"Как это она согласилась? Не думая: Вечно капризная даже с самыми симпатичными: , – Лаврентий наблюдал мелькание в кустарнике недоразвитых, совсем детских ног Камелии из-под короткого синего платья, но от того ещё более милых, – и как всё странно, двойственно: не хочется думать о таких ногах ничего непристойного, но и нет, кроме них, другого более желанного, чтобы обвило меня двумя змеями с пятипалыми коронами на розовых мордочках". Сколько ночей прятал он это видение в пропахшей дешёвым шампунем собственных волос подушке, перезывая его из сна в сон и ругая беспощадное утро, давно оставив надежду наяву хоть раз остаться с Камелией вдвоём, без никого, без этих пустых острословов, что как-то умеют довести звон её смеха до нескончаемой трели.
"В конце концов, это только лесная прогулка, и я нужен для компании. Впереди каникулы и целый одиннадцатый класс, успеет ещё нагуляться за земляникой со всеми по очереди" , – усыплял Лаврентий своё счастье, боясь шумной радостью спугнуть его фиолетовую птицу.
Земляники было немного, и загородная вылазка обещала либо скоро закончиться полным разочарованием в доброте природы, либо затянуться до вечера. Зашли уже так далеко, что шоссе перестало напоминать о себе редкими сигналами кольцевого разъезда у молочной фермы, а птичий гомон только подчёркивал настороженную тишину чащи.
– Пауки, – нараспев сказала Камелия, тряхнув рогатину низкорослого дерева и по-детски вытянув трубочкой губы. Она собирала ягоды на свой манер, методично накапливая их в ладони, и съедала за один раз. Не желая стать для неё пустым рыцарским панцирем и одновременно боясь искушения постоянно угощать одноклассницу из своей доли, Лаврентий съедал ягоды по одной, но незаметно в его руке всё же отложился запас ароматных темно-кровавых сердечек.
Он особенно не старался, беспокойный взгляд влюблённого юноши вяло скользил по заросшей земле, спешно поднимался, фиксировал почти одинаковую толщину бёдер и голени ног Камелии с плавной связкой выгнутых коленок, от приятного холодка ниже груди застывал на теле девушки и пугливо терялся в лесу. От согретых ягод ладонь запотела, в грудь вернулось тепло. Лаврентий всполоснул землянику минеральной водой из бутылки и ещё пока не решил, что с ними делать. По природе медлительный тугодум он не надеялся быстро найти правильное решение, но теперь, когда в шуме леса ничто не связывало их двоих с тем суетным, алчным к ярким идеям и верным поступкам миром за городским разъездом, такое решение, как показалось Лаврентию, пришло само.
"Надо заставить её выпачкать губы в землянике и без лишних слов вытереть их платком, а там, может, и ладонью" , – затаил он дыхание, но скоро резко, как на тренировках в бассейне, выпустил воздух и задышал чаще. Мысли стали решительнее: "если она возмутится, тогда: , тогда прижму её к себе и оближу губы, съем с них весь сок". Голова Лаврентия пошла кругом, он посмотрел вокруг – лес, как будто, соглашался с ним, но одновременно и подсмеивался частым перелётом длиннохвостых птичьих пар над головой, от чего сверху осыпался мелкий хворост и струилась в косых лучах солнца какая-то крошка. "И спрошу её – так лучше? Сразу, после поцелуя. Тогда всё станет ясно, – похолодевшие пальцы Лаврентия сами сжались и до сока смяли ягоды.
– А если не возмутится? – продолжал он подготовку своей первой в жизни любовной атаки. – Тогда надо так же молча спрятать платок в карман и продолжать сбор ягод". Трудное решение было принято.
Лаврентий посмотрел на перепачканную ягодой ладонь, достал из пакета бутыль, но остановился. "Пусть земляника будет перемазана соком, так вернее" , – вернул он воду обратно и только сейчас вспомнил о двух бутербродах; нетронутая закуска заплыла растаявшим маслом и кисло пахла нагретым сыром.
В этот момент Камелия повернула к Лаврентию своё жующее красивое лицо.
За всё время он съел не больше десятка ягод, но подруга, похоже, жадничала; редкость земляники только распаляла её аппетит.
– Чего ты там возишься? – будто угадала Камелия мысли юноши и криво улыбнулась, а Лаврентий увидел, что рот её был уже перепачкан в розовое.
– Не везёт нам. Ты проголодался?
– А ты? – холодея, он подошёл совсем близко.
– Я? – положила Камелия в рот последнюю ягоду, – я, скорей, объелась.
– Значит, не везёт только мне.
– Ты не понял. Я дома объелась. Мне всегда так стыдно бывает.
– Почему? – Лаврентий не знал, что делать дальше.
– Ем, ем и не знаю, куда всё это вмещается, и совсем не поправляюсь. Расту. За последний год вытянулась на восемь сантиметров.
– Иные об этом мечтают, – раскрыл потерянный Лаврентий ладонь с земляникой.
– Знаешь, – наклонила Камелия голову и стала серьёзной, совсем не замечая угощение, – по-моему, мне нехорошо.
– То есть:
– Ну: , живот: Похоже на наказание, – Камелия повернулась к Лаврентию хрупкой спиной и вздохнула. –
Конечно, столько слопать: яичница, два бифштекса, каша и ещё сарделька, – кивая головой, она зажимала пальцы.
– И конфеты, а теперь: эта клубника – куда к чёрту.
– Земляника.
– Да какая разница? Не помню, в каком классе, нам рассказывали по истории о голодающих в Африке, картинки всякие на доске повесили, – Камелия, вздыхая, пошла глубже в лес.
– А-а, там ещё был ребёнок-рахит с мухами на лице, – припоминал Лаврентий далёкий урок.