Время перевалило за полдень, и солнце пекло неимоверно… Стас, перебрасывая шланг с грядки на грядку, ещё два или три раза наклонялся, и каждый раз шорты плотно обтягивали его сочно-упругие ягодицы, — морщась от головной боли, Стас рассказывал со всеми подробностями, как он вчера "бухал", и Валерка, время от времени его перебивая, что-то переспрашивал и что-то уточнял, но Кирилл их почти не слушал; час назад, за завтраком, Валерка сказал: "вся наша жизнь — игра слов", и Кирилл думал о том, что Валерка, сказавший это походя, даже между прочим, по сути прав… ещё как прав! Взять хотя бы мастурбацию, которой он, Кирилл, занимается лет с двенадцати… ведь что получается?
Если выйти на середину улицы и, приспустив с себя штаны, начать дрочить, ни от кого не скрываясь, то тебя тут же назовут "онанистом", и ты "онанистом" станешь — в один миг превратишься в "онаниста", даже если делать всё это будешь впервые в жизни… а если заниматься этим же самым регулярно, как это делает он, Кирилл… или как делает это Валерка — наверняка ведь делает! — или Стас, или другие пацаны, но делать всё это уединённо — тайно и скрытно, то… кто назовёт их "онанистами"? Да, это занятие — онанизм, и он, Кирилл, занимаясь этим, онанирует, но… слово "онанист" всё равно, как ни крути, не клеится ни к нему, ни к Валерке, ни к Стасу — звучит оно, это слово, несуразно и неверно, — вот в чём суть!
— Ладно, Стасик… пошли мы — не будем тебе мешать, — Валерка, вдавив в землю окурок, взглянул на Кирилла. — Идём?
— Ну! — кивнул Кирилл, отрываясь от своих мыслей-размышлений.
— А ты, Стас, пойди проспись… а то морда у тебя… как у старой пожарной лошади, — Валерка, вновь посмотрев на Стаса, засмеялся собственной шутке.
— У какой, бля, лошади? — Стас прищурился… и, не дожидаясь Валеркиного ответа, неожиданно резко наклонился: схватив конец шланга, он направил его на Валерку, одновременно сдавив, сжав его пальцами, так что вода, упруго вырываясь из шланга, с силой ударила в Валерку тонкой, радужно переливающейся на солнце струёй.
— Бля! — Валерка, не ожидавший от Стаса такого вероломства, метнулся в сторону.
— Вот… чтоб не оскорблял мое лицо! — весело рассмеялся Стас, глядя на шустро отбежавшего — отскочившего — Валерку.
— Я тебя, бля… я тебя выебу за такие шутки! — Валерка, издали глядя на Стаса, дёрнул плечами, стряхивая со спины ледяные капли воды.
— Я тебя выебу, — тут же беззлобно парировал Стас, делая ударение на первом слове… Это были обычные, не несущие никакого буквального значения слова, нередко употребляемые поселковскими тинэйджерами, и только какой-нибудь утонченный фрейдист — узкий специалист в области подсознания — мог расслышать какие-то скрытые смыслы в этой обычной и потому ни к чему не обязывающей беззлобной перебранке. — Что вечером будем делать? Планы есть? — Стас посмотрел на Кирилла.
— Не знаю, — Кирилл пожал плечами. Планов на вечер никаких не было.
— Стас, возьми у отца машину — съездим на озеро, — подсказал Валерка, стоя в отдалении.
— Ага… если он даст, — отозвался Стас.
— А ты попроси… огород же полил — всё сделал. Ещё, бля, поспи немного — и вообще никто не узнает, что ты вчера пьяный был, — Валерка, говоря всё это, по-прежнему не подходил — стоял в отдалении.
— Ну, я не знаю… попрошу, конечно, — согласился Стас. — Надо же вечером что-то делать…
— Кирилл, пойдём! Нам алкоголики не друзья, — Валерка, гримасничая, показал Стасу "морду старой пожарной лошади". — И-и-и-го-го…