Проснулись мы поздно, почти перед подъемом, и кинулись уничтожать улики. Девушки попытались застелить кровати, но простыни оказались неимоверно измятыми. Я сильно возбудился, когда голенькая Настя принесла охапку чистого белья, она это заметила и потащила меня в свою комнату. Вика неодобрительно хмыкнула:
— А бедной Вике все застилать придется?
Можно было бы сказать, что Настя меня насиловала, и не один раз, но мне это неимоверно понравилось.
Через час у нас был прощальный завтрак. Полностью одетые, мы сидели на веранде и ели манную кашу. Для торжественности Настя щедро полила ее сгущенным молоком.
— Все, ребята, давайте прощаться, — сказала она, когда мы покончили с завтраком.
— Можете поцеловаться, я отвернусь, — печально сказала Вика.
Настя засмеялась, отвела меня в комнату для старших мальчиков и поцеловала. Поцелуй был такой, что я почти сознание потерял.
— Ты чудо, — сказал я и начал расстегивать пуговки на халате. Настя снова засмеялась и сама его сбросила.
— Ты тоже мне понравился, а теперь уходи.
Последний раз я посмотрел на Настю, ее прекрасные груди, прижался к ним и ушел.
— Нам приказали уматываться — грустно сообщил я Вике.
Грязные тарелки мы оставили на столе.
— Лучшее средство для мытья посуды в твоем случае, это любовница, — философски заметила Вика, когда я попытался немного прибраться.
— А ты не любовница? Две ночи ты со мной провела! — сердито заметил я.
— Я самая нелюбимая из твоих любовниц, — поразмышляла Вика, — а ты лучше убери счастливое выражение с лица.
— А как убрать? — я сильно поглупел за последние дни.
— А так, ты просто вспомни, что у тебя уже две Юноны и Авоси! Только третья у тебя осталась, самая нелюбимая.
Когда я защелкнул замок на входной двери медицинского изолятора, счастье на моем лице само собой улетучилось.
— Что мы будем делать? — спросила Вика, — только на озеро не пойдем, ребенка в пятнадцать лет я рожать не собираюсь.
— Тебе же четырнадцать?
— Ребенок растет девять месяцев, дурачок!
Я задумался, после изолятора совсем не хотелось идти в палату для пятнадцати мальчиков, и проводить Вику в палату для пятнадцати девочек. К тому же днем не разрешалось ложиться на кровати, а мне безумно хотелось спать. Мы нашли маленькую детскую площадку среди сосен, Вика медленно качалась на качелях, я сидел рядом на лавочке, и мы молчали.
Наши проблемы разрешились самым чудесным образом, явился начальник нашего лагеря Иван Данилович. Его единственного полагалось звать по имени и отчеству.
— Каково х… вы здесь сидите? Вика, извини, пожалуйста, вас по всему лагерю ищут. Машина стоит, надо ехать на спортивный слет. И Таню Смирнову найдите!
От депрессии меня спасла неизбежная в таких случаях суета. Надо было бежать за вещами, усаживаться в брезентовый грузовичок, типа нынешней Газели. Всем спортсменам места не хватило, Вику посадили мне на коленки. Километров двадцать мы тряслись по проселочным дорогам. Чтобы развлечься, Вика полезла целоваться. Я из всех сил уворачивался, но прирожденная шпионка все-таки ухитрялась меня целовать незаметно для окружающих. Трудно уворачиваться, если девушка сидит на твоих коленках.
Потом разбивали палатки, разжигали костры. Весь первый день Вика была чемпионкой. Сначала мы с ней выиграли забег на двадцать пять метров с девушкой на руках. Не знаю, кто в советское время мог придумать такой вид спорта, но я бы ему памятник поставил. Я совсем не торопился нести мои драгоценные килограммы. Больше всего я боялся уронить свою самую легкую девушку. Наверное, поэтому мы оказались первыми. Затем Вика первой перелезла через овраг по канату, и еще первой разожгла костер одной спичкой.
Потом играли в волейбол. Судья подозвал меня, я был капитаном команды.
— Команда противников подала протест. В вашей команде играет женщина.
Это было удивительно. Официально турниры были юношескими, но почти в каждой команде играли одна или две девочки. До протестов дело никогда не доходило. К тому же команда противников была намного сильнее нашей.
Я посмотрел на эту самую женщину. Больше всего она была похожа на десятилетнюю девочку, но женские особенности явно выделялись. Маленькая попка аккуратно оттопыривалась, грудки тоже были очень заметными. Зеленая спортивная майка доходила ей почти до колен. Трусики были едва видны. Прелестное личико было необыкновенно серьезным, губки слегка шевелились, Вика явно настраивалась на матч.
— А чем она им не понравилась? — недоуменно спросил я.
— Мне она тоже нравится, но формально я обязан ее удалить, — засмеялся судья,
Я немного подумал. Вся сила нашей тройки была в хорошей сыгранности. Вика великолепно принимала подачи. При низкой пионерской сетке они иногда были гораздо сильнее, чем на взрослой, к тому же благородством редко кто страдал и подающий всегда целился в крохотную Вику. Она отбивала мяч в мою сторону, я просто поднимал его вверх, Таня атаковала.