодарный взгляд:
— Без тебя, Лукреция, я бы Этого никогда не поняла. — Она без слов, как зачарованная, легла рядом с подругой. Лукреция нежно коснулась губами ее щеки, и возбуждение легкой волной сразу вскружило голову. Она ощутила своеобразный аромат, который не источал ни один мужчина. Карлотта вздрогнула, когда губы Лукреции коснулись ее губ. А потом начался волшебный сон наяву. Прохладная, деликатная рука подруги легонько двигалась от одной груди к другой, потягивая соски, а язык играл в прятки с губами Карлотты. Лукреция мягко развязала пояс ее туники, рукой скользнула по талии и поиграла с пупком. Девушка задрожала от незнакомого острого ощущения, которое пронзило ее. Лукреция свободной рукой развязала свой пояс и прижалась горячим телом к напарнице по любовной игре. Ее пальцы продолжали движение вниз, к тесно сжатым бедрам Карлотты. Наконец, поглаживание между ног было вознаграждено ощущением влаги на пальцах. Она поцеловала подругу в шею и прошептала:
— Расслабься, дорогая, раздвинь ноги.
— Я не могу вынести это, — ответила Карлотта. — Я готова потерять сознание каждый раз, когда ты касаешься меня.
— Не волнуйся, все будет хорошо.
Лукреция скользнула на ее тело, губами пошла вниз, дойдя до бедер, которые вздрогнули и сжали ее голову. Бедра девушки то напрягались, то расслаблялись. Лукреция, наконец, нащупала языком этот нежный крутой выступ, который тут же схватила губами, с трудом удерживая свою добычу, неукротимую, как дикая лошадь. Но она держала ее, исступленно работая языком, в то время как на ее уши обрушивались дикие вопли и сладострастные стоны. Казалось, в мире ничего не осталось, кроме стонущей, сотрясающейся в конвульсиях плоти.
Лукреция очнулась от рыданий Карлотты. Та сотрясалась в судорогах, издавая протяжные стоны, пока, наконец, не затихла в полном изнеможении. Лукреция легла рядом, поцеловав подругу в плечо.
— Разве это не стоит целого года в монастыре и всех ценностей мира? — спросила она.
Карлотта сквозь полудрему открыла глаза.
— Я ощущаю такую легкость, что, кажется, способна взлететь, — тихо проговорила она.
— Твое наслаждение было таким заразительным, что я сама чуть не растаяла, — улыбнулась Лукреция.
Карлотта широко раскрытыми глазами посмотрела на подругу. До нее дошло, наконец, что Лукреция дала ей небывалое счастье и что ей надо теперь ответить взаимностью.
— У меня нет опыта, — сказала она. — Я не знаю, что делать.
Лукреция задрожала в предвкушении новых наслаждений.
— Делай то, что я делала, -сказала она. — И это будет чудесно.
— Я должна немного отдышаться.
Несколько минут они лежали молча.
— Боже, я сейчас так этого хочу! — с нетерпением воскликнула Карлотта.
Она осыпала горячими, страстными поцелуями тело подруги. Нежные пальцы скользнули прямо к заветному месту, которое уже ждало ласкающих прикосновений, широко открытое, как распустившийся бутон, между широко раздвинутыми, чутко вздрагивающими бедрами. Лукреция затаила дыхание, ожидая ласки, и закричала от