Успокоенный повернулся к гимнасточкам. Стоят перед ним семь девушек, семь его одушевленных собственностей, ждут, что скажет. Все в белых шортиках и футболках, которые особенно подчеркивают загорелые руки и ножки. У каждой душа есть и свой характер. Но сейчас у них одна дорога, достигнуть выдающихся результатов в гимнастике и тогда: Где-то в тридцать лет, когда у чемпионки начнут болеть старые переломы и разрывы связок, Бугор подарит вольную в виде нового ваучера личности и впереди будет СВОБОДА, возможность выйти замуж и родить ребенка. Неудачников отсеют без жалости и ждет их печальная судьба.
Сверился Бугор со шпаргалкой, наставил палец пистолетом на очаровашку Нину. Она стройненькая, изящная и не плоская как доска, подобно многим гимнасточкам. Бугор сразу решил, что лучшей наложницы для своего мальчика он не найдет, тем более, что успехи в спорте у нее ниже среднего.
— Бесперспективна, из команды уходишь, пока стой тут. — На вторую наставил пистолет — Плохо работала. Марш под розги, потом горничной в доме. Остальным пятерым моя благодарность за старание. Хорошо поработали, идите отдыхать.
Неожиданно рухнула спортивная карьера Ниночки, не знает девушка, что ее ждет: могут в особняке прислугой оставить, могут в деревню отправить свинаркой, выдать замуж за пьяного мужика. "Почему Таньку под розги отправили — вон ее белая попа в конце очереди светит — а меня не высекли. Значит, меня не в особняк, а в другое место отправят: в деревню, на скотный двор? Страшно:" — думает Нина.
"Не везло мне с детства, выросла в хорошей семье, но родители, как лохи, лишились ваучеров. Только и хватило у нас достатка выкупить ваучер младшего брата, который теперь о родных и не вспоминает. Нас с родителями продали на аукционе, папа с мамой сейчас дворниками в частном ЖЕКе грязь убирают. Меня же восьмилетней девочкой купили люди Бугра, вот почти десять лет я его гимнасточка бесправная. Всякий обидеть мог, парни гимнасты за ляжки щипали, по заду шлепали, Марк Захарович в душевой кабине щупал за все места, пытался в ротик вонючий член засунуть. Я не далась. Что теперь будет?"
За грустными размышлениями Нина не заметила, как рядом появился смазливый подросток, оказавшийся сыном ее хозяина. Слова, сказанные Бугром, были для нее как гром среди ясного неба:
— Собаку купить тебе не могу. Дарю эту девушку, пользуйся, и чтобы не бегал по проституткам.
Мальчик (ниже ее ростом) , уверенно взял Нину за руку.
— Пойдем, заберем твои вещи.
Интриги и девушки
В комнатах Володи ее удивляло все: простор, большое трюмо в тяжелой раме, масса картин и книги на непонятных языках. Около зеркала стоит высокая ваза, китайского фарфора, а из нее торчат прутья, нет сомненья — это розги. "Чувствовала моя попа, что найдутся ей приключения" — Подумала Наташа, от волнения сжимая ягодицы, в голове долбит одно — не хочу под мальчонку ложиться!" Спросила даже с усмешкой:
— Это для меня? — и потрогала рукой прутья.
— Нет, это не для тебя, надо высечь горничную. Ты еще ни в чем не провинилась, но познакомить тебя с ними я просто обязан, потому спусти шортики и нагнись. — Ответил нахальный мальчишка.
Настроение совсем испортилось: ее, взрослую девушку определили любовницей к малолетке, который будет пользоваться телом восемнадцатилетней гимнасточки по своему усмотрению. "Сейчас еще и высечет ни за что, ни про что" — подумала Нина. Нельзя сказать, что до того ее часто пороли, но попадало, ох, как попадало!
Щеки горели у Нины, когда заголялась — "нет, совсем раздеваться не надо, достаточно спустить до колен" — потом нагнулась. Стоит взрослая девушка Нина перед мальчиком восклицательным знаком: тесно сдвинутые лодыжки охватила руками, лицо прижала к коленям, загорелое тело расширяется вверх, к бедрам, Венчает тело голая попка — кожа натянута, бороздка между половинками раздвинулась, граница белого и загорелого четкая. И эта задрана вверх беленькая попка такая покорная, беззащитная: "Сты-ыд-но то как! И губки видны между ляжек, чего доброго, он из любопытства пальцы туда сунет, будет раздвигать складочки, девичью дырочку разглядывать". — Сгорая от стыда, думает Ниночка-гимнасточка.
"Тебя за малолетку держит, будет ей не только больно, но и очень стыдно, что ребенок высек. Пускай твою руку на ягодицах почувствует и как наказание, и как ласку. Ты мог бы и сейчас ее трахнуть, но обида останется, будет считать себя изнасилованной. Тебе это надо?" — вспоминал Володя наставление Серого. Погладил ягодички и врезал прутом по самому верху этой беззащитной. Девушка немного дернулась: "ух!". Второй раз удар пришелся по низу ягодичек, в закруглении самой нежной, самой мягкой их части.
— Ай! — сказала она шепотом. Не заставит ее кричать этот ребенок.
Третий раз прут укусил там, где из попы ножки растут, задел губки. Доставить такаю боль под силу одной Живодерке. Взвыла девушка, ухватилась за больные губки. Немного — только три раза ударил, а в глазах слезы стоят. И непонятно: от боли или от стыда глаза на мокром месте.
— Все, приводи в порядок одежду. Помни, за непослушание много сильнее попадет. — Тиран- мальчишка говорит спокойно, будто уже много лет приходится ему пороть девичьи попки.