Какое-то время они целовались… точнее, не целовались — не в засос целовались, а, смеясь, шутили-дурачились… как словно маленькие! Полотенца были размотаны, и теперь они, Расик и Димка, на них просто сидели в залитой молочным светом ванной комнате, — шутя и дурачась — склоняясь один над другим, они ласкали губами друг другу пиписы, сосали багровые, сочно пламенеющие головки, ласкали губами один у другого потемневшие, возбуждённо набухшие соски, и Расик — так же, как Д и м а! — целовал Димку в глаза, в щеки, в губы…
— Я люблю тебя… — шептал Димка, шестнадцатилетний десятиклассник, млея от счастья, от сладкого зуда в мышцах ануса, от распирающей сердце нежности…
— Это я, Дима… я люблю тебя! — смеялся в ответ Расим, пятнадцатилетний девятиклассник, млея от счастья, от нежности, от полыхающего огнём сладостного зуда в мышцах ануса…
— Я всё равно люблю тебя больше! — смеялся Димка, склоняясь над членом Расима — теребя губами багрянцем налитую головку Расикова пиписа.
— Ни фига, Дима… я тебя больше люблю! — шептал счастливый Расим, склоняясь над членом Димки — лаская губами пламенеющую багрянцем головку Димкиного пиписа.
Было уже почти три часа ночи, и в окно по-прежнему бил-барабанил дождь… за окном была осень, а в одном из гостиничных номеров было п я т о е в р е м я г о д а, — два обнаженных парня, смеясь и дурачась, толкаясь, лаская друг друга, целуя один одного куда попало, сидели на полотенцах полу в залитой ярким молочным светом ванной комнате, и… они, Димка и Расик, были счастливы!"Мерзость"?"Грех"?"Извращение"? А вот хуй вам, нестриженые козлы, ненавидящие любовь — не сегодня сумевшие подменить сладость и трепет живой любви приносящим вам прибыль коммерческим суррогатом! Хуй вам, небритые девочки…
— Расик… неси вазелин! — проговорил — жарко выдохнул — Димка, пальцем буравя Расиму стиснутый входик.
— Здесь? — отозвался Расим, и в его голосе не было ни малейшего удивления… он только спросил-уточнил: "здесь?"
— Здесь! — коротко проговорил Димка, вдруг подумав, что здесь — именно здесь, где Расим впервые сказал ему, Димке, "я люблю тебя" — они будут любить друг друга — Полотенца расстелем…
— Ага, Дим… я мигом! — отозвался Расим, упруго вставая на ноги… пламенеющий факелом член, словно толстый ствол пушки-зенитки, взметнулся вверх над кустиком черных — густых, шелковистых — волос, обрамляющих крупный Расиков член у самого-самого основания… он, Расик, был строен, был элегантно тонок, и вместе с тем в его теле не было никакой субтильности… яйца, как два ядра, оттягивали мошонку книзу, и Димка, снизу вверх вожделённо глядя на вставшего перед ним в полный рост парня, почувствовал, как от страсти-любви у него предвкушающе сладко задёргались мышцы зудящего сфинктера…
Расим, повернувшись задом — чуть колыхнув, дрогнув упругими, по-мальчишески сочными, небольшими, скульптурно округлыми ягодицами, вышел из ванной за вазелином, и Димка, изнемогая от нежности и желания, тут же, не медля, расстелил-разложил на полу их два банных махровых полотенца… ах, как классно всё получилось!
И приснившийся сон, и вдруг невесть откуда возникшие, зашумевшие в голове слова, начавшие выстраиваться в осмысленные фразы… и то, что он, Димка встал — что вдруг почувствовал неодолимое желание эти слова остановить, удержать, не дать им исчезнуть в ночи… и то, что проснувшийся Расик встал тоже — что он появился в ванной за ним, за Димкой, вслед… и получившееся стихотворение, которое Расику явно понравилось… и это порывистое признание Расика — его искреннее признание в любви… всё сложилось в последнюю ночь как нельзя лучше!
Димка подумал, что это последняя ночь — ночь их совместного проживания… но — ночь ещё не закончилась! И у них ещё было утро… ещё было море кайфа! Главное… главное то, что они любят друг друга — любят взаимно! Димка, любящий и любимый, счастливый и радостный, лёг на спину лицом к двери, широко разведя-раздвинув в стороны согнутые в коленях ноги — предвкушающе стискивая, сжимая в кулаке напряженно гудящий несгибаемый член… сейчас он, Димка, поднимет ноги, и Расик… любимый Расик сольётся с ним, с Димкой, в неразделимое целое!
Или — он, Димка, первым войдёт в Расима, сливаясь с ним, с Расиком, нерасторжимо… какая разница им, двум влюблённым друг в друга парням, кто в кого вставит первым, если у них на двоих любовь одна!
— Расик, люби меня… — выдохнул Димка, едва Расим, солнечно улыбаясь, возник-появился в дверном проёме с практически плоским — почти что сплюснутым — тюбиком вазелина. — Люби меня, Расик… люби меня так, как ты хочешь… я, Расик… я — твой!
— Дима, я тоже… я тоже твой! — выдохнул Расик, опускаясь рядом с Димкой на колени…
В эту последнюю ночь своего совместного — счастливого — проживания в номере гостиницы они уже больше не уснули, решив, что выспаться они смогут в самолёте за пять часов беспосадочного полёта… да и глупо — непростительно глупо — было бы спать в последнюю ночь!