— А я сентементальный, — скроив плаксивую рожу рявкнул Андрей,- и вообще, я только с виду страшен, а душа у меня хрупкая и ранимая, как эдельвейс…
Она слегка улыбнулась.
— А эдельвейс ранимый?
— А хрен его знает, сударыня…
Он вышел из дома, когда Марина еще спала. Постояв немного на морозном воздухе, Андрей посмотрел на перевязанную ладонь, подумал о чем-то, потом вытащил телефон и медленно набрал номер.
— Гиви Александрович? — голос его был сух и бесцветен.
— Андрюшенька? — обеседник говорил с легким кавказским акцентом, но слов не коверкал — рад слышать, сынок. Как дела? Почему не заедешь, не проведаешь старика?
— Спасибо Гиви Александрович. Взаимно рад. Все дела, дела… Гиви Александрович, у меня просьба.
— Конечно, дорогой.
— Нельзя ли мне одолжить на несколько часиков Равиля и Ицхака.
В трубке наступило продолжительное молчание.
— Ты хорошо подумал, сынок? — раздался наконец голос Гиви
— Да — ровно ответил Андрей
— У меня сложилось впечатление, что такое решение, если оно необходимо, ты… воплотил бы сам…
— Ваше впечатление верно, Гиви Александрович. Если мне, не дай Бог, потребуются… радикальные меры, я ими займусь сам. Но пока мне этого не нужно.
— Тогда почему э-э-э… именно они?
— Мне нужны люди, которые… не увлекаются, при определенных обстоятельствах.
— А ты сам?
Лицо Андрея исказилось.
— А я боюсь, что увлекусь… Ой, как я увлекусь…
— Я понял тебя, сынок. Ну что ж… Время, место?
— Еще раз спасибо. И, Гиви Александрович… Мы в полном расчете.
— Ну-ну. Они молодцы не дешевые, но так уж и в полном?
— Именно, Гиви Александрович. В полном.
Двое одетых в легкую темную одежду молодых людей вылезли из подъехавшей машины за пол минуты до срока. Они были одного роста, с ничего не выражающими, незапоминающимеся лицами. Андрей приветствовал их сдержаным кивком. Они отошли в сторону и он коротко, не вдаваясь в подробности, описал ситуацию. На их лицах по прежему не было видно абсолютно никаких эмоций.
— Задача? — коротко произнес израильтянин
— Мне не нужен покойник, даже и через какое-то время, если печень, к примеру, сдаст. И не нужны перманентные внешние повреждения. Проще говоря, через недельку-другую он должен уйти на своиx ногах, с двумя глазами, руками и ушами. Все остальное… по обстоятельствам. Кроме того, эта гнида — пожилая, не знаю, что у него с сердцем, вот коргликон, если ласты начнет клеить. После воздействия, мне нужно с ним поговорить, то есть, во-первых, перепонки не бить, во-вторых… побудьте рядом. Равиль, если увидишь… Вобщем, попридержи меня, если что. И последнее. Не начинайте, пока я не увижу картинки. Все на свете бывает…
Они позвонили коротким звонком. Через некоторое время, за дверью послышался кашель, шаркающие шаги и хриплый голос: "Хто там?"
— Телеграмма от Марины Владиленской.
Щелкнул замок и дверь приоткрылась. Не дожидаясь пока она откроется полностю, Андрей вмазал по ней ногой и влетел в квартиру. Перед ним стоял толстый, неопрятный, лысый человек, одетый в грязноватую майку и тренировочные штаны с пузырями на коленях. Маленькие красноватые глазки перебегали с одного посетителя на другого, лицо было покрыто многодневной седоватой щетиной. От человека сильно пахло чесноком и перегаром, а рукой, с траурными ногтями, он задумчиво почесывал объемистое брюхо. Из глубины квартиры надрывался Полип Тырпыров со своей "Зайкой" и тянуло кислятиной. Андрей почувствовал, что голова пустеет, а тело становится легким, как облако… Все мысли пропали, осталось только обрюзгшее лицо в перекрестье прицела, и он смотрел на него пустыми глазами снайпера. Мужчина попятился.
— Чего на…
Андрей коротко и резко ударил его по голени. Мужик рухнул и задохнулся от боли, глаза его побелели. Андрей захлопнул дверь, наклонился, схватил его за остатки жирных, немытых волос и прошептал в заросшее волосами ухо:
— Фотографии где?
— Хахие …фооафии?
Андрей кивнул Равилю. То сделал неуловимое, танцующее движение, мужик хрюкнул, и осел без движения. Пощупав пульс на шее и брезгливо вытерев пальцы, Андрей быстро прошел в соседнюю комнату. Оборваные обои, мусор, пустые бутылки… На покрытой грязным матрасом кровати лежала длинная, сухая и жилистая женщина в грязном халате. Она спала, открыв рот, рядом с кроватью стояла недопитая бутылка дешевой водки и блюдце с какими-то объедками. По верхней губе женщины ползла непонятно откуда взявшаяся зимой муха. Кроме кровати в комнате присутствовал комод и тусклая лампочка без абажура, свисавшая с потолка на проводе.
— С кузнецовского фарфора трапезничают, декаденты, — мрачно подумал Андрей и шагнул к комоду.
Быстрый обыск ничего не дал, простукивать стены времени не было. Он задумался. Выйдя в коридор, Андрей завернул в совмещенный санузел. Стараясь дышать ртом, он опустился на колени и заглянул под ванну. Там было темно, отчетливо виднелась только паутина и какая-то дрянь у самого края. Схватив чудом уцелевшую швабру он начал шуровать под ванной, пытаясь зацепить все, что там было. Тряпье, банка засохшей краски, заскорузлый ботинок, металический ящичек… Та-акс. Ящик был заперт. Он вышел в коридор и молча протянул ящик Ицхаку. Мужик лежал и тихо постанывал, держась за шею. Ицхак внимательно осмотрел замочек, вынул тонкий нож, что-то щелкнуло и крышка откинулась… Фотографии… От старых, черно-белых, до новых, цветных… Состояние легкости сменилось знакомым ледяным комом. Марина… Совсем ребенок… Искаженное в крике лицо… Ком рос, воздух со свистом выходил из легких, перед глазами встал красный туман. Коробка выпала из сведенных судорогой пальцев, и Андрей медленно пошел в сторону лежавшего, с ужасом смотревшего на него мужика…
Резкая боль в предплечье заставила остановится, он медленно выплывал обратно в реальность. Равиль справа держал его руку в захвате, Ицхак, стоял прямо перед ним. Его лицо выглядело чуть смугловатой маской, на которой чернели по прежнему пустые глаза.
— Пуля, ты меня слышишь? Пуля, отбой, очнись!
Андрей тяжело перевел дыхание.
— Пойду покурю…
Равиль отпустил руку.
— Давай. Минут на пятнадцать.
Ицхак перевел взгляд на лежащую вверх изображением фотографию и в глазах его впервые что-то мелькнуло.
— Нет, — спокойно и ровно произнес он, аккуратно натягивая перчатки, — давай на полчасика…
Андрей наклонился и тщательно собрал все фоторграфии обратно в коробочку, стараясь класть их изображением вниз.
— Мне нужны негативы, — не глядя на них сказал он
— Равиль молча кивнул.
Через четыре сигареты он поднялся обратно в квартиру. При взляде на то, что лежало на полу его слегка замутило, несмотря на весь его опыт. Он быстро взглянул на Ицхака. Тот качнул головой.
— Либо сам очнется минут через тридцать, либо можно нашатырем ускорить. Ходить, видеть, слышать будет; мочиться — с трудом. Острого, кислого, жирного, твердого, вкусного — увы. Мы его, кстати, считай, от алкоголизма вылечили. Печеночка больше не потянет. В пустом взгляде Ицхака снова что-то шевельнулось. Ну, а насчет детишек трахать, как, впрочем, и кого бы то ни было… Будет жить воспоминаниями.
Равиль молча протянул небольшой сверток.
— Негативы.
Андрей кивнул и, обронив: "приведите его в чувство", прошел в последнюю комнату. Это, без сомнения, была комната Марины. Он быстро огляделся. Здесь было гораздо чище, хотя не менее убого. Узкая кровать с тонким матрасом, книжные полки, письменный стол, шкаф… На полке он заметил фотографию. Мужчина в летнем костюме на фоне старой крепости. Сходство было не очень четко определяемым, но, все же безошибочным. Он всматривался в лицо на фотографии еще несколько минут, потом решительно раскрыл принесенный с собой баул и начал аккуратно укладывать в него все подряд из шкафа, ящиков стола и с полок. Вещи, белье, книги, тетради, какие-то тряпочки и мелочи, плюшевая кукла без глаза… Сверху он положил фотографию мужчины и коробочку с негативами и остальным содержимым. Потом подумал и, вынув коробочку, сунул ее в боковой карман. Все вместе заняло не более десяти минут.
Выйдя с баулом в коридор, он обнаружил, что клиент в сознании. Шевелиться он не мог, орать тоже из за отека гортани. Но дышал бодро, хотя и со свистом. На том, что осталось от лица выделялись два выпученных, налитых кровью глаза. Андрей поморщился, но потом вспомнил фотографию и сжавшуюся в комок льда девчонку в ресторане. Он подошел к телу, присел, медленно взял его за кадык (Равиль неслышно подошел и встал за правым плечом. Израильтянин неподвино застыл в полуметре сзади) и ровно заговорил:
*****
— Сема… Ты меня слышишь, слизень? Моргни два раза, если слышишь… Я сказал моргни, — он легонько сжал пальцы. Семен утробно хрюкнул и дважды моргнул. От него отчетливо пахло калом.
— Сема, тебе придется провести не самые приятные пару недель, но потом ты встанешь и знаешь, что ты сделаешь? Ты, Сема, соберешь свои манатки, и уедешь. Причем, понимаешь, Сема, наш город, конечно, велик, но, все-же, мал, как сковорода. Я здесь всюду бываю и могу, чисто случайно, на тебя натолкнуться… Ну вдруг ты, падаль, в музей-квартиру Коллонтай попрешься, а я там революционного отношения к любви набираюсь… Я, Сема, могу не выдержать… Если я приду сюда через шестнадцать дней и застану тебя здесь, я опять-таки могу не выдержать этой радости. Если ты, триппер старый, еще хоть раз вспомнишь имя Марины, ну, скажем, заяву на пропажу напишешь, или терпилой заделаешься, мол избит неизвестными в своей квартире, а мне обязательно сообщат, что ты такую глупость сделал… Видишь ли, Сема, — Андрей опять смотрел ему в лицо пустыми глазами стрелка, голост его был бесцветен и шершав, как наждак, — если взять бритву, — он сделал паузу, — да, бритву… потом сделать надрезы здесь, здесь и здесь, потом взять немного гнилого мяса… Анаэробная гангрена — это очень плохая смерть, Сема. Тем более, что месяц я тебе на слабеньких антибиотиках обещаю… Ты понял меня или ударить тебя? — гнусавым голосом Крысобоя осведомился Андрей.
Трясущийся студень что-то просипел и дважды моргнул.
— Вот и славно, трам-пам-пам.
Андрей поднялся и отправился в спальню.
Кружка холодной воды, вылитая на голову возымела свое действие. Женщина открыла мутные глаза и села на кровати.
— Как спалось? — вежливо поинтересовался Андрей. Кошмарики не мучали? Елена Васильевна, у меня к вам доверительное дело…
— Эта…- женщина икнула, — ты кто?
— Я, изволите видеть, ваш дальний родственник.
Женщина тупо смотрела ему в лицо
— Какой родственник?
— Да, в общем-то уже никакой. Елена Васильевна, не пройти ли нам на кухню для душевного разговора?
— Закурить есть?
— А то… Андрей вынул пачку сигарет.
На кухне было еще хуже чем в спальне. Покосившись на замызганный стол и табурет, Андрей остался стоять.
— Елена Васильевна, ваша дочь, Марина, прислала вам со мной привет и наилучшие пожелания, а так же просила передать вам две тысячи рублей.
Он вынул четыре пятисотрублевые купюры. Женщина уставилась на них как на привидение. Потом медленно протянула руку.
— Одна маленькая деталь.
Андрей достал из кармана бумагу и развернул.
— Требуется ваш автограф.
— А че это?- с подозрением прохрипела женщина.
— Дозвольте прочесть… Кхм. Я, Елена Васильевна Владиленская, проживающая по адресу…, паспорт номер… выдан… не возражаю против проживания моей несовершеннолетней дочери Марины Александровны Владиленской, паспорт номер… выдан… на квартире Андрея Сергеевича Бранковича по адресу… Дата, подпись.
Женщина молчала.
— А где она сейчас?
— А там она и есть. Хотите пообщаться?
Женщина кивнула. Андрей подумал.
— Хорошо, я попрошу ее вам позвонить. А пока…
Он протянул ей бумагу. Женщина явно колебалась.
— У меня два экземпляра. Один у вас. Вот паспорт с адресом, сравните, если надо — найдете. И, кстати, я, похоже, запамятовал. Она просила передать не две тысячи, а три.
Женщина подумала и, схватив деньги, вывела дрожащей рукой подпись.
— Прекрасно. У нас тут случайно и рояль в кустах…
Андрей оттиснул на своем экземпляре печать нотариуса (самого подлинного, между прочим).
— Ну что, желаю здравствовать. Пейте гуляйте. Да, чуть не забыл. Там Семен Львович у вас в коридоре упал неудачно. Уеду, кричал, уеду… В деревню, в глушь, в Саратов. А потом — бац! Но все равно про отъезд чего-то бормочет.
Женщина продолжало мутно смотреть на Андрея. Пахло сортиром и гнилью. Андрей покачал головой, вышел в коридор, подхватил баул, кивнул двум черным фигурам и, остановившись в дверях, посмотрел на студень. Тот дышал уже с меньшим свистом.
— Две недели, Сема. На третью я сюда загляну.
Дома было тихо, работники уже ушли, и Андрей с удовлетворением отметил, что работа все-таки худо-бедно продвигается.
— Однако агитбригада приехала, — жизнерадостно проорал он, — Эй, ты там не померла от обжорства, часом?
Тишина. Прислушавшись, он услышал шорох душа. Бросив баул, он подошел к запертой двери ванной, послушал и постучал.
— Эй, в чистом теле этот… чистый дух. Как самочувствие?
Ответа не было, только звук льющейся воды. Пожав плечами, Андрей прошел в комнату и уселся за компьютер. Почитав и ответив на почту, на что ушло минут двадцать, он поднял голову и прислушался. По прежнему было тихо и лил душ. Он встал и, подойдя к ванной, снова постучал.
— Ты там не смылилась на нет? Вылезай, — он подумал, — пожрем чего-нить.
Тишина. Он постучал погромче. Ответа не было. Та-ак. Он подергал дверь. Заперто. Постучал еще раз. Схватился за ручку, уперся в косяк, сосредоточился и несколько раз рванул изо всех сил. Давно требовавший замены замок не выдержал, и дверь распахнулась. Ванная комната была заполнена паром. Занавеска задернута, за ней угадывался смутный силуэт девушки, сидящей под струями воды на дне ванны.
— Марина, — стараясь оставаться спокойным позвал Андрей, — Марина, ты в порядке?
Девушка не отвечала. Андрей, не отдергивая занавеску, протянул руку и выключил воду. Стало тихо.
— Марина…
Она тихо плакала, что-то шепча. Андрей схватил халат, откинул занавеску, не глядя накинул халат на девушку, взял ее на руки и перенес на тахту. Тихо сел рядом и прислушался. Глаза ее были закрыты, она еле слышно всхлипывала.
— Я грязная, грязная, грязная… Ну почему она не отмывается?! Грязная…
Он осторожно потряс ее за плечо.
— Хелло, дарлинг. С легким паром.
Она перестала плакать и, открыв глаза, молча уставилась на Андрея.
— Одевайся, я тут шмоточки твои принес.
— Мои?!!
— Не не мои же..
Он пододвинул к ней баул. Марина напряженно смотрела на сумку.
— А ты что…
— Тебя мать просила позвонить.
Она вскинулась.
— А…
Он молча достал из кармана бумагу и протянул ей. По мере чтения ее лицо немного расслаблялось. Она подняла голову.
— Он… жив?
— Семен Львович-то? Жив, курилка. Но, видишь ли, немного приболел, — сообщил Андрей, — и решил, что виноват здешний климат. Пару недель ему необходим постельный режим, а потом он изъявил желание покинуть наш город. На юга, наверное, подастся… Сказал, что сюда он больше не ездок. Никогда.
Марина молча смотрела на него.
— И… Вот еще что.
Андрей встал и вышел в коридор. Из подсобки он добыл старое оцинкованное ведро, а из ящика стола вынул бутылочку бензина для Zippo. Вернувшись со всем этим в комнату, он поставил ведро перед тахтой и медленно, понимая, что рискует, вынул коробочку из кармана. Марина застыла. Глядя в ее огромные глазищи, Андрей открыл коробочку, и по одной стал складывать в ведро фотографии, следя за тем, чтобы они ложились изображением вниз. Закончив, он развернул сверточек и, размотав пленку, кинул в ведро негативы. Аккуратно полив кучку бумаги бензином, он молча протянул Марине коробок спичек и отошел к окну.
— Если грязь не смывается, она сгорает, — чуть слышно сказал он.
Марина сидела молча.
— Ты… ты видел?
— Нет, — спокойно соврал Андрей.
Она сидела неподвижно. Потом медленно взяла в руки коробок, чиркнула спичку и посмотрела на огонь.
— Грязь сгорает… — повторила она и уронила спичку в ведро.
Они молча смотрели на пламя, не обращая внимание на дым и копоть, которых, впрочем было не слишком много, дожидаясь пока оно окончательно погаснет. Андрей залил пепел водой и вылил остатки в унитаз. Коробочка была отправлена в мусоропровод на лестнице. Андрей вернулся в комнату и встал у окна. Марина сидела в прежней позе, но в ее лице что-то переменилось. Внезапно она поднялась и направилась к музыкальному центру. Посмотрев на диски, она выбрала один, вставила и нажала на воспроизведение.
В комнате зазвучал холодный и четкий голос Щербакова:
Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи,
настраивал я струны, прости меня, Боже!
Ее губы шевелились, повторяя слова.
Пройдя любовь-измену от края до края,
всему нашёл я цену. Цена небольшая.
Она дослушала песню до конца и нажала стоп.
— Я раньше не могла его слушать, — тихо сказала она.
— Почему?
— У него есть песни… Они холодные и чистые. Иногда чуть теплее, но все равно чистые. Как… Как бриллиант на черной подушечке. А иногда, как бриллиант на пальце. А я…
— А сейчас? — перебил он.
Она подумала.
— А сейчас могу, — немного удивленно ответила Марина.
Она медленно подошла к Андрею и встала рядом, глядя на него в упор. Потом она подняла здоровую руку и слегка дотронулась до его щеки. Андрей стоял как каменный столб. Рука отдернулась. Марина закусила губу и повторила движение. Она провела прохладной ладошкой по его лицу, дотронулась до носа, губ, виска…
— Не призрак? — поинтересовался Андрей
Она не ответила и продолжала медленно водить ладонью по его лбу, волосам… Андрей медленно и осторожно, как будто имел дело со столбиком сигаретного пепла, взял ее ладонь в руки, развернул и прикоснулся губами к нежной коже запястья. Она вздрогнула. Он немедленно разжал руки.
— Извини…
Она вдруг покраснела.
— Я… я хотела…
— А почему бы нам, сударыня, не откушать вкуснючего шашлыка? — с преувеличенной бодростью воскликнул Андрей, — Желающим предлагается харчо, красное вино и хачапури. — Он покосился на девушку, — Э-э-э… двойная порция.
Марина прыснула.
— Да ну тебя… Я что, кадавр?
— Не, не похожа. Таких красивых кадавров не бывает.
Марина опять покраснела и отвернулась.
— Короче, я за компутером, переодевайся и поехали.
Возвращались они уже довольно поздно. Опять шел снег. Марина сидела на переднем сидении уткнувшись лицом в букет лилий, который Андрей приобрел у метро. Похоже ее слегка разморило, поскольку она выпила три бокала довольно крепкого испанского вина, а уж съела… Вспомнив количество еды, Андрей недоверчиво покосился на девушку. Во метаболизм у человека! Килограм сорок пять живого веса, не более… А ты тут в спортзале каждую плюшку отрабатывай. Нет правды на земле…
*****
Они поднялись в квартиру.
— Не знаю как кто, а я в душ и спать. Завтра подъем, понимаешь…
— Я тоже…
— И в этом, сударыня, проявляется мелкобуржуазное преимущество двух ванных комнат.
Выйдя из душа с мокрыми волосами он прошел на кухню и закурил. Марина вошла и уставилась на него с непонятным выражением.
— Прекрастных сновидений. Привет Морфею…
— Андрей, — она впервые назвала его по имени.
Он выжидательно замолк.
— А… а ты говорил… А я правда…
Она набрала воздуха и выпалила.
— А я правда… красивая?
Андрей внимательно посмотрел на нее и тихо заговорил:
— Она высокая и тонкая, как прутик, длинноногая, длиннорукая, длинношеяя. Огромные карие глазищи, прямой нос, темные волосы. Небольшая грудь, узкие бедра. Двигается она плавно, но, в то же время быстро и изящно. Тонкие пальцы, длинные, узкие ладони, музыкальный низковатый голос. Белая прозрачная кожа, сквозь которую просвечивают вены…
Марина слушала его, глядя в пол. Потом она внезапно приблизилась и, по прежнему глядя вниз, прошептала.
— А ты мог бы… мог бы поцеловать меня? Как тогда?
Андрей медленно взял ее здоровую руку и нежно дотронулся губами до запястья. Она опять вздрогнула. Он поцеловал прохладную ладошку, каждый пальчик, тыльную сторону руки, снова запястье, предплечье, опять запястье, словно ставя невидимые, ласковые печати. Она больше не вздрагивала, но стояла тихо, как будто даже не дышала. Очень медленно Андрей обнял ее за плечи и поцеловал в лоб, в висок, нос, в закрытые глаза, коснулся ее губ, щеки, мочки уха, снова глаз… Она вдруг прижалась к нему и замерла, шепча что-то так тихо, что слов нельзя было разобрать даже приблизив ухо вплотную. Он продолжал целовать ее шею, подбородок и губы, ощущая волны теплой нежности, накатывающие откуда-то изнутри. Она снова стала вздрагивать при каждом поцелуе, не открывая глаз, обняв его за шею. Ее губы продолжали почти беззвучно шевелиться.
Ме-е-едлен-н-нооо…Ключица, ямка между ключицей и шеей, шея, мочка уха, шея… Она внезапно стала оседать на его руках, он подхватил ее под колени и перенес на тахту. Она не шевелилась. Губы, щека, шея… Слегка прикусить мочку уха… Она резко взохнула и немного изогнулась… Еще раз. Вздох, дрожь… Другое ухо. Поцелуй… Ключица, медленно провести языком вдоль ямки… Резкий взох, похожий на стон… Еще раз… Рука медленно гладит лицо, спускается ниже. Поцелуи удлинняются, ускоряются, опять замедляются. Осторожно распахнуть халат. Небольшая красивая грудь. Поцелуй. Дрожь… Еще… Еще… Ниже… Она сжимается. Нежно коснуться языком колена, голени, пальцев ног, еще, еще… Назад наверх, снова вниз… Руки гладят живот, колено… Дрожь, стон… Еще, еще, еще… Ниже… Осторожно, целуя, убрать ее руку. Почти не касаясь поцеловать нежнейшую кожу, согревая ее дыханием… Не потерять голову от запаха!.. Еще поцелуй, ниже… Чуть приподнять ее бедра. Поцелуй, еще, еще, еще… Шумное дыхание, рука комкает простыню… Осторожные круговые движения языком, еще, еще… Чуть быстрее, чуть медленнее, опять быстрее… Тонкий протяжный стон, тело выгибается и опять опадает. Не терять голову! Опуститься пониже, еще… Пальцы находят нужное место, в то время как язых медленно проникает во влажные тайны. Быстрее, еще… Девушка бьется и кричит, потом выгибается почти на мостик и без сил падает вниз. Отодвинуться. Аккуратнее, еще аккуратнее… Осторожно. Ме-е-едлен-н-но-о-о. Нежнее. Еще нежнее… Боже, как горячо… Ее тело судорожно подается навстречу. Быстрее, медленнее, быстрее… Сильнее, еще… еще… Слабее… Накатывает знакомая дрожь. Стоп. Нажать на золотую точку. А что там у нас с поставками? С поставками, я спрашиваю, что? И погоды нынче мерзкие. Дрожь пропадает. Медленнее, быстрее, еще… Ее колени взлетели вверх, низкий стон, тело извивается и дрожит, он чувствует волнообразные спазмы… Быстрее, еще… Медленнее… Чуть в сторону, в другую… Сильнее… Еще… Ее запрокинутое лицо блестит от пота, судороги, крик, резкие движения навстречу. Сильнее, еще… Все с начала…… Еще… Стон, волны… Девочка моя… радость… девочка… девочка… девочка моя… моя… моя… моя…
ДЕ-Е-ВО-О-О-ЧКА-А-А-А!!!!
Марина спала. Андрей полюбовался ее стройным телом и тихо поцеловал в губы. Она что-то пробормотала и перевернулась на живот, по-детски уткнувшись в подушку. Он накрыл ее одеялом и прилег рядом. В голове проносились какие-то бессвязные обрывки мыслей, где накатывающий сон перемешивался с явью. Последняя была о том, что непонятно, откуда у нее такие глазищи? И у матери и у отца, судя по фотографии, глаза были вполне обычные… Проснулся он от легкого прикосновения прохладных пальцев к лицу. Марина лежала, положив голову ему на грудь и тихонько гладила его по щеке. Увидев, что Андрей проснулся, она отняла руку и молча уставилась на него.
— Так не бывает, — еле слышно прошептала она через минуту.
— Как не бывает?
— Принцев не бывает. Все принцы продали белых коней и купили пиджаки от Кензо… Или ящик водки. Они не скачут за тридевять земель, они отрастили брюхо и смотрят "Окна". Или зажигают в Сан-Тропэ, в каком случае в принцессах недостатка они не испытывают. А принцесса не спит в хрустальном гробу, она в бигудях и рваном халате жарит яичницу на завтрак. А принц ее по пьяни поколачивает. Чтоб крепче любила. И хорошо так тоже бывает только в книжках по сексологии. А у меня не может… Я ведь даже сама не могла…
— Ну… Конь мой не белый, а мокрый асфальт, к тому же трехлеток и слегка битый.
И Сан-Тропэ, боюсь, пока не потяну. В общем, принц из меня, скажем откровенно, как из гуано снаряд.
Она улыбнулась.
— Метафоры у вас, Ваше Высочество, безусловно выпуклые…
— Рады стараться… А не угодно ли будет Вашей Светлости апельсинового сочку? Очень способствует.
— Ага. Только вставать… сил нет.
— Это последствия сотрясения мозга, — уверенно заявил Андрей, — но мы, белоконные принцы, стакан сока, да сей момент!
Ее прохладная ладошка медленно гладила его грудь и живот, голова все также покоилась на плече. Она о чем-то ненадолго задумалась, потом решительно скользнула вниз. Он нежно перехватил ее за плечи и притянул обратно.
— Стоп. Куда направились?
Она уткнулась носом ему в плечо.
— Ну… Я знаю… Я… Всем мужикам это нравится.
— А где они? — вкрадчиво поинтересовался Андрей.
— Кто?
— Все мужики?
— ???
Он осторожно взял ее голову в ладони и посмотрел ей в глаза.
— Начинаем легкий ликбез. Приемлимо все, что нравится обоим. Разрешите подчеркнуть, о-бо-им! Применительно к конкретной ситуации, мне абсолютно наплевать, что нравится или не нравится "всем мужикам", поскольку я их здесь не вижу. Но, даже если признаться, что ты права, и, в этом плане, я один из "всех мужиков", мне почему-то кажется, что это не очень нравится тебе…
Она лежала тихо.
— Ну почему я такая уродина? — прошептала она еле слышно.
— Где уродина?
Андрей нежно повернул ее на спину и поцеловал в открывшуюся грудь. Она тихо охнула.
— Не вижу… я… никакой… уродины……..
Выспаться не получилось.
Они ввалились на этаж с цветами, шариками и шампанским. Солнце било в открытые окна, пробивая листву деревьев, раскрашивая стены в клетчатый зелено-белый узор. Пожилая медсестра замахала руками и грозно двинулась в их сторону.
— Мадам, — галантно надвинулся на нее Виктор, — мы буквально на минуточку. Такое событие невозможно… Поймите правильно. Эти розы, не согласитесь ли, как нельзя подходят к вашим…
Отворилась дверь и в коридор вышел доктор.
— А-а, опять явились? Со вчерашнего дня ничего нового. Обе ваших дамы в норме. Младшая изволила изрядно погадить, старшая между кормлениями носится по этажу, что твоя ракета. Короче, завтра с утра забирайте, а то у меня голова от нее кругом. Мария Владимировна, выдайте, голубушка, им халаты, и пропустите уж…
Сестра неодобрительно поджала губы, но спорить не стала.
Они приоткрыли дверь и пошли в палату. Марина стояла над колыбелькой и тихонько напевала: "Спит Гавана, спят Афины, спят осенние цветы.В Чёрном море спят дельфины,
в Белом море спят киты." Она обернулась на звук открываемой двери и, радостно пискнув, бросилась к Андрею на шею. Она буквально светилась таким нереальным, невозможным, осязаемым счастьем, что старый циник Виктор поперхнулся очередным витьеватым приветствием, вздохнул и, пробормотав что-то типа: "Ну… я тут, насчет завтра… внизу", изчез. Андрей держал ее за талию и не мог отвести глаз от ее сияющего лица. Он гладил волосы, целовал лучистые глаза, шею, руки и не находил слов. Она тихо смеялась и прижималась к нему, как ребенок, потираясь носом о щеку. Потом она отпрыгнула, схватила его за руку потащила вперед.
— Смотри, она спит. А во сне дрыгается, как в животе. А ест то как…
— Таки есть в кого.
Она опять тихо засмеялась. Андрей любовался ее гибким легким силуэтом, который носился по палате, что-то тихонько напевая.
— Слушай, подруга, мне любопытно, ты можешь иногда ходить? Или только скакать как Быстрый Гонзалес *?
— А что?
Андрей закатил глаза и потряс головой.
— Любезная супруга. Поскольку вам через, примерно, месяц, исполнится целых девятнадцать лет, возраст, что ни говори, солидный, позвольте довести до вашего сознания правила пристойного поведения для молодых, правильных рожениц. Полагается вам вовсе не носится по всей больнице, изводя медсестер и доканывая дока вопросами: "а почему это у дочки на пузике прыщики?", а лежать на койке и отдыхать, вальяжно принимая посетителей с цветами и поздравлениями и подставляя свою очаровательную попку под уколы. Смею также отметить, что неплохо бы, в этой самой койке, читать умные книжки, — Андрей покосился на стопку книг на тумбочке, — поскольку у означенной молодой роженицы через две недели сессия. Почему, вы спросите? Я вам отвечу! Потому, что моя драгоценная супруга есть последняя бестолочь, и не пожелала пойти в академку, как все нормальные люди. Вместо этого, она, на сносях, таскалась в свой долбаный институт и пугала там преподов немеряным брюхом, вне всяких сомнений, вымогая зачеты угрозами родить прямо на их глазах…
*****
На этом месте его грозная речь была прервана самым беззастенчивым образом. Андрей, почувствовал ее теплые губы, ее невероятный, сводящий с ума запах, ее легкий, тонкий язычок…
— Маринка, — пороговорил он оторвавшись, глядя в ее огромные, шалые глазищи, — прекрати…
Она улыбнулась своей особенной улыбкой, которая так меняла ее и без того красивое лицо, и посмотрела на него снизу.
— А что такое? О-о-о… Мой дорогой суженый, я нахожу, что у вас произошло, э-э-э… восстание жезла жизни…
Ее узкая ладошка скользнула вниз.
— Маришка, перестань! А то… А то… А то Таську разбудим!
Это подействовало. Она отпрыгнула и легко подбежала к колыбельке.
— Не-е. Спит.
Андрей подошел к ней сзади и, обняв, уткнулся в шею, чуть выше ключицы.
— Как ты себя чувствуешь хоть, чудо в перьях?
— А, — она махнула рукой, — как именинница. Иногда побаливает, но доктор говорит, что все пройдет через недельку.
— Больно было?
— Не-а. Доктор хороший! Он чего-то кольнул, все чувствую, и, вроде, даже, больно, а как-то по барабану. Как будто это и не я вовсе. Вобщем, не я первая, не я последняя. Кстати, о докторе…
Она в притворном расстройстве повернулась к Андрею
— Доктор сказал, что в ближайшие две-три недели нам не светит… м-м-м… радость плотских утех.
— О как… Ну так правильно… Нельзя же…
— Да ладно… Она опять глядела на него своими огромными глазами, из которых просто хлестала радость. — Видите ли, ваша развратная жена тут получила несколько весьма дельных советов.
Андрей слегка опешил.
— Э-э-э…от кого?
— От старших товарищей. Здесь одна классная тетка третьего позавчера родила. Так вот, некоторые советы были тривиальны. Ну, вы меня понимаете… Хотя, эта испробованная практика и приводит к весьма приятным результатам. А некоторые… Ну вот, скажем…
Она подлетела к Андрею, схватила его за шею, пригнула его голову пониже и зашептала на ухо что-то такое, что тот был вынужден призвать все свое самообладание чтобы не покраснеть, как старшекласник. Марина вновь отпрыгнула, вскинула руки и закружилась по палате, как тоненькая, воздушная юла. Потом вдруг вскочила на табуретку, подняла голову и тихо проговорила: "Кто создан из камня, кто создан из глины, а я серебрюсь и сверкаю! Мне дело — измена, мне имя — Марина, я — бренная пена морская."
Андрей развернулся, подхватил ее на руки, вновь подивившись, что после родов она не поправилась ни на грамм, прижался лицом к ее плоскому теперь животу и пробормотал: "Пена… Моя пена… Девочки мои, глупые, ненаглядные… Чудо ты! Морское…"
* Быстрый Гонзалес — персонаж детских мультфильмов. Очень быстро бегающая мышка.