— Знаешь, не удивляйся. Ты можешь подумать, что являешься для меня секс — игрушкой. Конечно, не стоило мне делить тебя с другими. Я вдруг почувствовал ревность и понял, что ты мне дорога. Я обещаю, что ты не будешь больше выполнять роль любовницы и настаиваю на том, чтобы ты мне не изменяла с другими. Но я еще не сказал главного: Предлагаю тебе быть моей женой.
— А как же доценты, которые делили меня вместе с тобой? Уверен, что они промолчат?
— Я все продумал. Давай уедем. Мне предлагают преподавательскую работу в другом городе.
Мы уехали, несколько лет были хорошими в моей жизни. Да, пожалуй, я соврала, когда написала, что по-настоящему была счастлива только два года с Игорем, моим отчимом. С Аркадием (профессором) , мне было комфортно. Он преподавал, я работала в НИИ, мы вместе проводили время, были в поездках за границей, ходили в походы, любили друг друга. У нас родилась дочь. Мы были успешной семьей.
Когда дочь пошла в английскую спецшколу, началась, мать ее, перестройка.
II. Перестройка и реформа, мать их…
Начались материальные трудности, мужу в институте стали платить мало, а мой НИИ почти совсем "загнулся". Профессор заставил меня уйти с работы. Желая обеспечить семью по высшему разряду, Аркадий решил все по-мужски, хотя впоследствии это стоило ему жизни. Он бросил институт и занялся на пару с коллегой бизнесом. К 1991 году наше благосостояние выросло в несколько раз по сравнению с доперестроечными временами. Но в бизнесе были замешаны бандиты. Бандиты и убили Аркадия, поймав его на утайке выручки от общего дела.
Я все чаще начала прикладываться к бутылке. Дочь забрали к себе родители Аркадия, а меня взял на содержание его бывший друг. Была такая песня у Газманова, "Путана":
"Ты служишь украшением стола,
Тебя как рыбу к пиву подают.
Любой, кто заплатил, имеет все права,
И вот ночную бабочку ведут".
Так вот, этот друг, Миша, и подавал меня, как воблу к пиву. В прямом смысле. Когда его гости уже вставали из-за обеденного стола и пили пиво, он рассаживал их вокруг круглого вращающегося стола. На столе были специальные подушечки для моих колен и рук. Меня, полуголую и подпоенную, ставили на стол раком. Гости вращали стол, щупали мою грудь ("Дойки недурственные!") , хлопали по заду ("Сытенькая попка!") , целовали надушенную промежность ("Сладкие штучки!") . Кто-то целовал, а кто-то лизал, как кому хотелось. На мне были бюстгальтер с отверстиями для грудей, и трусы с прорезями для всяких всякостей. Однажды гости дорогие вставили банан мне в #ду и откусывали по очереди, однажды сиськи кремом вымазали и слизывали. В другой раз кто-то долго и упорно массировал звездочку моего ануса, а потом туда огурчик засунул, чтобы закусить со смаком. Я терпела это все, потому что Миша давал денег, которые я отсылала дочке. Но Миша женился на какой-то дуре, а меня выгнал.
*****
III. Во все дыры
Я устроилась в НИИ, который как-то еще существовал. Пила к тому времени еще круче, чем раньше. Ездила с мужиками в командировки. Трахались мы там, как кролики. И вот, однажды поехала я в компании с тремя мужиками. Как только проводница проверила билеты, мы закрылись и начали отмечать отъезд. Я по очереди сосалась со всеми, а они мяли мне грудь, щупали ляжки и лезли под юбку. Но в поезде я им не дала. Во-первых, нахрюкались, какой с них толк. Во-вторых, не любила я поездной антисанитарии. Ни подмыться, ни вымыться по-крупному. Мужики отвели душу в гостинице, на следующий день. Сами почти не пили, а меня споили шампанским и гоняли, как они любят выражаться, "во все дыры". Сдвинули кровати и устроили "сексодром". Один из мужиков лег на спину, меня на его кол усадили, другой меня в попу поимел, а третий в рот засунул. И так они меня ночь гоняли. Потом, вернувшись домой, иногда ко мне заваливались и #ли, как козу.
Платили в НИИ мало, но кое-какие деньги я моей девочке могла высылать. А потом… Потом моя девочка подросла, и родственники Аркадия надоумили ее оттяпать у меня квартиру, которую профессор купил в годы своего финансового успеха. Девочка так и поступила, с помощью юридических хитростей и спаивания мамаши (то есть меня) ей удалось записать квартиру на себя, а я стала БОМЖ. Бомжой, бомжом, бомжучкой.
IV. Пошла прочь, вонючка!
Да, такие возгласы в свой адрес я теперь слышу постоянно. Любившая принять ванну с ароматической пеной, любившая хорошие духи, я совсем опустилась. Немытая, зассаная и засраная, я готова взять в рот за водку. Но теперь не всякий гражданин еще захочет вставить мне в рот. Я якшаюсь с такими же бомжами, как сама. Жить осталось немного, совсем чуть — чуть. Эту зиму я не переживу. Холодно. Почему так холодно? Меня бьет озноб.
… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …
V. Послесловие
Дежурный патологоанатом отложил толстую тетрадь с дневником женщины и уставился в темное окно. Эту бомжиху привезли сегодня ночью, всю обмороженную, замерзшую насмерть. Тетрадь нашли в кармане ее куртки. Мужской куртки с чужого плеча. Патологоанатом закурил.
"А ведь я знал Игоря Кузнецова, отчима этой… Как ее назвать-то теперь? Теперь она трупак. С Игорем вместе в Афгане воевали. Смутно припоминаю, что была у него падчерица. Слово — то какое, господи! Что-то среднее между ящерицей и черепахой.
Похоже, вскрытие здесь не требуется. Ни одна собака и не спохватится, что человека не стало. А судя по записям, она была человеком, несмотря ни на что".
Зазвонил телефон.
— Да?
— Але, Леха, привет.
— Привет.
— Тут такое дело. Помнишь по Афгану Кузнецова? Игоря Кузнецова. Сегодня ночью повесился. Ты что молчишь?
— Странно.
— Что странно?
— Недавно его падчерицу привезли, замерзшую бомжиху с тетрадью-дневником. Саня, ты подъехать сейчас можешь?
— Сейчас?
— Ну, да. Выпить у меня есть. Грусть накатила какая-то.
— Ладно. Сейчас буду. Я еще одну возьму?
— Бери, закусь есть.
— Я с собой еще закуски прихвачу. Ну, до встречи.
— До встречи.
Патологоанатом подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Было действительно грустно, хотя с Кузнецовым он давно уже разошелся по жизни, а с Линой… С Линой совсем не был знаком. Грустно, видимо, было от того, что двумя хорошими людьми на земле стало меньше. И ничего с этим не поделаешь.