Она ринулась сквозь маклерско-шушерную толпу с ловкостью средней тяжести танка, и Рая Зазорина — удачливая абитуриентка вчерашнего дня — как на внезапно возникшей привязи потащилась за этой невесть откуда взявшейся, раскрашенной бабкой.
Они шли уже по каким-то узким улочкам, едва впускавшим в себя озорными просветами солнечный свет, когда шедшая сзади Синица ловко подхватила Раю за правую булочку:
— Хахалей, небось, наведёшь! Проститутсвуешь, или за так им всем выдаёшь?
— Ой, что вы! Нет! — Раечка слегка подпрыгнула от неожиданности и быстрей устремилась вперёд, не оборачиваясь. — Если за так, то должно быть дешевле…
— Хм. . гы! Будет тебе дешевле, пошли! — Синица Ивановна любовалась с двух шагов позади ладной фигуркой в просвечивающемся лямками лифчика платьице и маленькими вздёргивающимися от ходьбы булками кругленькой задницы.
Лачуга на задворках империи выглядела каким-то сараем снаружи, но внутри оказалась довольно просторной и даже чем-то уютной — то ли разбросанными повсюду тропинками половиков, то ли развешанными на бельевых верёвочках вышитыми полотенцами и трусами.
— Мужа мово звать Семён! Это запомни — сгодится, когда с перепою его переключит на астровидение и он не может вспомнить, как его звать, так очень любит, чтоб напоминали. Сейчас его нет — слесарит или ебёт кого; а ввечеру припрётся, так ты хоть не сразу бойся тогда, как харю небриту увидишь-то! Доча — Лора. Та пизда тоже ещё… Записалась на курсы юриспруденции — под закон теперь будет прудить! Целыми днями поэтому шляется, не найдёшь, сучка драная… А ведь была скромной извозчицей… своё такси… Эх, времена! . .
Раечка стояла на пороге и скромно тупила глазки.
— Вот тебе твоя комната! Чистота неземная и ласковый ток по утрам от щекотки вот в это окно — хоть и маленькое, зато видишь, солнца луч? По подушке идёт ровно в семь всегда — вместо будильника, не проспишь. Или может тебе будуар шь в? подавай с мезонинами?! Так это на чердаке — только там зимою не топится, хо Снегурочку поиграть? И поссать там на улице, хоть и отдельный вход. А тут общая, утеплённая всеми уборная и приличная ванная комната, когда Семён не ебёца уже, а поддерживает в доме и по хозяйству слесарит себе, а не разным блядям понаехавшим… Ну чё как — остаешься, зимуем тут?
Синица Ивановна раскрыла золотой портсигар, поправила макияж перед зеркальцем и потянула зубами конопельную дудку из-под резинки.
— Вы — наркоманите?! — воскликнула Раечка, широко раскрывая глаза и снимая чепчик с себя. — Я не останусь тут! Я не такая! Это что — наркоманский притон???
— Тю ты дура! . . — Синица Ивановна взяла у неё из рук розовый чепец и повесила на крючок-вешалку. — Это =КазБек=, папиросы такие, мож слышала? На пачке с конём ещё… Для здоровья вредно, конечно, но для души крайне полезно… Хочешь дунуть? Поведёт не хуже шалы, а минздрав СССР, меж тем, особо сильно этого не запрещает… Да ладно, шучу! Не подводи глаза-то бесстыжие под потолок — там может хуй нарисованный, если Семён уже нарисовал! Обещал как-то… С себя… В полный рост…
Раечка покраснела и согласилась "пожить".
— Буду звать тебя Традисканцией! — объявила Синица после того, как Раечке не удалось точно идентифицировать увивающие её комнату горшочно-настенные растения ("Это традисканция, да?" — "Сама ты, блядь, традисканция… Это — ледренезийский плющ! От переизбытков ума помогает… ") .
— Задорого? — Раечка вспомнила вновь о товарно-ценовых отношениях и решила настоять на максимально минимальной оплате.
— За стипендию! — Синица Ивановна между делом стянула через голову платье и теперь расхаживала по комнате, поливая горшочки из игрушечной лейки, в одних неосемейных трусах-парашютах и в своём запредельного размера лифчике бело-застиранного цвета. — Та ладно — опять же шучу! Хоть и дорого щас кругом всё, вон возьми хоть укроп, за пучок… Ну, да я не об этом к тебе — зови меня запросто, тётя Зина! Один разик покажешь пизду мне — и целый месяц живи! Или два…
— Что вы! Нет! — молниеносно отреагировала Раечка на постыдно-скабрезное предложение домохозяйки и в доказательство непроизвольно прижала взметнувшиеся кулачки к небольшим бугоркам грудок.
— Три! . . — запросто повысила оценочный ценз прелестей постоялицы Синица Ивановна, поставила лейку и подошла к чуть покачивающейся на дрожащих коленках Раечке: — Дура! За три месяца жизни в нечеловечески приличных условиях — всего один раз показать! Ну?
Раечка почувствовала, как преждевременно срочно начинает плющить её этот хозяйский плющ, и без сил подкосилась коленками, присев попкою на кровать… У "тёти Зины" сквозь непрочную ткань репетуз выпукло выпирал мех поросшего волосами лобка.
— Ну? Ты что ли стесняешься? — Синица Ивановна осторожно погладила её по дёрнувшимся угловатым плечикам. — Чего? Я же женщина. Тебе в мамки гожусь. Женщина женщине разве может стесняться? Покажи! . . Разик только… И всё. Ну? . .
Раечка, сопротивляясь, мягко оттолкнула её в большой тёплый живот и нерешительно тронулась ручками к краю платья, решив за три месяца уж как-нибудь потерпеть этот жуткий стыд на мгновенье.
— Ну вот… давай-давай… — Синица Ивановна отступила на шаг и теперь изо всех сил подбадривала, облизывая пересохшие губы и жадно вцепившись взглядом в край медленно задираемого Раечкой платья. — В трусах, небось, шароёбишься по стране? Знаю вас — стринги сельпошные! . .