С этой целью между ног у меня снова оказалась стальная полоса — с двумя вибраторами, конечно же, которые он включал после завтрака. Но, как и следовало ожидать, для Эша теперь этого было мало. Я обнаружила, что на этот раз затычки крепко привинчены к стальной полосе, соединяя все три части в единое целое. Также выяснилось, что с внешней стороны полосы, между ног и аккурат посреди двух вибраторов находилась петля, к которой Эш пристегнул закреплённые у меня на лодыжках цепи.
В итоге всякий раз, когда я делала шаг, лодыжки натягивали и отпускали полосу — из-за чего, в свою очередь, приходили в движение и затычки внутри меня. От этого зад натирало и жгло, но вместе с тем моё лоно пульсировало и судорожно сокращалось всякий раз, когда мне приходилось много передвигаться. В этом, правда, не было необходимости, так как даже сидение на месте заводило меня не на шутку. Скованными позади руками я не могла достать до промежности, поэтому выбора у меня оставалось мало — приходилось ходить по своей темнице взад-вперёд, чтобы хоть как-то довести себя до финала.
Но даже это давалось мне нелегко. Со скованными позади руками и лодыжками, прикованными к полосе между ног, я больше не могла выпрямить ноги как следует и была вынуждена передвигаться либо полуприсев, либо очень сильно сгорбившись. Короче, это был изнурительный труд. Колени и лодыжки, от постоянного передвижения внаклонку, всё время болели — а также оттого, что я, конечно же, подолгу тёрлась о раму кровати. Всякий раз при этом я потела и ругалась, изо всех сил пытаясь достичь оргазма, но потом безо всякого стыда кричала, когда спазмы, расходившиеся от влагалища, уничтожали последние крохи моего самообладания. Силы мои убывали в прямой зависимости от количества оргазмов — достигнув первого, я оказывалась в плену всех остальных, которые мчались один за другим, не переставая. Ко времени предполагаемого обеда я уже едва не засыпала, не обращая внимания на случайные судороги во влагалище или заду.
Вернувшись, Эш разрешил мне снять эту полосу на ночь и, к моему удивлению, даже не потребовал секса. Видимо, если бы он рассчитывал на него, я бы не стала подвергаться такому обращению днём.
*****
Таким образом прошла неделя, и я отчаянно надеялась к выходным хоть на какую-то перемену — ибо обнаружила, что поговорка "хорошего много не бывает" до боли близка к истине, особенно учитывая мою неспособность сопротивляться воздействию вибраторов по утрам.
Наступила суббота, и всё повторилось — за исключением того, что Эш не стал сковывать мне за спиной руки и включать вибраторы. Я понимала, что сейчас будет что-то новое, и была рада перемене, но мне не нравилась мысль об очередной дьявольской задумке Эша.
На этот раз меня, смазанную кремом, отвели наружу сразу после завтрака вместе со стальной полосой между ног, которая по-прежнему соединялась цепочками с браслетами на лодыжках. На этот раз он слегка ослабил их, и я могла ходить прямо. Руки мои не были скованы вместе, и я могла передвигаться почти без проблем, но при виде сушилки для белья и свисающих с неё верёвок с зажимами я задрожала.
— Н-нет, сэр, пожалуйста… — прошептала я, пока он вёл меня к сушилке за цепь, пристёгнутую к ошейнику.
— Что? — резко спросил он, остановившись и повернувшись ко мне. — Что ты сказала?
Я покачала головой, глядя себе под ноги. Он дёрнул за цепь, увлекая меня к сушилке.
— За такое тебе следовало бы надеть кляп, — заметил он, отстёгивая от ошейника цепь и прицепляя оба зажима к моим соскам. Я задохнулась от внезапной боли и прикусила губу, чтоб не вскрикнуть. — Но, думаю, на этот раз обойдёмся. — Он наклонился и включил моторчик, приводивший сушилку в движение. Меня потянуло вперёд за соски, и я двинулась следом, начиная своё круговое движение. Сколько же придётся пробыть здесь на этот раз? — подумала я.
Ясно было, что и теперь Эш решил оставить меня без кляпа не просто так. Я прекрасно знала, что мне предстоит мучиться, и он объяснил мне это самым недвусмысленным образом.
— Перед тобой стоит две задачи, Джен. Первая — тебе нельзя говорить. Вторая — тебе нельзя кончать. Сегодня я в хорошем настроении, поэтому помогу тебе в этом и не стану включать твоих маленьких приятелей. Впрочем, зная тебя, я подозреваю, что даже если ты будешь ходить с ними внутри просто так, то устоять тебе будет сложно. Если ты кончишь — а ты обязательно кончишь — и если я услышу в это время хоть один звук, тебе придётся ходить здесь ещё очень долго. По крайней мере, пока я не придумаю что-нибудь получше. Пока что, как я уже говорил, я в хорошем настроении, и дам тебе двадцать минут на прогулку.
Распорядившись таким образом, Эш ушёл за дом и вернулся оттуда со складным стульчиком и с газетой под мышкой. С сосредоточенным выражением лица он поставил стульчик возле сушилки и, устроившись в нём, углубился в чтение газеты.
Утро снова было прекрасным. Старый добрый Квинсленд — один день лучше другого. Ну или так убеждают нас туристические лозунги. Мой же день казался мне весьма далёким от идеала. Жужжание мотора, без конца тянущего меня по кругу за соски, было совсем тихим, и если бы я даже тихонько взвизгнула, Эш бы услышал. И без того соски болели так, что мне хотелось закричать в полный голос. Сейчас, по крайней мере, я хотя бы могла что-то видеть, и это хоть как-то облегчало мне новую пытку. Впрочем, сейчас это уравновешивалось волнительными ощущениями, разливавшимися между ног, и я пыталась игнорировать их, думая о чём угодно, кроме секса, и в отчаянии сосредоточившись на боли, терзавшей грудь. Я обнаружила, что почему-то боль контролировать проще, чем удовольствие, и постепенно погружалась в то пограничное состояние, которое открыла для себя во время предыдущих путешествий в сабспейс.
Судя по всему, и в этот раз у меня получилось, так как я унеслась за много миль отсюда, прежде чем мотор вдруг стих, и я, догнав зажимы на верёвках, остановилась и дёрнулась от боли.
— Умница, Джен, — сказал Эш, подходя ко мне и снимая зажимы.
От внезапной боли я издала стон и часто задышала, стиснув зубы и зажмурив глаза, превозмогая себя до тех пор, пока боль не утихла до приемлемого уровня. После этого к моему ошейнику снова прицепили поводок, и Эш отвёл меня к дому, увлекая меня на веранду, где была дверь в мою темницу.