Димка, нажав на кнопку с красной скобкой, завершил разговор и, словно оправдываясь, совсем другим голосом – голосом, обращённым к Расиму – произнёс-пояснил:
– Делать им нечего… в гости, блин, звали. А я сказал, что натёр на ноге мозоль – что я собираюсь парить ногу… вот! Светка поверила!
– Дим, а они тебя спать оставляли… ну, вчера, когда я заходил за ключом от нашего номера… да? – проговорил Расим, вопрошающе – и вместе с тем словно бы испытующе – глядя Димке в глаза.
– Да ну! – улыбнулся Димка. – Кто там меня оставлял… это, Расик, они прикалывались – от нехера делать фантазировали.
– А если б серьёзно… ну, если б серьёзно они тебя спать оставили – ты бы остался? – проговорил Расим, не меня выражения устремлённого на Димку взгляда.
– Нет! – не задумываясь, отозвался Димка. – Как бы я мог там остаться, если я… – Димка прижал Расима к себе, – если я, Расик, люблю тебе – тебя одного! – Димка коснулся губами губ Расима – поцеловал Расима в губы, в пипку носа. – Чего ты так смотришь? Когда есть рядом такой обалденный парень, как ты… нах мне девчонки, Расик!
– Значит, ты голубой? – чуть помедлив, проговорил-спросил Расим, чувствуя, как рука л у ч ш е г о д р у г а Д и м ы, скользнув по его спине, раскрытой ладонью вдавилась через махровое полотенце в ягодицу.
– Расик… ты же меня уже спрашивал об этом… ты что – не помнишь? – Димка, снова целуя Расима в пипку носа, тихо рассмеялся.
– Нет, почему… я помню, – Расим неожиданно смутился… как будто его, Расима, этот вопрос волновал – не давало ему, Расиму, покоя! Он, Расик, смутился, а между тем… нисколько это его не тревожило – нисколько не волновало! И он вовсе не думал Д и м у об этом спрашивать – тема ориентации, возникшая прошлой ночью, тогда же сама собой испарилась, исчезла как малосущественная либо совсем не значимая в проявлениях их н а с т о я щ е й д р у ж б ы, и теперь Расим спросил Димку об этом лишь потому, что стал невольным свидетелем разговора Д и м ы с одной из тех девчонок – Д и м и н ы х одноклассниц, которые говорили, что Д и м а может остаться у них на ночь, и про которых он, Д и м а, только что выразился "нах мне девчонки"… вот почему он, Расик, спросил! А вовсе не потому, что он парился этим вопросом…
– Расик, а ты… – Димка спрятал улыбку, и только глаза его, хитро сияя, могли навести на мысль, что он, Димка, готовит Расиму какую-то скрытую каверзу… или, как Димка сам говорил в таких случаях, с т а в и т к а п к а н. – Ты, Расик, что – хотел бы, чтобы я завтра спал не дома? Хочешь, чтоб завтра я на ночь остался у девчонок?
– Нет, не хотел бы… не хочу! – отозвался Расим, чувствуя, как Д и м и н а ладонь нежно сжимает, стискивает, мнёт его попу через махровое полотенце; Расим свое "нет, не хотел бы… не хочу!" проговорил так порывисто и искренне, ни на миг не задумываясь, что… он, Расик, тут же попал в тот самый капкан, который ему коварно поставил влюблённый Димка.
– Значит… – весело рассмеялся Димка, лучисто сияя счастливыми глазами. – Значит, ты голубой?
– Почему? – глаза Расика в один миг недоумевающе округлились.
– Ну, как же… смотри! – живо проговорил Димка, одной рукой – поперёк спины – прижимая Расима к себе, ладонью другой руки неутолимо лаская Расимову попу. – Если я завтра уйду к девчонкам, то это значит, что мы с тобой… мы, Расик, не будем любить друг друга. А если я никуда не уйду – если я буду дома, тогда… – Димка, не договорив, многозначительно умолк – сделал секундную паузу, – тогда, Расик, всё будет у нас, как было сегодня… ты только что мне сказал, что ты не хочешь, чтоб я уходил! Вот я и спрашиваю: ты голубой?
– Блин! – Расим на секунду растерялся… в словах Д и м ы – в его рассуждении – однозначно присутствовала логика, но вывод… вывод, который из этого рассуждения следовал, назвать правильным он, Расик, никак не мог! – При чём здесь это? Голубой, неголубой… мы же, Дима, друзья – настоящие друзья! И я хочу… я просто хочу, чтобы друг был рядом… просто рядом! Этого, наверное, все хотят, когда друг настоящий… ну, то есть, хотят, чтобы друг был рядом! При чём здесь ориентация?
– Вот и я о том же! – Димка, весело рассмеявшись, порывисто прижал Расима к себе – прижался щекой к щеке парня… какой это был офигенный кайф – просто прижаться щекой к щеке Расима! Просто прижаться… в мире так много простых вещей, а люди – глупые люди – всё усложняют, всё искажают, всё извращают… зачем?! В юном Димкином сердце плавилась неизбывная нежность… "пятое время года" – подумал Димка, уже нисколько не удивляясь, что эти три слова – как символ его любви, как формула его счастья – вдруг снова возникли в его душе… и тут же он, Димка, вдруг вспомнил ещё… вспомнил другие слова – слова девушки эмо о том, что нет времён года в нашем обыденном понимании… разве она, эта девушка эмо, была не права? – Расик… – прошептал Димка, не отрывая своей щеки от щеки Расима. – Расик, скажи мне… когда наступает весна?
– Ну… понятно когда: после зимы, – чуть помедлив, отозвался Расим, не понимая, зачем Д и м а его об этом спрашивает.
– Нет, Расик, нет… ты не прав! – чуть слышно прошептал Димка, целуя Расима в мочку уха – обдавая и шею, и ухо его щекотливо горячим дыханием. – Вовсе не обязательно после зимы… потому что, Расик, нет времён года в нашем обыденном понимании: за окном может быть ненастная осень… или знойное лето… или морозная, всё сковавшая лютая зима… ну, то есть, за окном может быть какое угодно время года, но если в душе человека вдруг наступает весна, то это значит, что за окном для него, для этого человека, тоже наступает весна… это же так понятно! Если в душе бушует весна, то никакие морозы не в силах эту весну обмануть… это так же, Расик, как и в любви…
– В дружбе, – поправил Расим, уловив Д и м и н у мысль.
– Да… – согласился с Расимом Димка, – и в любви, и в дружбе! – Оторвав своё лицо от лица Расима, Димка серьёзно, без всякого смеха в глазах посмотрел в глаза любимого парня. – Если вдруг возникает дружба – настоящая дружба… – медленно проговорил Димка, думая о Расиме, – или если приходит любовь – настоящая любовь… – так же медленно проговорил Димка, думая о самом себе, – то никакой нет разницы, какая при этом ориентация… разве важны они, эти определения? Когда настоящие чувства, суть, Расик, в них, в этих чувствах, а не в словах… и потому лично мне без разницы, "голубой" я или "неголубой"… я хочу быть с тобой, и это главное… я хочу, чтобы рядом со мной был ты!
А ты хочешь, чтоб рядом с тобой был я… когда чувства взаимной симпатии искренние и настоящие, когда для другого хочется сделать всё-всё, когда хочется с другом быть постоянно рядом, то желание такой близости самым естественным образом может переходить в максимально возможную близость – в слияние сексуальное… ну, как у нас с тобой! – Димка, не удержавшись, поцеловал Расима в пипку носа. – Секс – это, Расик, вершина близости… и любви настоящей, и в настоящей дружбе секс – вершина близости человеческой! Прежде всего – человеческой… и потому ориентация здесь вторична – не это главное… мне, Расик, кажется так! Ну, то есть… если в душе у меня весна, то, блин, какое мне дело до того, как время года, текущее за моим окном, называют другие… для меня за окном – весна! Главное в дружбе или в любви – это близость… максимальная близость!
А максимальная близость – это… это – кайф! Вот как у нас… ну, и какая мне разница, какая это ориентация!"Голубой" я, "неголубой"… мне от слов этих, Расик, не холодно и не жарко! – Димка умолк, невольно думая о том, что он Расиму только что наговорил… хотя, чего он такого наговорил? Он сказал, может быть, немного сумбурно, но сказал он всё это так, как он, Димка, всё это чувствовал-понимал… на миг прикоснувшись губами к губам Расима, Димка вопрошающе посмотрел Расиму в глаза: – Вот, Расик… я думаю так! Ты, может быть, думаешь по-другому?
– Ну… я согласен с тобой, – отозвался Расим, подумав о том, что ведь он, Расим, поначалу ни о каком сексе не думал, а просто хотел – сильно-сильно хотел – стать для парня по имени Д и м а другом… да, именно так: он хотел стать для Д и м ы самым близким – близким-близким – другом! Самым-самым – близким-близким… потому и возникла у них м а к с и м а л ь н а я б л и з о с т ь – кайф, удовольствие, наслаждение… "разве в этом есть что-то плохое – разве в этом есть что-то такое, чего надо стыдиться?" – подумал Расим, глядя Димке в глаза… и ещё он, Расик, подумал о том, что Д и м а, конечно же, прав, когда говорит, что его не волнует ориентация… разве главное – ориентация?
Главное – это доверие, понимание… вот что на первом месте! – Я согласен с тобой! – повторил Расим, и… тема ориентации снова ушла, растворилась-исчезла по причине своей абсолютной незначимости ни для Димки, шестнадцатилетнего влюблённого старшеклассника, ни для Расика, пятнадцатилетнего школьника-девятиклассника, так счастливо нашедшего в Д и м е настоящего друга – самого-самого, лучшего-лучшего… друга единственного, неповторимого!
– Расик, на… – Димка сдёрнул с себя полотенце. – Отнеси полотенца в ванную… а я пока нашу кровать приготовлю – простынь расправлю… нах, блин, в двуместном номере, где живут пацаны, ставить вторую кровать? – Димка, глядя на Расима, рассмеялся.
– Ну… не всегда ж пацаны бывают друзьями, как мы с тобой, – резонно заметил Расик, вспомнив, как в самый первый день Дима ему объяснял про бидэ, не нужное им, пацанам.
– Да, это точно! Не всегда… – Димка, глядя на Расика, весело хмыкнул. – Просто, Расик, пацаны все разные… есть пацаны нормальные – как мы, к примеру… пацаны, для которых взаимные чувства превыше всего! Есть ещё пацаны нормальные – те, кто искренне точат шишки свои на девчонок, но при случае могут и с пацанами… а почему, блин, нет, если возникнет-случится в з а и м н о е желание?
*****
Знаешь, как говорят в таких случаях? Звёзды не принуждают, но сильно благоприятствуют… а если звёзды благоприятствуют, то умные люди к звёздам прислушиваются! – Димка, глядя на Расима, рассмеялся. – А есть пацаны ущербные – те, кто впитал в себя дух козлятины… нах нам думать про них, про ущербных! У меня есть ты, у тебя есть я, и мы с тобой, Расик… – Димка хотел сказать "любим друг друга", но, Расим, Димку перебивая, поспешил закончить, весело блеснув смеющимися глазами:
– Мы, Дима, друзья!
– Ну… тоже правильно! – Димка рассмеялся. – Мы с тобой дружим друг друга… да?