День начался с любви — день любовью закончился, — это была из последняя ночь… то есть, последняя ночь их совместного проживания в двуместном гостиничном номере, — долго и страстно, неутомимо — неутолимо — они любили друг друга перед сном… любили сладко и упоительно, как это бывает в безоглядной юности, — они не проговаривали вслух, но оба прекрасно понимали, что т а к о г о кайфа в обозримом будущем у них не будет: кайфа жить вместе — вдвоём… не просто встречаться урывками, чтобы, вставляя пиписы один в другого, жадно упиваться физической близостью, а именно жить — возвращаться в гостиничный номер как в свой общий дом, неспешно наслаждаться упоительной близостью, вместе плескаться в ванной, просыпаться по утрам в одной постели, говорить друг другу "доброе утро" и снова…
Cнова любить друг друга — начинать новый день с любви, — такой кайф — в обозримом будущем — им не светил, и потому в их страстных неутомимых ласках в эту последнюю ночь была вполне объяснимая неутолимость; они с упоением ласкали друг друга, то и дело решая одну и ту же, постоянно возникающую проблему: как удержаться, ускользнуть-увильнуть от преждевременных оргазмов, чтобы иметь возможность как можно дольше слышать в своих сердцах музыку юной неутолённой страсти — музыку первой своей любви… потом ещё был секс в ванной — в перламутре серебряных нитей воды они, опускаясь друг перед другом на корточки, долго и сладко играли на флейтах, — ubi rerum testimonia adsunt, quid opus est verbis… уснули они далеко за полночь.
А среди ночи Димка внезапно проснулся — открыл глаза… ему приснился тот самый сквер, утопающий в золоте листопада, сквозь который он шел когда-то — давным-давно! — один в истоме своей безответной любви… а теперь — в своём сне — он шел с Расиком, и они держались за руки… ничего в его сне больше не было, только это: срываются желтые листья с деревьев, медленно кружатся в воздухе, беззвучно ложатся им под ноги, а они идут и идут сквозь этот горящий золотом листопад, взявшись за руки…
Принято думать, что желтый цвет — это цвет предстоящей разлуки, но Димке эта мысль в голову не пришла, потому как листопад в его сне был сказочно красив, а они были счастливы… счастливые, они медленно шли, взявшись за руки, — "пятое время года" — подумал Димка, ощущая тепло рядом спящего Расика… погода к концу их пребывания в Городе-Герое окончательно испортилась, и теперь было слышно, как по стеклу окна бьёт-стучит, барабанит порывами налетающий дождь, — за окном был ветер, срывался дождь…
За окном уже было по-осеннему холодно, было сыро и ветрено, было промозгло, а в постели было уютно и на фоне стучащего по окну дождя ещё сильней ощущалось, сладостно чувствовалось — и душой, и телом — тепло прижавшегося к нему, к голому Димке, обнажённого Расика… Расик — любимый Расик! — тихо посапывая во сне, вжимался горячей щекой в его, в Димкино, плечо, — "пятое время года — время любви… нашей — т в о е й — любви… " — подумал Димка, мысленно обращаясь к Расиму с чувством нарастающей в душе томительной неизбывной нежности…
За окном ветер рвал с деревьев последние листья, в Димкином сне, сливаясь с небом, только что полыхал золотой листопад, в постели, обняв рукой Димку поперёк живота, прижимаясь к его плечу горячей щекой, вжимаясь в его бедро не до конца напряженным, но ощутимо твёрдым горячим членом, спал бесконечно любимый Расим, и Димка… на волне своей юной любви Димка вдруг почувствовал, как в душе его сами собой рождаются — сами собой возникают и исчезают — золотыми листьями кружатся какие-то очень важные, очень нужные, очень необходимые для него, для Димки, слова…
Слова, вспыхивая, наскакивали друг на друга, теснились и толкались, исчезали и вновь появлялись, пытаясь сцепиться, соединиться между собой в ещё непонятную, но уже различимо звучащую в душе невидимую мелодию… подчиняясь этой рождающейся в душе мелодии — невольно шевеля губами, проснувшийся Димка пытался слова эти удержать, как-то соединить их, склеить, подогнать одно слово под слово другое, но они, не подчиняясь Димке, словно дразнили Димку — они ускользали, заменялись другими, прыгали с места на место, — мелодия, едва возникнув и зазвучав, тут же обрывалась…
В своём классе Димка лучше всех писал сочинения — получалось у него всегда складно, и, как правило, за сочинения его всегда хвалили, — все свои домашние сочинения Димка писал на компе, потому как, во-первых, было удобно править, переставлять слова и целые фразы местами, а во-вторых, бегать пальцами по клавиатуре было намного легче, чем водить ручкой по листу бумаги; потом он, естественно, переписывал всё в тетрадь, но привычка на компе с о ч и н я т ь у него уже почти сформировалась, и сейчас Димка вдруг поймал себя на мысли, что ему не хватает клавиатуры, чтоб удержать, зафиксировать дразнящие его слова… наверное, это была заведомая, здравым смыслом необъяснимая глупость — отрывать себя от прижавшегося к нему тёплого Расика, подниматься с постели, включать-загружать свой комп-наладонник… с какой, блин, стати?
Он за всё это время ни разу комп не включал, и теперь — среди ночи! — вдруг это делать… "все нормальные люди спят" — подумал Димка, имея в виду безмятежно посапывающего Расима, но отмахнуться от мысли, что надо слова свои удержать, остановить-зафиксировать, Димке не удалось, тем более что из слов уже явственно, различимо слагалась в душе невидимая мелодия…