"Папа, мама, отрубите мне голову, я больше не могу терпеть этой боли…"
Я вскрикнул и проснулся весь в клейком поту. Господи, опять этот сон не дает мне покоя. Прошло уже почти полгода с тех пор, как мы с женой похоронили нашу пятилетнюю дочку. Адские боли, разрывавшие ее мозг, являлись следствием злокачественной опухоли. То, что происходило тогда, я помню временами ярко, временами расплывчато. Мы с моей супругой (бывшей) дежурили в нейрохирургическом отделении днями и ночами. "Папочка, мамочка, отру… мне голову… как больно!" Врачи делали все что могли, лекарства уже не помогали. Снимки энцефалограмм показывали, что метастазы полностью разрушили ее мозг. "Господи! — рыдала моя супруга. — Почему она так страдает!" У меня уже не было сил плакать, я находился в неком трансе. " Тише! Она уснула… Сбегай в магазин и купи ей чего-нибудь попить. " В магазине я купил две бутылки нарзана и поспешил в клинику. Из центрального корпуса нейрохирургии, бледная как туман, вышла моя жена. Губы ее произнесли… "Все. Все. Она скончалась." Бутылки с нарзаном выскользнули у меня из рук и словно бомбы взорвались, ударившись о каменные ступени, ведущие в отделение. "Тело нашей девочки только что увезли в морг, — произнесла супруга. — Все. С меня довольно. Пойдешь в отделение морга сам." Она махнула рукой и, покачиваясь, двинулась к выходу из клинического городка. Однако пойти в морг за телом нашей дочери я смог только на следующий день. Когда я вошел в морг, в ноздри мне ударил запах формалина и сырости. Двое сторожей выпивали, травили анекдоты. На одном из секционных столов лежало тело моей дочери, черепная коробка была распилена, темно-серый мозг, будто желе, почти вывалился из нее. Рядом на столе лежала никелированная патологоанатомическая пила. Все задрожало в моих глазах и, схватившись за горло, я рухнул на пол… Что было потом? Меня в параноидальном состоянии отвезли в психушку. Единственным, что я помнил перед тем как меня увозили, были какие-то белые халаты, пятна, похожие на кровавые, и звон пилы, которую выбили у меня из рук.
Я пролежал в психиатрической клинике пять с половиной месяцев. Вначале меня пичкали нейролептиками, затем антидепрессантами, под конец применили атропиновые шоки (весьма неприятная вещь). Порой со мной беседовали врачи.
Мне было настолько плохо, что я едва отвечал на заданные врачами вопросы. "Как вы себя чувствуете?" "Нор-маль-но." "Вы помните, что с вами произошло?" "Нет." "Вам снятся кошмары?" "Да, конечно." У меня перед глазами все время стояла распиленная голова моей девочки. "Вы помните, что одному из санитаров морга вы сломали нос?" "Допускаю такую возможность." "Ну хорошо, ступайте. Скоро состоится консилиум и вас выпишут." После консилиума меня стали готовить к выписке. Мне поставили параноидальную форму шизофрении и дали вторую группу. Одно было неплохо… кошмарные сны, связанные с моей дочерью, перестали меня мучить. Сны, которые овладевали моим сознанием, были пугающими, яркими… рушащиеся здания каких-то древних городов, мертвые тела людей, которые плавали в синем воздухе, проносящиеся по небу рваные тучи, плачущие кровавыми ливнями, вершины гигантских гор, на которые я карабкался и постоянно падал в бездонные пропасти, зеркальные дворцы — ослепительные, острые, переливающиеся в лунном свете самыми невероятными красками.
Перед выпиской лечащий врач вручил мне короткую записку от моей жены. Супруга писала… "Прошу извинить меня, но после того, что произошло, мы больше не можем встречаться. И потом я живу с очень милым человеком. P. S… если я буду тебе необходима, вот номер моего телефона — 26-73-25. Выходя из больницы, я почувствовал, что теряю над собой контроль. Волна ненависти захлестнула меня. Сука! Подлая сука!
Уважаемый читатель! Настала очередь вернуться к тому, с чего я начал. Кошмарный сон заставил меня вскочить с постели. Это началось опять! Моя девочка приснилась мне снова. О Боже! Я действительно серьезно болен. Игнорируя предостережения медиков, я налил себе полстакана коньяка, выпил. И вздрогнул, потому как в дверь резко позвонили. Странно, с тех пор как я снял эту убогую квартирку, меня никто ни разу не навещал. Я отворил дверь, в лицо мне ударил студеный ветер зимы. За дверью никого не было… Я тщательно оглядел снег возле входа, пушистый снег был девственен, какие-либо следы отсутствовали. У моих дверей лежал почтовый конверт, на котором был каллиграфически выведен мой адрес. Черным карандашом. Адрес отправителя на конверте отсутствовал. Кстати, у меня самого был блестящий почерк. Но все-таки… что бы это значило? Я положил на письменный стол конверт и вскрыл его. Господи, кроме белого листка бумаги и еще чего-то темного, я ничего там не обнаружил. Я вынул из ящика письменного стола лупу, затем подошел к окну и принялся рассматривать черный зигзаг на белом бумажном листе. Сердце мое провалилось в пятки, когда я увидел в увеличительном стекле волос, приклеенный к бумаге запекшейся кровью. Не отдавая себе отчета, я провел по нему пальцем, смоченным слюной. Яркая вспышка помутила мое сознание… окровавленный волос оказался светлым, как у моей… Я подбежал к початой бутылке и из горлышка допил ее до дна.
Затем проглотил пол-упаковки родедорма и рухнул на постель.