– Дима, ты спишь? – раздался в темноте негромкий, неуверенный голос Расима, и у Димки на миг от этого голоса, к нему обращенного, сладко защемило на сердце… на миг показалось, почудилось Димке, что Расим сейчас скажет… в темноте ему скажет… что он скажет?
– Засыпаю, – отозвался Димка. – А что?
– Я хотел тебя спросить… – Расим, не закончив фразу, умолк, словно тут же засомневался, не зная, спрашивать ему или нет.
– Спрашивай, – проговорил Димка, изо всех сил стараясь, чтоб голос его звучал в темноте как можно спокойнее.
– А ты… ну, когда мы катались – когда ко мне пацаны докопались… ты сам на десятый этаж зачем заехал?
– Тебя искал, – не задумываясь, отозвался Димка; он проговорил это внешне спокойно, ни на миг не задумавшись, как если бы он действительно искал Расима… а с другой стороны, разве это было не так – разве, нажимая в лифте кнопку не своего этажа, он в то мгновение момент думал не о Расиме?"Тебя искал"… а кого он, Димка, мог ещё искать?
– Меня? – голос у Расима неуловимо дрогнул, и Димке показалось… точнее, ему почудилось в голосе Расима что-то тёплое, благодарное, затаённо радостное – как если б Расим, уточняя-переспрашивая, в темноте невольно улыбнулся от ощущения мимолётного счастья: "меня?"
– Тебя… а кого же ещё? – хмыкнул Димка, не столько осознавая, сколько чувствуя, что, может быть, сейчас, в эти самые минуты, этим ночным разговором невидимо закладывается фундамент их будущей дружбы.
– Странно… – проговорил Расим таким голосом, как будто сказал-произнёс он это сам себе – не Димке.
– Что тебе странно? – невольно напрягся Димка.
– Ну, это… как всё совпало… – Расим на секунду умолк, что-то думая-соображая. – Эти двое ко мне пристали, докопались до меня – чтоб я с ними пошел в их номер… я говорю, что я не могу – что я спешу, а они говорят, что всего на минуту надо, что они мою "симку" вставят, позвонят одной девчонке, и всё… ну, потом угрожать стали – говорят: или сам иди, или, говорят, мы тебя заломаем, силой поведём, если ты, говорят, такой жадный… при чём здесь жадность? – сам у себя спросил Расим.
– Ну, и вот… я один, а их двое, и оба они старше меня – оба сильнее, чем я… говорят мне: "заломаем, если сам не пойдёшь"… и тут я подумал… – Расим на секунду запнулся – умолк, снова что-то соображая. – Тут я подумал: хотя б ты появился… и – через пять секунд появляешься ты – выходишь из лифта… прикинь, как всё вышло! – Расим произнёс, и не просто произнёс, а невольно воскликнул последние слова с такой интонацией, как будто он сам не мог поверить, что так получилось – так всё вышло.
– То есть… – Димка, стараясь говорить максимально нейтрально – делая вид, что всего лишь переспрашивает, уточняет, одновременно с этим почувствовал, как в душе его жаром полыхнула благодарность Расиму – благодарность за то, что он, Расим, оказавшись в такой непростой для себя ситуации, подумал о нём, о Димке… блин, до чего ж это было приятно – просто кайф! – Ты подумал… обо мне подумал – подумал, что б я появился…
– Ну! И ты появился… прикинь! – воскликнул Расим, невольно приподнимаясь на локте. – Как так вышло? Как в сказке…
– Ну, совпало… состыковалось одно с другим, – проговорил Димка, тщательно подбирая слова.
– Понятно, что совпало… – согласился Расим. – И всё равно… всё равно это вышло странно – всё получилось, как в сказке…
– Всё получилось, как надо… – твёрдо проговорил Димка, вкладывая в свои слова скрытый, потаённый смысл – ликуя в душе, что всё действительно произошло, всё получилось т а к, к а к н а д о.
– Ну-да, – согласился Расим. – Если б не ты…
Они замолчали… в темноте, лёжа на разных кроватях друг против друга, они, два парня – десятиклассник Димка и девятиклассник Расим – думали об одном и том же: Расим думал о том, каким классным парнем оказался этот Д и м а, как ему, Расиму, сказочно повезло, что их поселили вместе – в одной комнате, как было бы классно, если б они, Дима и он, стали б настоящими друзьями… а Димка думал, что Расим оказался немного наивным, совсем бесхитростным, открытым и оттого – ещё больше любимым, что ему, Димке, нужно что-то предпринимать, что-то придумывать-делать, чтоб Расим ему полностью доверился – чтобы он, Расим, захотел узнать… захотел узнать, что бывает на свете такая дружба, которая – вопреки бытующим представлениям – по сути своей ничем, ни в чём не уступает любви… "То есть, что значит – "не уступает"?
– мысленно поправил сам себя Димка. – Н а с т о я щ а я дружба – это и есть любовь… Какие козлы придумали, что парень не может любить парня – что это стыдно или позорно? Кому это нужно было – извращать нормальные человеческие чувства?" Мысль о "козлах", извративших любовь – превративших любовь парней во что-то такое, что теперь нужно было скрывать, прятать в душе, приходила Димке и раньше, но сейчас, когда всё было так ощутимо близко – когда страстно любимый Расим лежал в темноте практически рядом, эта мысль о "козлах", "о каких-то уродах", оболгавших, извративших любовь парня к парню, показалась влюблённому Димке особенно важной, животрепещущей… мысль эта возникла как объяснение, почему он, Димка, сейчас не встаёт, не идёт к Расиму, и Димка, подумав про "козлов", тут же подумал про гопников, что прикопались к Расиму вечером, – "козлы", "гомофобы", "гопники" стояли для Димки в одном ряду моральных уродов – в общей шеренге моральных извращенцев…