— Чудовищно, маркиз! Вы попытались изнасиловать беззащитную женщину? — с ужасом проговорила графиня. Зрачки ее при этом расширились от неизгладимого ужаса.
— Почему попытался! — с усмешкой ответил развратник, — Я ее и изнасиловал!
— Чем больше вы ужасаетесь графиня, тем более жуткие истории придумывает для вас маркиз, а вы каждый раз попадаетесь на одну и ту же удочку, — промолвил из своего угла Жозеф.
*****
Обняв изо всех силы своего спасителя, я расплакалась и, конечно же, согласилась на предложение.
Секунду спустя, Жозеф оторвал меня от земли и крепко впился своими устами в мои губы. Мы вновь обменялись слюной, что в последний раз происходило больше двадцати лет назад, и я с восхищением почувствовала, как в штанах моего возлюбленного вздыбливается мощный, налитый спермой член.
— Драгоценная кузина, — простонал в ответ мой брат, — Вы неотразимо действуете на меня. Пройдемте же в карету, дабы я познакомил вас с ожидающей мадам Фон Эйзенхофен. Узнав о том, что вы попали в камеру Ля Боннэ, это добродетельная женщина вызвалась сопровождать меня. Именно ее уговоры неотразимо подействовали на наместника. Думаю, сестра, вы не будете против, если мы отвезем Фэй до дома.
По дороге, вы сможете обговорить детали будущей свадьбы, а потом, если нам хоть немного повезет, я снова испробую своим инструментом ваши сладостные отверстия. Вы были первой женщиной в моей жизни и много чему научили меня, но сегодня вечером я продемонстрирую вам, привычку к каким прелестным излишествам я приобрел в кампании моей женушки Эридит.
Десять минут спустя я была на свободе, и хмурый Ля Боннэ облегченно выставил меня за дверь своего отвратительного учреждения.
8 Месяц сева 1784 года. Продолжение.
Поднявшись по ступенькам кареты и присев на обтянутый шелком диванчик, я увидела перед собой стареющую даму 50-ти лет, лицо которой хоть и было покрыто морщинами, но до сих пор напоминало о былой красоте хозяйки. Взгляд графини был чарующий, а ее губы до сих пор манили на поцелуи не только стареющих, но и молодых мужчин. Талия мадемуазель Эйзенхофен была затянута в корсет и поражала своей узостью и величественной красотой. Небольшие груди гостьи, по всей видимости, также не утратили чарующей упругости.
Забравшись в экипаж, брат немедля представил мне мать будущего супруга Ребекки, и мы достаточно быстро разговорились о расходах на бракосочетание. Поскольку в течение двадцати последующих минут карета не сдвинулась с места, я уже было подумала, что Ля Боннэ отменил свой милостивый приказ.
К счастью, через несколько минут я поняла причину простоя. Загадка была счастливо разрешена, когда в экипаж забрался дрожащий от страха и возбуждения маркиз Киннерштайн. Покинув тюрьму, он обошел дворами ближайшую улицу и умудрился проникнуть в карету, не потревожив внимание имперских часовых. Увидев меня, аристократ скривил губы в натянутой улыбке и произнес.
— Извиняюсь мадам, но в родной дом я не поеду. Да и денег у меня нет, чтобы до особняка добраться. Отвратительный граф все присвоил себе. К счастью, ваш брат любезно пригласил меня в гости и я послал к черту указ королевского наместника. Не правда ли, здорово!
— Не очень-то умно, — покачала головой графиня Эйзенхофен, — Если Ля Боннэ узнает о новом побеге, то вам придется очень не сладко. Одним наказанием не отделаетесь.
— А мне не привыкать, — покачал головой Маркиз, — Пусть сначала догонит.
— Кстати, господа и дамы, не хотите ли белого вина? — вмешался в разговор мой брат, доставая из темного угла экипажа бутылку виноградного напитка и несколько изящных хрустальных фужеров, сотворенных неизвестным мне мастером в форме продолговатой лилии.
Дождавшись, когда экипаж тронется, Жозеф начал разливать вино по бокалам, попутно успокаивая чрезмерно возбужденного маркиза. Киннерштайну постоянно мерещилась погоня и шпионы, стоящие за каждым городским столбом.
Маркиз вздохнул спокойно только тогда, когда карета покинула пределы Фалькенбурга и покатилась вдоль дороги, проходящей вблизи темного Фалькенвальдского леса. В течение многих столетий вышеозначенная лесная чаща пользовалась самой дурной славой, но маркиз, по всей видимости, больше желал встречи с монстрами и чудовищами, нежели внезапного столкновения с имперским патрулем.
— Что случилось с господином Жюно? — наконец спросила я побледневшего аристократа.
— Бедняга остался в крепости. Надо что-то придумать, дабы вызволить его оттуда, — с горечью в голосе отозвался маркиз, — Из Жюно такой же революционер, как из меня девственница, а значит, его отправят в каторгу только за оргию! Экое преступление, пролить семя в раздолбанную щлюху!
— Опять вы за свое, маркиз, — недовольно покачала головой графиня, — Ваша матушка, набожная, милосердная женщина, каждый раз краснеет, когда слышит об очередном вашем кошмарном проступке. Неужели вы никак не можете покаяться и начать жить спокойной жизнью. Подумайте сами, что чувствует несчастная женщина, когда слышит о том, что ее дитя до смерти насилует девушек, и до крови избивает хлыстом малолетних детей обоего пола.
— И кто распускает в провинции такие нелепые слухи? — недовольно протянул маркиз, — А, знаю, не говорите! У меня так много недоброжелателей, что совершенно неважно, кто из них говорит про меня гадости. Большая часть моих "приключений" выдумана именно этими "благородными и добропорядочными людьми". Между прочим, мадам, вы уже успели выдать дочь замуж за одного из членов этого благонравного общества?
— Нет еще, господин маркиз. Если же вы хотите просить руки моей нежной Лилии, то я вам отказываю в этой милости. Вы поняли меня?! — сурово произнесла графиня.