— Меня зовут Толиком. А тебя — Афродита? Венера? Тебя зовут Судьба, — в его шепоте не слышалось ни насмешки, ни даже улыбки. Он пугал меня этот шепот и одновременно зачаровывал.
— Меня зовут Ириной, — севшим голосом пролепетала я.
— Ирина, — повторил он, как бы пробуя на вкус: — Иришка, Ирочка:Нет, тебя зовут — Судьба.
Мне было не просто страшно, мне было жутко: сумрак искажал черты лица до гротескных, искажал голос до запредельного тембра. Мне хотелось бы думать, что это сон, но я знала — не сон.
Он потянул с меня одеяло. Я вцепилась в этот мягкий лоскут изо всех сил, готовая заорать. Наверное, он прочел в моих глазах этот животный страх.
— Не бойся, маленькая. Я не трону тебя. Но я должен посмотреть, позволь:Только посмотреть:позволь, пожалуйста, позволь, — шептал он страстно и умоляюще.
Я не знаю, что было такого в его голосе, но страх действительно отступил и пальцы разжались. Руки машинально закрыли грудь и низ живота. Он мягко отнял их.
— Не надо, ну, пожалуйста, не надо. Не смотри на меня, — я чувствовала себя беззащитно обнаженной и ужасно уродливой. Никогда еще никто не рассматривал мое тело так:так откровенно, так бессовестно. Мне было шестнадцать лет, и у меня был мальчик, с которым я целовалась, который "зажимал" меня, больно тиская груди. Свой мальчик был у каждой уважающей себя девчонки в моем окружении. Мы не доходили до физической близости. Он, наверное, боялся этого еще больше, чем я. Мы были, по сути, детьми, торопящимися стать взрослыми. Поцелуи, зажимания — атрибуты взрослой жизни. Я, бравируя, лишилась бы девственности, а он бы, не задумываясь взял ее, если бы не боялся потерять свою:
Сейчас было все по-другому. Его руки дрожали. Они гладили меня и просто тряслись.
— Боже, как ты прекрасна! Я знал, что увижу тебя, я всегда это знал.
Его голова склонилась над моею. Я попыталась оттолкнуть его плечи. А он брал мои отталкивающие руки и покрывал поцелуями ладони, пальцы, запястья. Его горячие губы прильнули к моим, поглотив их в долгом поцелуе. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, внутри меня рождалось нечто, что летело протяжным стоном в небо, но мозг твердил: "нельзя! нельзя!"
— Обними меня, — чуть не плача просил он.
"Нельзя! Нельзя!" — стучало в висках. Мои руки безвольно лежали вдоль тела, подчиняясь приказу: "Нельзя!". Его губы коснулись соска, я напряглась и вздрогнула, интуитивно приготовившись к боли. Но боли не было. Задыхающаяся радость родилась где-то внутри ( что там? солнечное сплетение? может быть:может быть), пульсирующей точка любви росла, заполняя все тело, и вырвалась наружу волной дрожи и влагой:
— Что ты со мной делаешь! Милая моя, ненаглядная:что ты со мной делаешь, девочка! — прерывисто шептал он.
"Что ты со мной делаешь?!", — рикошетило в голове: "Нельзя! Нельзя!"
Его голова опустилась на мой живот и ниже. Мои руки резко оттолкнули его, решительно закрыв "запретный треугольник". Он уронил голову на мои бедра, не в силах бороться. С его лба стекала струйка пота, щекоча кожу ног. Он как-то обмяк и затих. Протяжный вздох.
— Господи, я чуть не сошел с ума. Прости меня, ласточка, я напугал тебя, — шептал он, целуя мои ноги.
Рыдания сотрясали мое тело, пугая меня и его.
— Ну, прости. Прости. Я не мог сдержать себя. Ты не поймешь. Ты не видела себя спящей. Я ждал тебя. Я так долго тебя ждал, — покрывал он поцелуями мои глаза. — Не плачь, прошу тебя.
Да. Вот так мы познакомились с тобой, Толя. "Мы странно встретились и странно разошлись". Наступило хорошее летнее утро со всеми присущими летнему деревенскому утру прибамбасами: ласковым солнышком, щебетанием птиц и при этом гулкой тишиной. При свете дня Толя оказался вполне симпатичным, два года назад демобилизовавшимся воином. Я украдкой смотрела на него, боясь встретиться глазами. А он наоборот, смотрел на меня открыто и долго, стараясь поймать мой взгляд. Больше мы с ним не спали в одной комнате, мне была принесена обещанная койка из "сарайки", и установлена под недреманным оком родственников.
Но, Боже ты мой! Разве такой пустяк мог быть преградой для пытливого ума и жаждущего сердца? Никак! Толя: Он сделал меня женщиной, сдержав свое обещание "не трогать". Он разбудил во мне женщину. Он показал меня мне и научил любить, то, что я увидела. Мы провели с ним не одну жаркую ночь. И каждая из них хранится в моей, нет, не памяти, в душе, в подсознании, и извлекается наружу ощущениями, когда меня ласкает другой мужчина.