— Алекс, у тебя сейчас встал? — в ее голосе было и смущение, и интерес.
— Да: У меня на тебя всегда: — Я тут осекся и замолк.
— Я тебе нравлюсь, да? Я итак знаю. А ты: уже: ну: ты кого-нибудь уже: сношал? — она заинтересованно посмотрела на меня.
— Ну да: было один раз. С Нелькой: на физре прошлой зимой.
— А я вот думала, признаешься или нет. Мне Нелька как-то случайно проболталась. А ты: дрочишь?
— А что? — удивился я, ее вопрос сбил меня с толку.
— Ну просто интересно:
— А ты?
— Если это назвать так, то да: Ну я про: в общем тру себе пальчиками и ладошкой.
— Вот так? — я, задрав ей подол платья спереди прижал свою ладонь сквозь ее трусики к ее промежности и пошевелил ей там пальчиками.
— Ну примерно, — она нехотя оттолкнула мою руку от своих трусиков, — ладно пошли, а то нас уже в свете последнего фонаря видно будет.
До конца улицы мы шли молча, держась за руки. От фонаря до ее дома было еще семь домов. Ее дом был предпоследний. МЫ подошли к калитке, и я остановился, обычно вечерние провожалки на этом заканчивались. Сейчас мне явно не хотелось уходить. Я по ее бегающему взгляду понял, что и ей этого не хотелось.
— Зайдешь? Чай со вкусными печеньками попьем, хочешь поужинаешь? — пригласила она.
— Ну если только чаю: — и мы засмеялись.
Как только мы вошли с крыльца на террасу, я тут же прижал ее к стене спиной и снова прильнул губами к ее губам. Рукам я дал немного воли. Левой рукой я стал мять ее груди, правой в наглую задрав подол платья, засунул ей в трусы сзади и мял ее попу. Она выпустила мою рубаху спереди, расстегнула ее и засунув руки под нее гладила меня по спине и животу. Я прижался своим членом к ней.
Она снова взяла себя в руки. Вытащила мою руку из своих трусов, и отодвинула другую мою руку себе за спину. Я замер, глядя ей в глаза. Свет пробивающийся из-за занавески между прихожей и террасой приятно подсвечивал ее возбужденное лицо. Ее грызло сомнение, как быть, что сделать: Мой член рвался наружу, и его защемлял ремень брюк. Я расстегнул ремень.
— Не бойся, мне просто давит. — успокоил я Ольку.
— Я и не боюсь, — она расстегнула пуговицы на брюках и ширинке, — ты дрочишь вот так, — она схватила ствол сквозь ткань трусов и начала водить вверх — вниз.
— Почти, — невозмутимо ответил я. — А ты вот так? — я снова задрал ей подол и положил ей руку на лобок, но уже засунув ее под резинку трусов, и начала гладить там тоже вверх — вниз.
— Да: — простонала она, — не надо: не торопись. — но мою руку не убрала.
Мы с ней одновременно остановили свои движения руками, но рук с места не убрали.
— Пошли в дом, — она вырвалась из моих объятий и вошла внутрь дома.
Я пошел за ней. Она прошла через большую комнату кухню-столовую в переднюю часть дома. Только в прихожей горел дежурный свет. В передней части дома она прошла в дальнюю комнату, и когда я туда вошел за ней, она уже успела снять с себя платье.
— Чтобы не мять его, — будто в оправдание сказала она.
Окошко в комнате было занавешено, и глаза привыкли к этой темени не сразу. Она стояла в ожидании — что я буду делать. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел очертания ее лифчика, выделяющегося на фоне ее загорелой кожи. Внизу была светлая полоска белых трусиков. Я стоял и честно говоря не мог понять, что делать, до куда она позволит дойти.
— Хочешь подрочить на меня? — неожиданно спросила она. И стащила с меня рубашку.