Осколки города, подобно мыслям, забиваются в землю
Чтобы быть погребенными в ней не навечно
Страх неверного шага отпечатался в памяти
И оглядка назад так скребет и давит
Невозможность познания, что же будет в будущем
Придает смысл жизни, как и все упущенное
Нас изгнали из рая, захлопнули дверь
А мы мстим планете; и мы здесь теперь…
Пролог
Долорес так устала менять двери в своей комнате из-за того, что Гэли, в поисках пропавшего диска или презерватива, а потом кокаина и травки, выламывала их своими гриндерсами.
— Выходи, я знаю, что ты его взяла! — Стук ботинок о дверь становился все громче и настойчивее.
— Отстань, Гэли, я никогда не беру твои вещи.
— Я тебя сейчас запихну в толчок и дам пинка, чтобы из твоей тупой башки вылетели нужные мне воспоминания.
Долорес была в отчаянии. Со своей подругой по несчастью Падрой они вырыли потайной ход в стене методом местного взрыва и загородили диваном, чтобы в подобных случаях было куда спрятаться
И вот дверь слетела с петель и с оглушающим грохотом рухнула на пол. Гэли ворвалась в помещение и, схватив за шею сестру и прижав ботинком Падру, брызгала слюной матерные слова. Два зуба у Гэли были "кроличьи"… одно из последствий драки с бывшей бандой. Сквозь них она слегка шепелявила, выговаривая "сука" так, что получалось у нее "фука". Наконец, выяснилось, куда делся тот самый журнал, нужный Гэли, и все на время утихло. Падра с Долорес, оправившись от очередного налета, продолжали жить. Они уплетали сладости, смотрели клипы по телевизору и звонили то и дело двум понравившимся парням, которые их ненавидели. Мешало только одно — грохот тяжелого рока за стеной в комнате Гэли.
Ниже
1
— Барта, пожалуйста, — плакали и кричали ей вслед маленькие братья и сестры, — не оставляй нас!…
Однако ей было все равно, что с ними станет. Походкой маленького неуклюжего, но устремленного к цели львенка, как тот львенок из мультфильма "Король лев", маленькая Барта бежала к лесу, — только через него был выход в город. И пусть путь ее займет дни, недели, но она доберется до столицы, туда, где свет и публика, где люди и жизнь, слава и уважение. Она не хотела обременять себя уцелевшими родственниками; возможно, они и обречены быть съеденными волками в этом диком лесу, через который даже опытные охотники боялись ходить, но она не принадлежала к их числу, ни в коем случае. Она не собиралась быть неудачницей или мириться со своей судьбой, она и только она выберет себе жизненный путь, никто не имеет правда сделать это за нее. Надо также заметить, Барта не принадлежала к великим героиням, про которых часто пишут в романах выдающиеся писатели, не принадлежала к интеллигентным мисс, добившимся чего-либо высокого в своей жизни. Это была темпераментная и не особенно умная, а вернее сказать, совсем глупая девочка. Она ненавидела весь мир, а мир был равнодушен к ней, и непонятно, к чему она всю жизнь стремилась и чего достигла в последствии и было ли это именно то, что она хотела получить от жизни.
Светало. Барта завернула в лес, старательно пытаясь не попасть в поле зрения братьев и сестер. Они не были родные для нее морально, хоть и родители у них были общие, тем более их уже ничего не связывало после смерти матери при рождении пятого ребенка. Отца у детей практически никогда не было, часть их рождена от насильника, эксплуатировавшего мать до того еще, как его посадили в городскую тюрьму, такую же неродную личность для Барты, как и все остальные.
Как она потом говорила в одном из интервью, еще до того, как пала окончательно, нереально передать ни в одном их тех дешевых фильмов, в которых она вынуждена была сниматься, страх при пересечении чащи, отделяющей холодный свет от теплого гнилья. Никто не выбирался оттуда живым, может быть, поэтому глухая деревня жила своей бессмысленной размеренной жизнью, боясь волков, которые водились в угрожающем лесу, никто никогда практически и не выходил в город. Когда ты за одну минуту осваиваешь обычные навыки Маугли, дабы спасти свою жалкую жизнь от хищников. Когда тебе приходится дрожать каждую секунду, пробираясь через чащу в надежде найти единственной огонек, готовый уже отступать назад, ибо последняя надежда выбраться угасла. Но, несмотря на всю свою простоту и прямолинейность, она была сильной личностью, и кто знает, быть может, она была одной их "лишних людей".
Барта преодолела и это. Она преодолевала все на своем пути… когда режиссеры порнофильмов откровенно объясняли ей ситуацию, именованную примерно так… "желающих много, покажи свои умения в постели, тогда, может быть, мы что-нибудь для тебя сделаем", — ее уже даже это не смущало. Ради денег и славы она была готова на все. Хотя, наверное, деньги ей нужны были больше. Но, боже мой, это же не та женщина, которая была такой до среднего возраста. Барта — талантливая актриса и певица; сцена — ее призвание или это одно из единственных ее возможностей прожить.
По пути к свету, ее подобрал один добряк Пард — весьма обеспеченный и, главное, бескорыстный мужчина, не требующий от маленькой девочки ничего взамен.
— Девочка, ты что, совсем одна здесь? — с ужасом спросил он при виде шестилетнего ребенка, блуждающего по большому городу.
— Совсем. — Нельзя было без боли смотреть на ее несчастное личико.
— А где же твои мама и папа? У такой красивой девочки должны быть прекрасные родители.
— Их никогда не было.
В этих словах было что-то пугающее. Одно дело, если бы она сказала, что родители умерли, а другое, что их вообще не было на свете. У нее их не было, и она сама так и не стала матерью ни для кого.
У Парда уже были помимо нее еще одна такая, только другой породы, и родные дети от нескольких жен. Он выделил "пришельцам" комнату, содержал их, помог устроиться в приличную школу, он стал одним из источников материальной подпитки Барты. Конечно, она любила его, как единственного родственника, она была искренне благодарна ему за все, но сама играла главную роль в развитии своей судьбы. Конечно, Пард понимал, что из Барты наверняка что-то выйдет, он уже тогда видел в ней нечто особенное. Часто наблюдая, как она с Ненси играет в "телевизионщиков" в гостиной около громадного телевизора, Пард предчувствовал. Он знал, что не зря подобрал ее.
Без юмора тут не обходилось… на уроках подруга Барты, Лила научила ее "одалживать" работы у одноклассников. Происходило это примерно так… Учительница отворачивается на одну секунду, и в этот же момент Лила поворачивается к сзади сидящему ботанику и ласково отбирает у него работу под предлогом "не дашь — пожалеешь потом". Позже, уже из уст ее подруги это звучало так… "дашь — отсосу". Всю жизнь она только и делала, что платила за что-то, никогда не делала что-то сама, на это нужно было слишком много времени и умную голову. С ранних лет Барта поняла, что лучше за все платить задним местом. Нет, на самом деле, не так уж это и плохо; минуты стыда сочетаются с постыдным же, унизительным удовольствием, и после ты смотришь уже в зеркало, не узнавая свое лицо, и жалеешь о том, что добровольно записался в этот бизнес. Так она и пробивала себе дорогу. К 16 годам она стала "самой популярной девочкой в школе". Она уже тогда была, как звезда… ходила в яркой одежде походкой шлюховатой королевы, отдавая предпочтение красному цвету, зная, что все готовы едва ли не стать импотентами, лишь бы переспать с ней, ибо к тому времени она стала особенно опытной, настоящей "Тигрицей в постели". Но лишь самые догадливые сразу вразумили, что Барте нужна была выгода — только тогда она ляжет с тобой в постель. Например, дашь ей списать контрольную работу или достанешь редкий диск ее любимой группы (хотя музыкой она мало увлекалась), в общем, что угодно, но чтобы ей от секса с тобой была какая-нибудь прибыль.
У нее были клички. В разговорах о ней парни называли ее "Горячей задницей" или "ротиком" или "сосочкой", но никогда по имени. По имени, а вернее по фамилии, к ней обращались только учителя. Понятно, что годам к 20 она стала настолько опытной, что практически ни одна профессиональная проститутка не сравнилась бы с ней. Дело даже не в том, что "сосочка" изучала различные эротические издания, в духе "китайская эротика" или "все способы доставления удовольствия". Гораздо интересней было получить пару раз тумак за неправильный и больной укус не в том месте, чем читать все это. Ведь девушка никуда не спешила… времени у нее была уйма для того, чтобы набраться опыта. Наверное, основной ее секрет заключался в том, что она никогда не капризничала и не обижалась на разные грубые слова со стороны партера и позволяла делать с собой АБСОЛТНО ВСЕ. Вы можете подумать, как же ее тело, — не износилось ли оно за все это время? Неясно, что она делала с собой, или же она была действительно очень живучая, что какие-либо последствия бурного секса не были заметны ни для кого из ее знакомых.
— Меня не должно волновать, что со мной делали, мне важно, что происходит в моей жизни сейчас. Если бы я все это время отказывала им, то никогда бы не добилась своего нынешнего статуса. Все актрисы понимают это. Все теряют что-то, добиваясь другого.
Барта удовлетворяла любые желания похотливых помощников режиссеров и самих режиссеров, зачастую дешевых и бездарных фильмов, и поэтому получала роли. Если попробовать подсчитать число раз, когда она снималась в порнофильмах, число окажется астрономическим. И что было самое ироничное, так это то, что Барта никогда не считала себя шлюхой. Это было в порядке вещей. Купля-продажа. Ликвидность тела. Как она всегда шутила… "я просто иногда маленькая проказница" — то ли от глупости, то ли от тоски и одиночества, которое просто не могло никуда деться. Но, скорее всего, от первого, как трагично это не звучит. Может, меня захотят спросить, к чему писать о глупой, деревенского происхождения проститутке? Я сама не знаю ответ на этот вопрос, как будто Барта стоит того, чтобы о ней повествовать так долго. Наверное, потому, что никто толком не знал, что в душе у "сосочки". Да, она была необразованна в плане знаний, но достаточно образована в плане жизни и ее подлостей, она все-таки не примитивна. Барта тянулась хоть к чему-то, и это уже придает ей какую-то прелесть, это уже выделяет ее среди остальных жителей села, в котором она родилась. Еще очень важный момент — Барта всегда была собой… немногословной, потому что если она начнет что-то говорить, особенно если это что-то угрожающее, то звучит это настолько глупо и необычно, что все соседи выглядывают посмотреть на этого бездарного гения. Она могла увлечься чем-то, сменить стиль одежды, но в моральном и нравственном плане никто не мог быть настолько собой, насколько собой оставалась Барта. Зачастую, именно это качество придает людям непонятного происхождения обаятельность.
*****
А потом она вышла замуж за какого-то продюсера и родила ему двух детей. Тот был толстоватым зажиточным бизнесменом. В жизни его ничего не интересовало, кроме денег. И только умирая, он понял, что не был счастлив. Дети погибли в автокатастрофе, и она перевернула страницу. (В отсчете милиции было записано, что дети погибли в автокатастрофе, но на самом деле только Барта знала, что произошло с ними). Она снова вышла замуж за агента недвижимости и опять родила ему двух дочек — Долорес и Гэли. К тому времени ей уже было около тридцати. Старшей, Гэли, будущему трансвеститу и наркоманке доставалась большая часть призрачной любви матери. Младшую толстую некрасивую девочку Барта ненавидела. Она заставляла ее вкалывать на кухне и часто била за малейшие провинности.
Тем временем, ее подруга детства и можно сказать сестра Лила, будучи тоже порядочной шалавой, но, однако совсем не такой, как Барта, получила высшее экономическое образование и вышла замуж за мэра города. О Лиле тоже нельзя было сказать, чтобы в душе у нее что-то было, но она, по крайней мере, не слыла шлюхой и с ней не стало того, что произошло с ее сводной сестрой. Когда ласковые супружеские отношения ей постыли, Лила начала третировать и всячески издеваться над супругом. Он-то был умным человеком, но, увы, против Лилы не мог выступать, — непонятно почему он любил эту юную спортсменку, посещающую ежедневно спортзал. "В здоровом теле здоровый дух", а мэр был слишком занят, чтобы уделять своей персоне столько внимания.
— Дорогая, тебе не надоело все делать за меня? — спросил ее как-то супруг.
— Неужели ты и правда настолько слеп, что не видишь, насколько лучше у меня это получается?! — с презрением и жалостью ответила она.
Возможно, он был действительно мазохистом; Лила изменяла ему с первыми же грузчиками, но очень редко давала мужу, а он никогда ее в этом не попрекал.
Восход
2
Чем дальше, тем реже общались две подруги. У Барты была своя жизнь, попробовав себя в качестве певицы, в основном она занималась этим. Лила чем только ни занималась, — ну, понятное дело, — различные светские вечеринки, баскетбол, мальчики, изредка умственная работа в качестве помощи мужу. Однако же у них по-прежнему было очень много общего, можно сказать, это был один и тот же человек, только в двух разных вариантах, телах, как проба на две разные судьбы. Обе они не завидовали друг другу ни капли, обе они любили заниматься сексом, обоим ничего не было слабо, они точно знали, что им нужно и готовы были на что угодно, только вот ради чего?
Что касается детей Лилы, то у нее после долгих уговоров мужа родился такой же бестактный и Казанова сын. Хотя Лила любила своего сына, это даже напоминало любовь Простаковой к Митрофанушке. Лила вообще была странная. Если, например, ее спросят, какой ее любимый цвет или как ее угораздило выйти замуж за такого преуспевающего человека, как Ллойд Трэнт, — она промолчит. Но сама она интересовалась людьми. Она часто спрашивала их, как они познакомились, что намереваются делать дальше. Вообще интересно, что кого-то интересует в других.
Дочери Барты очень отличались друг от друга. Старшая — байкерша — ничего так не ценила, как хорошую компанию таких же рокеров с мотоциклами, пиво и хороший секс; по ее внешнему виду половину о ней можно было сказать. Постоянно перекрашивая волосы то в зеленый, то в фиолетовый, то в еще какой-нибудь экзотический цвет, Гэли не менялась внутренне. Очень часто ее путали с мужчиной. Она была похожа на мать по грубому характеру и глупости, только первая была хитрее и обслуживала мужчин не за деньги, а ради удовольствия. Она спокойно могла переспать с человеком, чьего имени даже не знала, если она его хотела. Она редко общалась с младшей сестрой, разве что только на уровне "привет-пока". Насчет младшей уродины можно сказать много чего. Это человек, что называется, с инородной репутацией и душевным состоянием. Словно подкидыш, она ничем не была похожа на мать и сестру. Вообще, это достаточно интересная и сентиментальная личность с очень интересной, полной интриг и приключений жизнью, но это уже другая история. Она была из тех сентиментальных девочек, что вели дневники и вздыхали по масляным мальчикам с экрана, из тех, что читали глупые и не дающие никакой пользы журналы и гороскопы, смотрели сентиментальные сериалы и всегда мечтали оказаться на месте одной из героинь; из тех, что никогда не могли сказать плохое слово.
Барта любила покупать дачи, дома — их у нее было пруд пруди. Частенько она ездила туда с детьми, и каждый раз теряла часть себя после таких поездок. Дело в том, что, как уже было сказано, Барта была шлюхой. Каждый день и целый день она не выходила их своей спальни, кувыркаясь с очередным новым мужем или просто знакомым, продюсером, режиссером, помрежем, постановщиком, сценаристом, плотником. Весь дом сотрясался от ее бешеных криков, а тем временем Долорес взяла моду снимать мамашу на камеру. Чего только не было на этой пленке! Все действительно происходило очень весело; девочке нужно было только приоткрыть дверь и просунуть туда объектив, а поскольку мать была очень занята, то ничего не замечала. Пока она верхом скакала на партнере, дочка была озабочена двумя делами… во-первых, не попасть на глаза Гэли, в противном случае, она будет сильно побита, во-вторых, чтобы никто не заметил, чем она тут занимается. Со своей подругой-сестрой Падрой они отдавали отснятый материал в какую-нибудь местную газетенку, позже на нелегальное телевидение. Конечно, было трудно пробиться и всучить материал монтажерам, в принципе, все это делалось за деньги и известность Барты.
В школе они считались отбросом общества… никто не хотел дружить с толстухой и "прыщавой". Часто Долорес приходилось находить свой портфель, грустно выглядывающий из унитаза… все, кому не лень, измывались над ней.
Они с Падрой ненавидели своих матерей и были "Бивисом и Батхедом" — такими же безбашенными в некотором смысле детьми.
— Это та, которая толстая из самого скандального пятого класса? — спросил, трясясь от злости, директор.
— Ну, помните еще, сестра той, что изнасиловала учителя по физкультуре.
— Ааа!… Ну, я знаю, что это за семейка. В кабинет ее!… А за выбитое окно она заплатит!
И что пользы, что их родителей каждый день вызывали в школу ввиду "ужасного" поведения, — каждый раз, когда удавалось дозвониться до Барты, они получали короткий ответ… "Таких тут нет". У Барты не было времени, чтобы ходить в школу и разбираться с проблемами детей — у нее хватало своих проблем. Но однажды она все-таки пришла в школу и после этого визита ни к одной из дочерей вопросов не было. Все поняли, что это за люди.
Маленькие школьники обомлели и расступилились, ребята постарше, подрабатывавшие путем продажи травки в школе, прекратили свои споры и посмотрели туда, куда смотрели все. Появившись на пороге, грозная царица и великая певица Барта, одетая с ног до головы в безвкусный красный цвет, вошла в школу, грациозно шагая по коридору и не обращая внимания на столпившихся учеников. Все знали, что она была проституткой, все были очень удивлены, кто приятно, а кто нет, что она пожаловала к ним в школу. Все помнили ее первое живое интервью, шедшее по всем музыкальным каналам, когда певица впервые получила такую премию, как "Золотой глобус".
— "Я хочу поблагодарить не Бога, которого не существует, ни моих родственников, которые мне ничего не дали и никогда ни в чем не помогали, которых я не помню. Я хочу отдать должное моей аудитории, всем тем людям, которые хоть как-то ценили мое творчество, мои иногда дешевые роли. Я заслужила эту награду, и не только одним местом. Я принимаю все по чести. Спасибо, уважаемые коллеги, что не забросали меня тухлыми помидорами!"
На удивление речь вызвала овацию. Барте зааплодировали, потому что поняли, что она не стеснялась признать правду и выложить ее народу. Она все-таки заслуживала уважения и аплодисментов.
Одноклассники Долорес зажались подальше в угол… они поняли причину ее прихода.
— Где тут кабинет директора? — простодушно прохрипела она, обращаясь к одному их наркодиллеров.
— Эээ… — парень, видно, собирался с мыслями. — Вроде на втором этаже.
Барта посмотрела на него с укором… "как это, проучиться столько лет, и не знать, где кабинет директора!", и направилась дальше. Во всем ее величии было столько пошлости и простоты, что это едва ли не переполняло ее звездный статус.
Директор сидел у себя и что-то писал, нервно перебирая пальцам. Сегодня ожидался долгожданный визит одной из матерей. Сегодня утром его новый костюм, купленный в элитном магазине в Париже, был напрочь обрызган какой-то машиной. Вечером, он должен был признаться жене в том, что подозревает ее в измене. Он почувствовал, что ему жарко, и, поправив на ходу очки, уже было поднялся, чтобы открыть форточку, как в дверь вошла Барта. Он ждал ее. Прямолинейная наглость певицы поражала его. Словно хозяйка она плюхнулась в кресло напротив стола директора, закуривая длинную тонкую сигарету. Директора передернуло… ожидалась гроза.
— Вы знаете, почему я вас вызвал? — Он решил сразу перейти к делу, чтобы побыстрее и безболезненно для себя и школы, отделаться от матери Долорес.
Она затянулась, выпустив дым в лицо закашлявшему директору.
— Вы считаете, я настолько глупа, что не знаю, зачем пришла. — В ее спокойном, размеренном голосе всегда слышалась довольно приятная хрипотца, но не потому, что она обкурилась, а из-за врожденного баса.
На самом деле, она и понятия не имела, зачем ее вызвали, но ее уже достали постоянные звонки из школы, так что певица решила раз и навсегда покончить с этим. Директор поправил воротник и сказал…
— Ну, тогда, пожалуй, перейдем прямо к делу. Вы в курсе, что ваша дочь учинила огромную потерю нашей школе — мы потеряли нашего учителя по физкультуре.
— Так значит, из-за каких-то похорон я сюда пришла?
— Нет, понимаете, его просто уволили…
— А причем здесь я! — гневно пробасила Барта, чье лицо начинало постепенно багроветь.
*****
— Дело в том, — директор пытался держать себя в руках. Боже, какое же все-таки презрение он испытывал к этой женщине, — что ваша дочь, выражаясь прямо, изнасиловала мистера Фрэда Матферн.
— Какого еще Фрэда? — Барта явно спешила куда-то.
— Нашего учителя по физкультуре. И я…
— Слушай, я сижу здесь уже пять минут и все никак не могу понять, что тебе от меня надо?!
— Да не то, чтобы нам что-то от вас надо, миссис Фрики. Но мне бы хотелось, чтобы вы обратили внимание на воспитание Гэли.
— Кого? — Барта отвернулась от окна, и, достав следующую сигарету, посмотрела на него. Слишком часто мужчины унижали ее. Пришло теперь ее время командовать и пользоваться расположением.
— Я же говорю, нашего учи… тьфу, — директор почувствовал отдышку, — вашу дочь Гэли.
Барта встала из-за стола, перегнувшись через него и, прокричала…
— Если вы думаете, что я неправильно воспитываю свою дочь, воспитывайте ее сами! — она повернулась к нему спиной и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
"Какая же сука!" — только и успел проговорить шепотом директор, раскидывая в порыве ярости бумаги по столу. Он выглянул в окно… из школы выходила Барта, садясь в серебряный лимузин. Нет, день не задался с самого утра. Будь проклят весь мир и все!
Однако никто не понимал причину скандального поведения дочерей певицы. Сколько раз ни пыталась Долорес объяснить им, что ей пришлось выбить стекло, чтобы спастись от одноклассников. Но все расценивали это исключительно как попытку сбежать с урока ввиду неправильного воспитания.
Да, Гэли изнасиловала учителя по физкультуре, а потом сказала, что все было наоборот, и того уволили. Да она вообще в школу-то редко ходила и столь же редко ночевала дома. А если и ходила, то так, что все потом об этом долго помнили. Когда Гэли вызывали к доске в младших классах, это было нечто. Гэли не видела смысла в том, чтобы сидеть мирно за партой и слушать учителей. Она не то, чтобы хотела выкрутиться, просто никогда ничего не учила, да и не видела опять же смысла. На самом деле школа у них была специфическая… "для знаменитостей".
Нереально пересказать все, что происходило с этой необыкновенной семьей, сказать можно только одно… в их жизни что-то происходило.
Поскольку Барта, мать Падры и Лила были большими подругами, то они любили собираться все вместе у кого-нибудь из них на дому или на даче. Барта с Долорес и Гэли постоянно навещали Лилу в ее трехэтажном белом особняке, доме мэра их города.
Шикарный белый лимузин подъехал к дому Барты, и все сели в него, причем так, что Барта развалилась, как королева, на заднем сиденье, а Долорес приютилась где-то в углу. Впереди дорога довольно длительная — три часа до дворца мэра, поэтому Барта решила немного вздремнуть.
Подъезжая к дворцу, люди в лимузине лицезреют высоченный каменный забор, обвитый колючей проволокой, а на въезде стоит охрана, проверяющая документы посетителей. Тут же есть и видеофон, так что Барта по старой доброй привычке может перекинуться пару словами с подругой. На въезде, улыбаясь, их встречают эти подлые лицемеры охранники, безупречно одетые в черное, каждый с рацией и с таким важным видом, как будто их миссия — следить за проезжающими — есть наиважнейшая и наипрестижнейшая профессия в мире. Какие же дворняшки, если призадуматься. Ведь они улыбаются тебе, а сами втайне ненавидят лютой ненавистью. И здороваются они с тобой только на территории дворца. А если ты испортил отношения с Лилой или Ллойдом и прекратил хотя бы на время навещать пару, они тебя хрен пропустят. Вытолкают "аутсайт", обматерив и все.
Лила встретила их на лестнице в одном красном пеньюаре с золотистой накидкой. "Она ведет себя так, будто она жена не мера, а короля" — подумала Барта. Дав приказ охранникам пропустить певицу с детьми, Лила радостно приветствовала гостей. Долорес не любила Лилу, — она была подругой ее ненавистной матери. Девочке пришлось самой тащить свои чемоданы, в то время как маме и сестре помогли в этом прислуги. Изнутри особняк выглядит шикарно… потолки высотой примерно шесть метров от зеркального пола хранят под собой огромную толщу воздуха, а напротив центральной двери располагается широкая лестница, укрытая, как положено, красным ковром, которая ведет на второй этаж. Войдя в здание, Долорес только и раскрыла рот, не в силах выговорить ни слова. Лила с Бартой и матерью Падры о чем-то жизнерадостно болтали… после стольких месяцев разлуки накопилось множество свежих сплетен о высшем обществе.
— Ты слышала про Мэри? — с небывалым интересом воскликнула Лила.
— Ааа!… Дак значит, ее выкинули прямо на порог при всех?
— Ну! Ты не представляешь себе, какой это был позор!
— Нет, ну ведь это же был ее собственный дом, как можно… ну что ж, не надо было изображать Христа на виду у всех.
Они засмеялись.
Наконец, Лила сочла нужным распределить гостей по комнатам, причем делала она это всегда следующим образом… двум подругам, соответственно доставались две самые лучшие просторные комнаты для гостей, а Долорес она отправляла… "на третьем этаже, мимо балконной двери, два раза завернешь налево, потом коридор и направо, поднимаешься, налево, там чердак — ваша с Падрой комната".
Долорес была в восторге от чердака, он оказался едва ли не больше комнаты Гэли. Правда, тут было довольно жутковато, и мебель не первой свежести, отсутствие телевизора и туалета давали о себе знать. Но что поделаешь, это Барта специально попросила Лилу не беспокоиться о комнате для младшей дочери.
В замке Лилы очень легко запутаться, иногда даже слуги путали коридоры. Долорес постоянно блуждала по этим лабиринтам и думала… "Ну зачем Лила построила такой туннель?" , ведь мэрша была с фантазией и специально заказала такой запутанный дом под предлогом "От воров"
На заднем дворе находился громадный глубокий бассейн, в середине которого был небольшой островок с фонтаном. Во время одной из вечеринок с шампанским и шашлыками, лидерами которой были Гэли и Лила, Долорес взяла надувную лодку и вместе с Падрой поплыла на островок. Люди в шикарных нарядах, интеллектуалы, блин, веселились от души, распивая красное вино и поедая сыр. Все были так увлечены праздником, что никто не замечал, как две девочки кричали на острове. Высадившись на сушу, они с ужасом обнаружили, что были там не одни. Гэли с Пейджем занимались любовью под пальмой. Заметив маленьких, Гэли сначала запустила в них камень, а потом забрала лодку и отчалила на берег. Что-либо говорить ей было бесполезно, если она задумала кинуть их там на ночь, то это непоправимо.
— Какая же все-таки она стерва, — сказала Долорес, крича что-то вдогонку сестре.
— Да ладно, сейчас мы заберемся на фонтан и позовем кого-нибудь.
Однако все было не так просто… с фонтана непрерывно лилась вода, и залезть на него было нереально. По берегу ходили подвыпившие и веселые, беззаботные люди, которым было абсолютно все равно; громко играла музыка, и если присмотреться, то за деревьями можно было различить дерущихся из-за денег людей. Тогда Падра залезла Долорес на плечи и принялась кричать…
— Эй, кто-нибудь! Вытащите нас отсюда! Мы на фонтане, мы здесь!!!
Никто из гостей не замечал их, все попытки достучаться до людей оставляли желать лучшего. Это напоминало, когда тебя не понимают и, кажется, ты говоришь на другом языке, так, что тебя никто не слушает. Падра не сдавалась. Ее брат, проходя мимо по берегу, увидел кричащих и только усмехнулся.
— Ну, пожалуйста, Глэм! Помоги нам, скажи Лиле, что мы здесь.
Глэм залился смехом. Можно подумать, что Лиле сейчас больше делать нечего, чем заниматься ими. Кому они вообще нужны, две неудачницы, которые постоянно попадают в разные истории. Он и не думал идти сейчас искать где-то Лилу, что бы помочь этим дурочкам. Лучше пойти выпить еще шампанского.
— Ночуйте здесь. — Ехидно посоветовал он.
Падра слезла с шеи подруги. Пришлось им и правда там ночевать. Они пристроились под пальмой, глядя в небо.
— Как думаешь, нас хоть завтра заберут отсюда? — Спросила Долорес, казалось, уже потеряв надежду.
— Послезавтра моя мама уезжает, вот будет прикольно, если мы тут останемся?
Повернувшись на бок, Падра заснула, а Долорес продолжала смотреть на звезды. Иногда они многое говорят.
Около двух часов ночи их разбудил пьяный крик Гэли, высовывающейся из окна.
— Так она и упасть запросто может. — Сказала Падра.
— Эй, сволочи, какого черта никто мне не подливает водки?! — визжала Гэли, и Долорес показалось, что она перегнулась через окно слишком сильно…
Тут она заметила островок и сестру на нем.
— А вы-то чего тут делаете? — Истерически смеясь, прокричала байкерша.
— Это же ты нас здесь оставила! — гневно ответила ей Долорес, удивляясь глупости Гэли.
— Чего ты гонишь? Я вас вообще первый раз здесь вижу! — пьяная байкерша скрылась в окне.
Теперь они Робинзоны Крузо. Но наутро Барта решила искупаться и хотела потопить Долорес, скинув ее в воду. Тогда Падра вытащила подругу, сказав Барте, что это было не смешно. Но потом пришла Лила и позвала Барту кушать и тут она заметила девочек.
Гэли с бандой часто ездили на байках в горы около дачи, или вообще катались по стране, у них было свое убежище. Вскоре Гэли стала главой банды — заменила старого рокера Тода. Она к тому времени уже успела переспать со всеми членами банды. И знаете, что самое смешное? Ей дали кличку "Горячая задница"!
— Кто упадет, тот лох! — перепрыгивая на байке реку, взывала предводительница.
Рядом с горой, которую исколесили байкеры, расположились Долорес и Падра, чтобы отдохнуть от повседневной каторги.
— Опять они тут! — заволновалась Долорес. — если Гэли меня увидит, мне конец!
— Да не волнуйся ты. Они сейчас уедут.
— Нет, я знаю, так уже было.
— А что, если устроить им ловушку?
— А нам не влетит?
Падра посмотрела на подругу с укором.
— Трусиха!
— Нет!
— Тогда пошли! Сейчас подумаю… — она поморщила лобик, — а давай заберемся на гору и скинем на них камни?
*****
Они путешествовали. Главное, самостоятельно, без родителей. Просто садились на плот, запасаясь всем необходимым… едой, веревкой, — ну, одним словом, всем, что нужно было путешественникам. За несколько миль от дома и цивилизации был зеленый район и, если пройти через лес, можно было выйти на широкую реку, впадающую в море.
Однажды, они уже испытали себя "на выживание". Это случилось, когда Падре и Долорес было по 12 лет. Ночью они выбрались из дома, прихватив деньги, которые они вместе накопили на транспорт и снаряжение, поймали такси до зеленого района, и отправились в путь. Добравшись через лес до реки, они встретили восход солнца. Было необычайно красиво видеть, как темная чаща приобретает сначала голубоватый, потом зеленоватый цвет. Они сидели на золотистом сухом берегу, устроив небольшой костерчик и перекусив, любовались рассветом. Тишина сливалась с нежным чириканьем птиц где-то далеко, это совсем не напоминало их реальную жизнь. Все-таки, как же хорошо на природе, вдали от цивилизации и высоких домов, вдали от вечных пряток от злых людей, рядом с подругой, которая никогда не предаст тебя. Часов в шесть утра они отчалили.
Была ночь, когда напуганная чем-то Падра толкнула под бок Долорес…
— Там кто-то воет!
— Где? — сонно поинтересовалась Долорес.
— В лесу. Мы… мы, кажется, не туда заплыли. Пойди, выгляни.
Долорес неохотно вылезла из под одеяла и, выйдя на плот из палатки, располагавшейся прямо на плоту, прищурилась. Вокруг была тьма, и зрение ее не сразу прояснилось, а когда она все же стала видеть относительно хорошо, ужаснулась. Берега были совсем близко, течение по чему-то сузилось. Плот еле двигался. По берегам росли устрашающие черные высокие деревья, словно мертвые разрушенные крепости, казалось, закрывающие небо. Вдруг странный страх охватил ее… а что, они сейчас вот заплывут в тупик, что если они проспали поворот? Потому что обратно можно было добраться только берегом, но… нет, только не берегом. Долорес или показалось или она видела на самом деле четыре пары желто-красных светящихся огонька среди деревьев… Она прищурилась… Волки…
3
Барта явно не умела быть матерью, скорее всего, это было просто не по ее части. Потеряв интерес к "легкой" музыке, она решила заняться роком. Она собрала приличную команду, и ребята начали играть. Поначалу, все в принципе уважали солистку, зная все-таки ее репутацию, позже они стали обращаться с ней хуже, чем с половой тряпкой. А случилось это потому, что Барта окончательно потеряла любые признаки умственного развития и чести. Как только ни унижали ее ребята из группы… они заваливались к ней домой без всякого приглашения и трахали ту до потери сознания. Они знали, что ввиду ее репутации и пребывания в тюрьме двенадцать суток за избиение родных детей, с ней никто не согласится работать. Они тогда выкупили ее, показывая якобы неразрывность отношений в группе, как повествовали газеты, но на самом деле, какое-либо уважение музыкантов к солистке пропало совсем.
Гэли успела уже переспать со всеми в группе и ее, как ни странно, уважали больше, чем мать, из-за отвращения к продажным шкурам, тем более в лице девушек. Если к тому времени Барту можно было еще назвать девушкой.
И Пейдж с Гэли полюбили друг друга. Пейдж был басс-гитаристом группы, симпатичный парень, которого просто обожала Барта, и, увы, не на ней он женился, а на ее старшей дочери. Они не устраивали никакую грандиозную свадьбу, просто отметили это событие, как настоящие рокеры со всеми своими старыми друзьями. Гэли пригласила на пирушку всех-всех своих знакомых, даже тех, с которыми была не в ладах, и Пейдж сделал то же самое. Отметив это событие, молодожены получили в подарок от всей группы и друзей небольшой, но очень аккуратненький, респектабельный двухэтажный дом с шестью комнатами, огромной гостиной с бильярдным столом в ней, кухней, ванной комнатой и гаражом. Но это, однако же, не были добрые супруги, это были крутые ребята, из дома которых постоянно слышалась тяжелая музыка, и во дворе стояло с десяток мотоциклов различных марок, — приехавшие и оставшиеся на ночь знакомые. Ребята продолжали заниматься своими обычными делами, отложив медовый месяц, из-за внезапных гастролей. Но это, однако, было позже.
Как-то дело дошло до того, что и Барта стала "делать одолжения" не за деньги.
Группа часто ездила на гастроли в своем микроавтобусе с двумя отделениями и мини-кухней с туалетом. В заднем отделении располагалась спальня, где частенько пристраивались назойливые поклонники с музыкантами. К тому времени мужем Барты был Бобби, барабанщик группы, заставивший ее насильно выйти за себя замуж. Ему хотелось иметь дома всегда и везде профессиональную бесплатную проститутку, а еще недавно выяснилось, что Долорес была его родной дочерью.
Барта стояла спиной к ребятам, смотрящим какое-то порно по настеночному телевизору. Такое часто происходило, когда музыканты в порыве страсти приказывали ей отсасывать у них и, что самое смешное, она соглашалась и без всяких разговоров выполняла свою "обязанность". А если что было не так, им стоило только напомнить ей, сколько денег они заплатили, чтобы вытащить ту из тюрьмы. Теперь им стоило только намекнуть Барте, как она тут же становилась на колени.
Долорес была вне себя от счастья… наконец-то, нашелся хоть один родной человек в этом холодном мире! К тому же Бобби любил дочь, хоть и узнал о своем отцовстве недавно.
Помнится, как-то он подарил дочери мини-вертолет. Что тогда было с Бартой!
— Как ты посмел потратить на нее деньги! — Свирепым басом кричала она.
— Это моя дочь и я люблю ее. — Он закрыл собой Долорес, чтобы мать не могла до нее дотянуться, — не трогай ее.
В глазах Барты просочились красные капилляры; она задыхалась от гнева.
— Она не достойна этого!
— Заткнись, дорогая. Пошли лучше, займемся делом. — Многозначительно произнес Бобби. В последнее время, он довольно часто заставлял ее ублажать себя.
Барта нередко била Долорес до крови, и та, конечно же, ненавидела ее за это. Поэтому, в интересах девочки было как можно реже появляться дома, а в интересах Бобби было отомстить за дочь, в очередной раз трахнув Барту.
Вместо того, чтобы нормально выступать, она раздевалась и, подобно Кортни Лав, прыгала в толпу поклонников. Те, безусловно, были счастливы пощупать кумира за все популярные места.
А когда она надоела Бобби и попала в психушку, тот женился на Мэги, — сварливой и достаточно симпатичной стерве. Она оказалась давней одноклассницей Барсы, ненавидевшей ее всю жизнь. Самое смешное, по совсем глупым причинам. Например, она до сих пор помнила, как в детстве "Горячая задница" не дала ей ручку, так как сама не имела. Одним словом, Мэги была обыкновенной дурой, приспособившейся более или менее к выживанию, она-то и постаралась, чтобы Барту отстранили на некоторое время от дел, положив в лечебницу для душевнобольных. Хотя, сказать по правде, Барта того заслуживала… то, что с мозгами, нервами и вообще, здравым рассудком, у нее были проблемы, видели все и в первую очередь Долорес.
4
Они продолжали плыть… Плыть по течению. Все у них в роду плыли против течения, но это был не тот случай. Падра старалась проглядеть что-то через темноту с помощью бинокля, но все тщетно. Долорес хоть и была пугливой, но на сей раз она знала наверняка… не ее это судьба — погибнуть в пасти каких-то животных. Это было бы слишком унизительно и просто несправедливо. Падра посмотрела на часы. Было уже 4 утра и потихоньку, слава Богу, начинали синеть деревья и все вокруг, — первый признак рассвета. Дикие вопли продолжались то с одной, то с другой стороны, но самое противное было то, что они понятия не имели в какой части света находятся. Долорес сказала Падре, что пойдет спать… если нападут волки и их плот уткнется в тупик, ее съедят первой. И тогда, если ее подруге повезет, ее не тронут уже сытые волки…
Падра села на край плота, попробовав черную воду ногой. Омерзительно холодная и жуткая. Интересно, какая тут глубина? Они обе умели плавать, но не это пугало ее. Падра взяла шест и окунула в воду с целью измерить глубину; палка опустилась почти до противоположного конца, который девочка держала в руке, и вдруг уткнулась во что-то. Она уже было с радостью подумала, что это дно, и начала шевелить шестом под водой, но тут дальний конец шеста соскочил с опоры и пошел дальше так, что Падра чуть было не упустила палку. Поначалу она решила, что это камень и ткнула шестом в другое место. Ствол не дошел и до половины, как вдруг остановился, а потом опять соскочил, продолжая свой путь в водяное пространство. Этого она и боялась… на дне, скорее всего, были какие-нибудь коряги, или, что еще хуже, всякие отбросы в виде колючей проволоки, например, или тонких бетонных труб. Это было самое ужасающее — боязнь неизвестности.
Дикие вопли продолжались. Она подумала, что, может быть, даже лучше было бы быть съеденными, чем напороться и проткнуть себя о неизвестный предмет в мутной черной реке непонятной глубины.
Падра пошла спать — утро вечера мудренее.
На следующее утро их разбудил звук выстрелов. Девочки вылезли из палатки, и взгляду их представилась огромная поляна. Там были люди, по-видимому, охотники. Они поняли, что спасены.
Другой мир
5
Мэги и Бобби купили прелестный одноэтажный коттедж в одном из самых престижных зеленых районов столицы. Что и говорить, покупали здесь себе дома в основном богачи и знаменитости, ведь место действительно стоило денег, вложенных в него. Интерьер обставлялся, разумеется, по высшему классу… евроремонт, белые стены и кожаная мебель, сама просторность пространства и удобство, одним словом, ничего лишнего. И все бы было хорошо, потому что Долорес ненавидела и до смерти боялась родную мать (она не хотела признавать Барсу родной), если бы Мэги не притащила своих безмозглых родственников пожить с ней. Они действительно были такие — убогие и мелочные, настоящие "мертвые души".
Линда — сводная сестра Мэги, девушка, помешанная на розовом… вся мебель в ее комнате была исключительно розового света, однако, она была великолепна в постели, как потом выяснил Бобби, когда ему надоела Мэги со своими масками и массажем с ванночками для ногтей. Она любила поболтать по телефону, чем, собственно, и занималась целыми днями. Вообще Линда — достаточно глупая особа, наверное, как раз из таких, которые часто нравятся рокерам.
*****
— А их не убьет? — Долорес посмотрела на нее и, в конце концов, согласилась. Падра всегда была эдаким мальчишкой-озарником, но это не значило, что она была злой. Совсем наоборот, душа ее была столь же сентиментальна и романтична, как душа Долорес. Но повеселиться они любили.
Взобравшись на вершину, они посмотрели вниз.
— Скоро они должны тут проехать. — Сказала Падра, — помоги мне подкатить к краю вон те камни. — Она показала в сторону обрыва с другой стороны.
Еле-еле они справились с этой задачей. Пока все шло как по маслу. Девочки уже отчетливо слышали шум моторов мотоциклов.
Наконец, долгожданный момент настал… вот уже Гэли со своими "собачками" чуть ранее, чем надо.
— Надо сейчас бросить, чтобы они преградили им дорогу. — Объяснила Падра, — если они не смогут потом через них проехать, им больше некуда будет ехать, кроме как обратно. — Она ухмыльнулась.
Они вместе принялись толкать глыбы и вот они летят стремительно вниз. Все это время Долорес переживала, как бы они не попали прямо на голову сестры. С грохотом они свалились в кучу прямо перед носом подоспевших байкеров. Гэли подняла голову вверх, — о нет, девочки не успели отойти от края и теперь они как на ладони.
— Долорес? Падра! — у Гэли не хватало слов, чтобы выразить свое возмущение. Ее "собачки" принялись отчаянно материться и угрожать, пока злобный и многообещающий взгляд предводительницы пронизывал виновниц.
— Я клянусь, вы заплатите за это. Вы очень, очень пожалеете, что так поступили с нами. — Она еще перед этим и после пару раз крикнула что-то вроде "фак ю битч".
Задыхаясь, из последних сил Долорес бегом доползла в коридоре до поворота около туалета, рядом с дверью которого, был запасной выход. Главное, чтобы мама споткнулась о табуретку, которую она поставила в коридоре по этому случаю. Куда же делась Падра?! Сейчас она ей была так нужна.
Барта была в гневе… она рвала и метала по одной простой причине… Долорес опять не вымыла полы на кухне. Ох, как же искренне она ненавидела само слово "кухня", несмотря на свою врожденную привычку поесть. За стеной слышались тяжелые шаги Барты, ее прерывистое дыхание обкуренной шлюхи.
— Долорес, я все равно знаю, что ты за тем углом! — кричала она в порыве ярости.
— Если ты сейчас не выйдешь оттуда, я тебя сама достану и вырву твои мелкие шустрые глазенки, которые только и ищут, куда бы спрятаться, и запихну тебе их в задницу, протолкнув до глотки, чтобы ты подавилась ими!!!
Это было больше, чем приступ психопатки. Так искусно сочинять подобную ерунду, лишенную всякого здравого смысла, могла только Барта.
Долорес нервно думала, что ей делать. Если она попробует пробежать к запасному выходу, и если, дверь окажется открытой, ей, может быть, повезет. В противном случае ее разорвут на части умелые руки матери. Но, как говорится, кто не рискует, тот … в общем, со стремительностью орла, завидевшего вдали мышь, она рванулась к спасительному выходу. На этот раз она была спасена. Да что пользы? Рано или поздно ей придется вернуться домой, и тогда Барта, будучи необыкновенно злопамятной, доберется до нее. Вот везет же Гэли! Хоть бы раз мать подняла руку на нее. Никогда. Обычно матери любят всех детей одинаково, в этом же случае Барта откровенно показывала свою ненависть к одной Долорес. И все потому, что она была уродиной.
Она часто вспоминала те счастливые минуты, проведенные в обществе Падры. Она была такая озорница и все время придумывала что-то новое. Как-то зимой, когда за окном были видны сплошные ослепительно-белые сугробы, словно перина, устилающие все вокруг, они взяли самокат и отправились кататься с огромной горы, возвышающейся над дачным поселком и дорогой, что вела мимо обрыва к домам, и уходящей в белоснежную долину, озаренную приветливо жгучими лучами солнца. Воздух был настолько морозным, что чувствовалось, как в носу образуются маленькие льдинки от влажности. С трудом преодолев обрывистые, крутые склоны, девочки добрались практически до вершины, где их взору открылась ледяная белая красота. С места, где они стояли, были хорошо видны маленькие шикарные дачные домики, также, как и все, покрытые толстым слоем воздушного снега. Снег необыкновенно заглушает звуки, что особенно удобно было здесь, в горах.
Долорес на этот раз не трусила. Она первая села на самокат, пока Падра своими детскими глазами сканировала открывшиеся золотисто-белые просторы. Падра тоже села на санки, и вдруг они сорвались с обрыва.
Если стоять там, где только что стояли они, то были бы слышны приглушенные крики двух сентиментальных и впечатлительных маленьких девочек на самокате. Долорес не чувствовала руля, морозный ветер, обдающий ее лицо, плюс солнце, беспощадно ослеплявшее ее, не давали ей возможности видеть руль. Падра не обращала внимание на Долорес и, крича тоже, заворожено смотрела вперед, вниз. Долорес не чувствовала абсолютно ничего, ни тела своего, ни самоката, ни сзади сидящую подругу. Она лишь радостно кричала, не отрывая глаз от дороги. Никогда она не чувствовала себя такой счастливой. Впереди был смертоносный трамплин, и время почему-то ускорило свой ход. Наверное, для того, чтобы потом остановиться, что оно и сделало, когда, зажмурившись, девочки на самокате подскочили на трамплине, взлетев вверх на высоту примерно три метра от сугроба. Летя в воздухе, они затихли, все вокруг замерло. Долорес и Падра, взлетая вверх, перестали кричать, а падая, завизжали так, что казалось, Барта на кухне услышала их.