Саша взвизгнул и как ошпаренный, боясь взглянуть на окружающих, с пылающими щеками вылетел из рынка. Лучше бы он был вовсе голый, чем одетый в женское платье! Саша не мог взять в толк, как ему удалось прошагать через весь город в таком непотребном виде, и его не забрали в милицию. Впрочем, теперь, кажется, получили своё объяснение все эти случаи по пути сюда, когда в Сашином присутствии жители обсуждали то красавицу, то шалаву. Но что же это за семь лет, о которых упомянула его мать? И что же получается, он и вправду служил семь лет Сукасиме, одетый в женское форменное платье? И это был не сон?
Саша решил, что, раз никто не против его новой одежды, он может не беспокоиться хотя бы по этому поводу; но почему его не узнала мать? И узнает ли его когда-нибудь отец? Только теперь он вспомнил, что у Сукасимы в доме не было ни одного зеркала. Ему захотелось как можно скорее посмотреть, как он выглядит, и он подошёл к большой витрине рыбного магазина, уставленной изнутри консервами. При свете фонаря на Сашу в полумраке глядела вполне развитая девица. Саша со смутным предчувствием ужасной разгадки поднёс руки к груди, но тут он заметил в проходившем мимо мужчине знакомые черты лица:
— Костя! Помнишь меня?
Это был Костя, всегда угощавший Сашу орехами, и теперь Саша желал схватиться за него, как за соломинку, в надежде, что вся эта страшная история мгновенно рассеется, как дым.
Костя вздрогнул и рывком сунул правую руку в карман куртки, вцепился там во что-то и вытащил, оглядываясь, светивший тусклым металлическим блеском пистолет. Подойдя ближе к Саше, он успокоился, сунул пистолет в карман, и ухмыльнулся:
— Что, на второй год оставили тебя, милка? Двоечница, наверное?
— Да нет, это не для школы. Костя, помнишь, ты мне орехи давал?
— Чего я тебе там ещё давал? А, ну да; значит, должна мне. Ты с какого района? Дашь мне? Место есть.
— Да я не это… я не такая, — удивляясь самому себе, выговорил Саша. — Можно у тебя узнать, что вообще происходит?
— Конечно! Пошли поболтаем, тут недалеко.
Костя отставил локоть, кивнув Саше. Саша вздохнул и взял Костю, у которого теперь была совершенно не то лысая, не то бритая голова, под руку. Они обогнули рынок и свернули к какому-то подвалу с темневшим низким проёмом, куда едва доставал свет фонаря.
— Здесь? — удивился Саша, — что это за пещера?
Костя не отвечал. Саша заметил, что тот уже давно как-то странно себя ведёт и дышит, как будто волнуется. Точно так же возбуждались на него гости в снах у Сукасимы. "Ну нет, подумал Саша, хватит этих глупостей." Саша попытался вырвать свою руку, но Костя мгновенно скрутил его, резко ударил кулаком в бок, и втащил в полутёмный подвал.
Очень быстро Саша обнаружил себя прижатым к стене; под его платьем Костя вовсю шарил руками, и это было бы совсем привычно для горничной из снов, если бы не одно ужасное открытие, сделанное поневоле Сашей. У Саши пропала писька и дико увеличилась грудь с набухшими сосками. Он оцепенел и прислушивался к своим ощущениям всё то время, что Костя лапал его между ног: там ничего не было. Даже наоборот, судя по действиям Кости, между ног у Саши появилось отверстие, потому что в нём то и дело пропадал палец Кости, вызывая у Саши то сладкую дрожь, то острую боль. "Чёрный хуй превратил меня в женщину!"
Голова у Саши кружилась, он безучастно отдавался бесцеремонным действиям Кости, который расстегнул свои брюки, приспустил трусы и освободил длинный хуй. Саша уже было покорно нагибался перед Костей, как вдруг хуй у Кости начал неимоверно и мощно расти. Он у него не просто напрягся, но ужасно увеличился в длине, как будто из ширинки у него выползала толстая змея. Костя выпучил глаза и заорал, глядя, как это щупальце, раскачиваясь, поднималось всё выше и выше, остановившись, наконец, перед его собственным лицом.
Саша сидел на корточках с задранным платьем, прислонившись к холодной стене, и совсем не чувствовал холода. Он заворожённо смотрел, как удлинившийся хуй Кости с размаху влетел в его же рот, и начал его натурально ебать, входя так глубоко, что Костя махал руками, приплясывал и кашлял. Ебля продолжалась несколько минут. Видно было, что она изрядно утомила Костю, и он был рад, когда хуй кончил ему прямо в рот, размазывая сперму по губам и небритому подбородку. Костя с отвращением то глотал, то отплёвывался, кашляя и матерясь освободившимся ртом. Он боялся взяться руками за собственный хуй, как и Саша боялся ощупать сам себя.
Костя потянулся за своими полуснятыми брюками, думая натянуть их и скрыть произошедшие изменения с хуем, но тут его хуй изогнулся между его ног и стал тыкаться ему сзади в попу. Костя заверещал от ужаса. Он кричал во весь голос, а хуй тем временем входил в его попу толчками, от которых всё тело Кости сотрясалось. Видимо, стремясь уменьшить боль, Костя пробовал принять разные положения, то разгибаясь во весь рост, то опираясь руками о стену, то становясь на колени. Эта часть беседы в подвале оказалась продолжительнее первой. Наконец, Саша понял, что хуй кончил опять. Хуй вышел из попы Кости, ослаб и стал быстро уменьшаться.
Воя и шатаясь, Костя на карачках выползал из подвала на улицу. Его бил озноб. Он не заботился о снятых брюках, не замечал, что его мокрый хуй волочится по земле. Вскоре его голос удалился и затих. Саша всё так же сидел, вжавшись в стену, хотя умом и понимал, что опасность миновала, и даже, возможно, и в будущем всякая такая опасность станет обходить его стороной благодаря чарам Сукасимы.
Всю ночь Саша горько проплакал. Было тихо и спокойно, хотя и несколько прохладно. На рассвете Саша сидя пописал из своей новой письки, распрямил затёкшие ноги, снял белый передник и в одном платье отправился в городскую гостиницу. Его походка была уверенной, лицо неприступным, глаза сухими, а причёска — слегка растрёпанной.
Саша прогулялся по городу, отметив для себя все произошедшие за эти годы жуткие изменения в окружающем мире и утешившись своей собственной переменой, свернул на набережную, похрустев опавшими листьями, и вошёл в гостиницу как раз к началу работы администрации.