1
Олег Панфилович Момот, начальник медсанчасти исправительной колонии, накопилось десять суток отгулов; он уехал в город, и целенаправленно бродил по красноярскому рынку. Майор любил развлекаться и развлекался весьма своеобразно — наблюдал за маленькой нищенкой, стараясь делать это незаметно.
Девочка ходила между рядов продовольственного рынка, просила "денежку". Мордатые "лица кавказской национальности" гоняли ее, поглядывая чтоб не стащила их "бесценные" фрукты; местные торгаши иногда давали мелочь, приговаривая, что у самих дети голодные.
У майора имелся большой опыт в подобных делах. Заметив, что девчонка направляется к ларьку, где продают водку на разлив, он пристроился к очереди.
Девчонка встала у окна раздачи и уже не просила, а просто смотрела просительно. Иногда покупатели отдавали ей сдачу.
Момот ходил за девочкой минут двадцать. Он был убежден, что девчонка одна. Майор вовсе не хотел напороться на кодлу нищих, дети которых всегда работают под защитой "качков" и милиции.
Олег Панфилович для отвода глаз взял сто грамм водки и порцию сосисок с хлебом на бумажной тарелочке. Майор не пил водку, но знал, что щедрости пьяных осторожные городские дети доверяют больше, чем доброте незнакомых трезвых дяденек. Он был неплохим знатоком современной детской психологии.
Пока продавщица выполняла заказ Момот поймал взгляд нищенки и спросил, как бы мимоходом:
— Есть хочешь?
Девочка кивнула, сглатывая слюну.
— Ну пойдем, оставлю немного.
Они отошли к столику. Олег Панфилович внутренне подобрался. Первая часть дела была начата удачно: ему удалось приманить одинокую девчонку, не привлекая ничьего внимания. Остальное — дело техники.
Майор незаметно выплеснул водку под столик, жадно выпил из другого стаканчика сок — будто запивает, посмотрел на еду и отодвинул тарелку девочке:
— Ешь, я после первой не закусываю.
Девочка ела жадно, что совсем успокоило майора. Значит, не притворяшка из нормальной семьи, подрабатывающая на конфеты или жвачку, не член нищенской мафии, собирающей с помощью таких детей хорошие деньги.
На вид девчонке лет 10 — 11, на ней старое платье размера на два больше, чем следует. Когда девочка наклоняется, верх платья отвисает и видны маленькие грудки величиной с мандарин.
Майор тщательно застегнул пиджак, чтобы его возбуждение не так заметно выпирало через брюки.
— Тебя как зовут?
— Даша.
— В школу, конечно, не ходишь?
— Иногда хожу…
— Ты постой тут, я возьму себе еще выпить, а тебе… Что тебе взять? Шоколадку хочешь?
Глаза ребенка загорелись:
— Если можно, лучше жвачку? Апельсиновую?
— Можно! — охотно согласился майор. Жертва почти заглотила крючок, теперь надо было ее осторожно увести с рынка, не напугать раньше времени, не насторожить.
Олег Панфилович принес два бумажных стаканчика: с водкой и соком, поставил их на столик, достал из кармана жвачку и, пока девочка возилась с оберткой, снова выплеснул водку и жадно "запил".
Теперь следовало притвориться пьяным, но не слишком. Сильно пьяных дети могут бояться.
— Ну вот, — сказал Момот, слегка заплетающимся языком, — похорошело! На сегодня пить хватит. Ты тут живешь?
— Где, тут?
— Ну, я имею ввиду — в этом городе? А то я приезжий, города совсем не знаю, а жена с дочками велели купить кое-что в Детском мире…
Майор выдержал паузу. Очень важно, чтоб девчонка сама предложила свои услуги. Удачное напоминание о жене и дочках должно было усилить доверие нищенки к "доброму" дяде, который боится заблудиться в городе.
— Я знаю, где Детский мир, — попалась на нехитрую уловку девочка. Туда и на трамвае, и на автобусе можно доехать. А что вам нужно купить?
— Ну, у меня дочки примерно твоего возраста. Мне надо им спортивные костюмчики купить и халатики красивые. Поможешь выбрать? Я заодно на тебя и примерю. Или ты спешишь куда-нибудь?..
— Что вы! Я совсем — совсем свободная!! — окончательно заглотнула крючок девочка. Теперь она сама боялась потерять "доброго" дяденьку.
— Спасибо, — сказал майор. — А я тебе за это тоже что-нибудь куплю. Или денег дам. Только ты не отставай, я быстро хожу.
— Я нипочем не отстану, вы не бойтесь! А вы мне "Барби" можете купить? Пусть самую дешевую!
— Подумаю, — буркнул майор, — прикидывая, как обойтись вообще без покупок. Он вовсе не желал сильно тратиться на какую-то оборванку.
Они вышли из рынка, причем девочка старалась идти ближе к дяденьке, а он, наоборот, делал вид, что они не знакомы. Только отойдя от густой массы базарного люда, Момот продолжил беседу.
Слушай, — сказал он, — что-то пить охота. Май, а жара, как в июле. Давай зайдем, скушаем по мороженному.
Какой ребенок откажется от мороженного. Да чтоб не просто на ходу, из стаканчиков, а по-настоящему, в кафе, как взрослые! Для Даши кафе, куда они зашли, — простая забегаловка, под крышей, где на закуску вместо горячих сосисок подают мороженное, — настоящий ресторан высшего класса.
Майор усадил Дашу за угловой столик, чтоб ее оборванный вид не слишком бросался в глаза, принес две вазочки с пломбиром, сам сел так, чтоб совсем прикрыть ребенка от посторонних взглядов. Он постоянно боялся, что кто-то углядит подозрительное в союзе оборванной девчонки и приличного пожилого мужчины. Ему казалось, что его тайные мысли могут прочитать другие люди.
Тут он чувствовал себя спокойней, чем у всех на виду на рынке. И пиджак можно, наконец, расстегнуть — жарко ведь.
Девочка вновь наклонилась, облизывая варенье с края вазочки. Момот едва сдержался. Но сдерживаться было надо. Если его жертва и села на крючок, ее нужно было еще увести незаметно в такое место, где он сможет делать с ней все, что захочет.
Майор заранее снял отдельный номер в "Доме фермера", предупредив, что он с племянницей. Гостиница находилась недалеко.
— А у меня папы нет, — неожиданно сказала девочка.
— Но был же, когда-то, — охотно вступил в беседу Олег Панфилович, обдумывая как заманить девчонку, — у всех детей были отцы.
— А у меня не было, — возразила Даша, — может он и был, только кто — даже сама мама не знает.
— Ты одна у мамы?
— Нет, нас трое. Только братья еще маленькие. Мама с ними у вокзала просит. А меня с вокзала менты гоняют. А мама, если я мало приношу, дерется!
— А сколько ты самое большое собирала?
— Ну, тысяч двадцать. Да еще стащишь чего-нибудь…
Девочка осеклась, но майор успокаивающе улыбнулся:
— Ты не бойся. Я же понимаю, что у тебя жизнь не легкая. Тебя, наверное, потому и с вокзала гоняют?
— Ага. А как вы догадались?
— Догадаться не трудно, у вокзала легче чего-нибудь стащить. Но и на рынке тебя, наверное, не слишком-то любят?
— Когда как. Вот черножопые, те — да! А наши подают немного. И пьяные. Только я сильно пьяных боюсь. У мамы дядя Петя ночует, так как напьется, все хватается. Я один раз из-за него даже на улице ночевала.
— А что же мама?
— Да она вперед его напивается и сразу спит, ничего не слышит. Он раньше всегда вместе с ней спал, а сейчас не всегда…
Мороженное кончилось, но доверительный разговор Момот прекращать не хотел. Он снова застегнул пиджак, чтоб не было видно его возбуждения, попросил девочку:
— Даша, что-то устал я немного — весь день на ногах. Пойду в гостиницу.
— Ой, а мне с вами можно?!
— Почему нельзя. Только надо у твоей мамы разрешение спросить.
— Не надо спрашивать. Она только рада будет, что меня нет. Она специально меня из детприемника так долго не забирала. Она меня не любит.
— Почему ты так думаешь?
Даша потупилась:
— Ну, денег мало приношу… Вы меня не прогоните, если я правду скажу?
— Что ты! Ты мне дочку напоминаешь. И ты же ни в чем плохом не виновата. — Момот догадывался, о чем хочет сказать Даша. Он заранее балдел от такой удачи — девчонка, похоже, уже попробовала мужика.
— Ну, она меня к дяде Пете ревнует вроде как. И злится, что я еще мужиков не вожу за деньги. А я не хочу так. И не умею. И боюсь!
Майор решил не напрягать больше девчонку. Ему было ясно, что Дашу трахали, да возможно и не один раз. Возбуждение его стало так велико, что он прикрыл снял пиджак, прикрыв пах, попросил девочку подождать, пока он сходит в туалет, торопливо зашел в кабинку, вынул член и почти мгновенно кончил.
— Даша, — сказал он, вернувшись и немного успокоившись, — ты не сердись, но мне с тобой в таком виде по городу ходить неудобно. Давай купим тебе какое-нибудь дешевое платье. Вон, в той палатке, вроде, продают что-то детское.
Платье Даша купила сама. Это китайское барахло обошлось Олегу Панфиловичу всего в тридцать тысяч. Они зашли в скверик, Даша отбежала "в кустики" и вернулась счастливая. Стоптанные тапочки в глаза не бросались, поэтому Момот решил больше не тратиться.
Девочка обрадовалась, когда он сказал, что должен еще на день-другой задержаться в городе. Она боялась его потерять и охотно согласилась притвориться его племянницей, чтоб пожить в гостинице.
— А то еще возьмут, да милицию вызовут, — на всякий случай пригрозил Момот, — насидишься в детприемнике.
Даша вела себя так, будто и в самом деле знала Момота всегда: легко перешла на ты, звала его дядя Олег. Майор был очень осторожен в своих "шалостях". Насмотрелся в зоне на тех, кто сидел за растление малолетних.
То, что он собирался сделать с Дашей, каралось сурово — по статье 117 уголовного кодекса, по самой строгой части этой статьи. Попадись Момот — червонец ему обеспечен. А любителям взламывать "мохнатый сейф" на зоне живется плохо — их обычно опускают еще в следственном изоляторе. На опущенных майор в своей санчасти тоже насмотрелся, особенно на молодых, которых трахали часто и грубо. У петухов от такого обращения начиналось воспаление ануса, приходилось делать операцию. Зэки рассказывали медицинские подробности такой операции с присущим им юмором: щипцами кишку оттянут, чик ножичком, и через неделю петушка можно трахать, как целку.
*****
Даша вошла в захудалый номер с продавленными кроватями, старинным телевизором и убогим трюмо, как в сказочный дворец. Особенно ее удивило, что в номере был собственный туалет, совмещенный с сидячей ванной.
— И горячая вода есть, — сообщила она, крутя краны.
— А у вас, что — горячей воды нет? — удивился Момот.
— Откуда? У нас и холодной нет, а туалет во дворе. Мы в старом доме живем, его давно сносить должны, воду, газ — все отключили. Только свет оставили, пока не переселят.
— И скоро переселят?
— Пятый год обещают, — беззаботно ответила Даша. — А можно, я вымоюсь?
— Конечно, — обрадовался майор. Ему надо было сделать еще кое-какие приготовления, а оставлять девочку одну он боялся — вдруг разговориться с горничной. — Ты мойся как следует, а я тебя запру снаружи, чтоб тебе никто не мешал, а сам пойду куплю что-нибудь вкусненькое на ужин, время то к вечеру.
— Да, — вернулся он с полпути, — обязательно постирай трусики. Они за ночь высохнут, а я тебе куплю сейчас халатик, чтоб после ванной одеть его на чистое тело.
Момот тщательно запер дверь и, потирая руки, пошел в магазин. Никакой халатик он покупать не собирался, по этому поводу у него были свои планы. Но продукты купил, так как и сам уже проголодался. Хлеб, колбасу, кефир, большую бутылку "Фанты" и пару шоколадок. Еще он купил в киоске дешевенькое колечко самоварного золота за три тысячи.
Он торопился в гостиницу и мучался в сомнениях: давать девчонке снотворное или не давать. С одной стороны сильное лекарство могло свалить ее без чувств до утра. Но тогда он не получит полного кайфа. Того кайфа, который он бы словил, если она согласиться добровольно, и будет бояться, стесняться, спрашивать: "Все уже, скоро уже все?!"- сдерживая боль и неумело подставляя губы по его требованию.
Воображение так растравило майора, что он едва сдерживал шаг, поднимаясь с покупками в номер. Встретив горничную, он предупредил, что они с дороги устали, рано лягут спать и просят не беспокоить.
Даша еще мылась. Он спросил через дверь:
— Ты скоро?
— Кончаю, — ответила девочка, — а где халатик, в чем мне выйти?
— Забыл купить, — сказал Олег Панфилович, — одень мою рубашку, она тебе будет, как платье.
Майор просунул рубашку в щель приоткрывшейся двери. Все происходило так, как он любил. А он любил, чтоб девчонка была в его рубашке и совершенно голенькая под ней.
Он быстренько накрыл на стол, достал из дорожной сумки халат, накинул его вместо рубашки, вынул пузырек с жидкостью без цвета и запаха, поколебался немного, а потом накапал десять капель в стакан.
Майор очень боялся, что девчонка начнет сопротивляться, кричать. Вот, если бы он завел ее в лес или глухой подвал…
Даша вышла, розовая и смешная в огромной, как платье рубашке. Олег Павлович налил на ее глазах в стакан с бесцветным лекарством "фанту", протянул ей.
— Спасибо, сказала Даша, — я после сосисок так пить хочу.
— Ешь, — показал майор на стол, — а я пойду, сполоснусь.
Он ушел в ванную, принял горячий душ, одел халат на голое тело и вышел.
Девчонка уже задремывала за столом.
— Дядя Олег, — сказала она заплетающимся языком, — что-то я спать так сильно хочу…
— Ну, и спи на здоровье. Ты ночью не писаешься?
— Нет.
— Тогда подожди, я сейчас разберу постель.
Момот снял покрывало, одеяло и убрал гостиничную простыню. Вместо нее он достал из дорожной сумки свою. Майор не хотел, чтоб горничные заметили на простыне следы.
Девочка уже спала, уткнувшись головой в недоеденный бутерброд. Майор взял ее на руки и, не раздевая, уложил в кровать, аккуратно прикрыв одеялом. Он ждал, когда она разоспится окончательно.
На всякий случай — в гостиницах иногда бывали проверки паспортного режима, — Олег Панфилович разобрал вторую кровать, лег в нее, покрутился, приминая подушку и простыни.
Потом он достал из сумки свой китель и повесил на спинку стула. Майор МВД никогда не вызывал у проверяющих подозрения, они и документы то не спрашивали, увидев китель и спящего на отдельной кровати ребенка.
Уже стемнело. Майор включил телевизор, выключил свет и в мерцающей полутьме присел на край кровати.
Девочка спала на боку, подложив ладошки под щеку. Момот откинул одеяло, перевернул расслабленное тельце на спину и провел ладонью по собственной рубашке, нащупывая сквозь тонкую ткань маленькие, упругие груди. Другой рукой он погладил себя по члену. Член дрожал от возбуждение. Майор, растягивая удовольствие, встал с кровати, прошелся по комнате, достал тюбик с обеззараживающей мазью, густо смазал член и снова подсел к ребенку.
Теперь он провел рукой снизу, поднимаясь по тощим ногам к животу. Помял безволосую писюльку, отмечая, как медик, что девочка не соврала про свой возраст, засунул в нее неглубоко указательный палец.
Девочка пошевелилась во сне, попыталась повернуться на бок.
Он крепко взял ее за плечи, прижал к кровати и, придерживая правой рукой, чтоб не поворачивалась, смазал ее писульку той же мазью. Теперь указательный палец вошел в щелочку легко. Майор обрадовался, не обнаружив целки. Он не любил целок — кровь пачкала простыню и матрас.
Момот скинул халат, приподнял Дашу, снимая с нее рубашку, лег рядом, накрылся одеялом и стал ее рукой водить себя по телу, спускаясь к члену. (Конечно, лучше, чтоб она делала это сама, но майор боялся рисковать).
Он сжал ее ручкой свой член и несколько раз качнул вверх — вниз, постанывая от удовольствия. Потом раскинул ей руки и лег сверху.
Девочка снова попыталась повернуться на бок, что-то проговорила сквозь сон. Майор взял ее одной рукой за затылок и начал жадно целовать вялые, сонные губки, водя другой рукой по грудкам, животу, писке.
Потом он свел ее ноги своими вместе, так что член оказался тесно зажатым и, уже зверея, начал качать вверх — вниз, сильно сжимая грудки и целуя взасос безвольный ротик.
Момот часто кончал первый раз, не засовывая — он любил растягивать удовольствие.
В эту ночь все было почти так, как он задумал. Никто ему не мешал, в гостинице никаких проверок не проводилось, снотворное подействовало прекрасно. Он делал с девчонкой все, что хотел, а Даша только постанывала сквозь сон, обессилено пыталась вырваться. Она совершала эти действия бессознательно, и это беспомощное сопротивление еще больше возбуждало майора.
Кончив первый раз Олег Панфилович встал с кровати, подмылся теплой водой, протер влажным полотенцем промежность девчонки. И снова лег на нее, заранее балдея от того, что возбуждение не спадает, а кончит он теперь не так быстро, как кончил десять минут назад.
Он вводил член в маленькую, безволосую писюльку медленно, сперва неглубоко — только одну головку, потом немного глубже. С каждым покачиванием напряженного в пояснице тела, он позволял себе войти еще на чуть-чуть, и от этого желание становилось острее. Так в детстве майор всегда откладывал на край тарелки самые вкусные кусочки, чтобы съесть их напоследок, гурманствуя.
Войдя, наконец, в девочку полностью, Момот едва сдержал крик, так ему было хорошо. Легкое постанывание ребенка, безвольные попытки высвободиться доводили его до исступления. И кончая, он закусил край подушки, чтоб не заорать на всю гостиницу.
Майор не встал с Даши сразу. Он полежал на ней, не вытаскивая член, предвкушая бесконечную и безопасную ночь. И от этих мыслей возбудился снова.
Олег Панфилович вовсе не был сексуальным гигантом. Когда ему везло с малолетками, он кончал за ночь раза четыре с перерывам. Но в этот раз все сложилось настолько удачно, что он сам себе удивлялся. И он продолжил, так и не выйдя из малышки, и кончил с еще большим наслаждением, весь изгибаясь от сладкой судороги.
Подмывшись вторично, майор надел халат, накрыл девочку одеялом, чуть прибавил звук телевизора и, не включая свет, вскипятил маленьким кипятильником воду в стакане. Из аккуратной баночки он насыпал в кипяток четыре ложки сахара и две — растворимого кофе. Он не хотел упускать ни минуты из этой блаженной ночи, а как врач знал, что глюкоза и кофеин отлично помогают спортсменам при тяжелых нагрузках.
Прихлебывая кофе, Момот вспомнил одну девчонку, которая сама бегала к нему несколько месяцев подряд. Он тогда служил в лагере общего режима. Поселок Ингаш находился в 40 километрах от поселка Решеты, но отличался от нынешнего местообитания Олега Панфиловича тем, что кроме сотрудников колонии так жили и аборигены. Их предки промышляли охотой, рыбной ловлей. После создания лагеря их промысел постепенно сошел на нет: зэки тщательно вырубали тайгу, сплавляя часть леса по реке.
Нынешние посельчане подрабатывали вольнонаемными в зоне: заработок скудный и не постоянный. Горе они топили в самогоне. Их дети росли в разноцветном болоте зековского и ментовского быта, настоенного на том же самогоне. Купить их было проще, чем городских оборванцев. И Момот привадил девчушку мелкими подачками.
Он сам удивился, когда в первый раз засунул руку ей под платье и не встретил сопротивления. Девчонка сделала вид, что ничего не замечает. Майор сперва потрогал маленькие груди, потом осмелел, залез в трусы. Возбуждение его было столь велико, что он чуть не кончил. Он прервал обжимание, убежал в туалет и всего пару раз драканув, спустил.
Потом он вышел к девочке и дал ей денег, чтоб она четко связала происшедшее с поощрением.
Девчонка оказалась смышленой. Она быстро освоила технику ласк, требуемых майору. Тайну хранила крепко — деревенские позора боятся пуще пожара. Первый месяц она еще пыталась беречь невинность, но хитрый Момот все же убедил ее согласиться "на все". Разоблачил их девчоночий ухажер — малолетка: что-то почувствовал мальчишеским сердцем, углядел в подружке неладное, да и подглядел в щелочку избы Момоновы развлечения.
*****
Единственное, что несколько омрачало счастье Олега Панфиловича, это предчувствие денежных расходов. Но Даша, которая "согласная", Даша, слабо пытающаяся сопротивляться, спрашивающая "скоро уже, сделайте так, чтоб скоро," с ее неумелыми пухлыми губками, Даша и еще, возможно, ее подружка, умеющая не болтать и не ночевать дома… Нет, такое счастье стоило любых расходов…