ВСТУПЛЕНИЕ
Искусство траха мной любимо.
Его я воспою в стихах.
Евтерпа — муза — терпелива,
И не за совесть, не за страх
Всего дороже музе трах.
РУНА ПЕРВАЯ
Прекрасное меня уже достало.
Оно меня долбает каждый миг!
От красоты во мне душа устала.
Но все ж прекрасное меня к себе манит,
Хоть на Милявскую уже и не стоит.
Я телевизор утром как включаю,
Так не могу до ночи оторваться.
И прямо так с включенным засыпаю,
И при включенном уж привык ласкаться,
Чтоб от красивого не заломило яйца.
Прекрасное с экрана так и прет!
Валит гуртом прекрасное с экрана!
Поет, танцует, говорит, орет,
Вопит, смеется, плачет без обмана —
Глубокой ночью или утром рано.
Театр, мюзиклы, музеи и кино,
Плакат, афиша, радио, реклама —
Ну, все — пищит, сверкает! . . И оно
Моей микроскопичности оправа.
Меня в нее вдавило. Я — как драма,
В которой за каких-то два часа
Герои встретятся, полюбят, разойдутся,
Детей родят и даже — чудеса! —
Под занавес отравою напьются,
И нам покажут, как они толкутся.
Вот так и я: подобен камбале.
Я вжат в себя, в себя впрессован
И, наконец, я сплющен. В кабале
Того, что оглушает. Завоеван,
Пленен и в кандалы закован.
На рынке, где невольники толпятся,
Не до того, чтоб красотою любоваться.
РУНА ВТОРАЯ
Театр, сцена: Кровоточит рана.
Интриги закулисные и злоба.
Здесь царствует Доронина Татьяна.
Она проводит каждого до гроба.
Сама же вечна, как простейшая амеба.
Но полоумная Доронина бледнеет
Перед подонками из нового замеса.
Мое перо красноречивое немеет:
Не может быть закончена п и е с а,
В которой много дров и мало леса.
Такие щепки, как Соломин, Урсуляк
С дочуркой Урсулячкой из кармана,
И Райхельгауз, и Меньшов-пошляк
С дочуркой Юлей, глупой, как мамана,
Которая ведет себя, как дама:
И Кама Гинкас, гений ТЮЗа,
С женой подмышкой Г. Яновской,
Измордовали Чехова. Он — муза
Супружеской четы! Инсценировкой
Рассказов пробавляются, сноровкой.
Мошенством рук, иначе говоря.
Но это — хлеб для всех, кто за кулисы
Проник, и, хитростью беря,
Инсценируют всех — от девочки Алисы
До мальчика Остапа с дядей Кисой.
Еланская тут всех перегнала!
Всю классику к себе на сцену вогнала!
О, классика несчастная! За что
Тебя переписали, сократили,
Переиначили и, грубо взяв в кольцо,
Ужали, утюгом сдавили,
В конспекты на потеху превратили?!
РУНА ТРЕТЬЯ
Пузан московский, баловень властей,
Такой же лысый, как градоначальник,
Играл он Ленина и тетушку Чарлей,
Но в жизни — задоцеловальник.
Он над актерской братией начальник.
Тут Арцыбашев появился. Он из жопы
У мамочки родился, через пуки.
Так и сейчас рождаются циклопы,
Которые клюют охотно щуки.
Рожая, мама не снимала даже брюки.
За ним и Яшин — истеричка из больницы.
Бежал через окно, убив, чай, санитара.
Его театр влек, и он, как птица,
Раскинул руки! Камнем вниз! Не чувствуя удара
Головой, — бегом творить! Не остужая жара!
Театр Гоголя, ты Яшина приял —
Но с батареей кто б его связал?
Театр Станиславского — за гранью.
Нашли Галибина в худруки.
Запру уста, чтоб не прорваться бранью.
От одного лица запьешь со скуки.
Скорей бы прекратили наши муки!
РУНА ЧЕТВЕРТАЯ
А щепки старого замеса!
О, боже, Селезнёву взять Наташку:
Не скрою: дылдочка — причина стресса,
И за хрустальную посуду, за рюмашку,
Удавится, слыхал. За вазу и за чашку! . .
Но есть еще страшней в Москве девица.
Ее фамилия Сигалова. Слыхали?
От Аллы у меня в глазах троится.
На сцене у нее ногами так махали,
Что в зале кто дышал, те перестали.
Как слово "Ширвиндт" где произнесут,
Ко мне родные "Скорую" зовут.
От слова "Табаков" трясет, признаться:
Как угораздило мальца провороваться?!
А Марк Захаров — гений на века,
Ему бы где-нибудь руководить ДК! . .
Куда ни ткни — прекрасное гниет.
Галина Волчек в этом мне порукой.
Она меня товарищем зовет,
А я ее по дружбе толстой сукой.
Ее театр тоже гробит скукой.
Но что меня заело на Москве!
Санкт-Петербург бежит вперед прогресса.
Олег Басилашвили на Неве,
Как и Наташка тут — причина стресса.
Интеллектуал хреновый — как во сне…
Звезда, зараза. Супер стар.
Пред ним мельчает и комар.
*
Прекрасен мир искусства, черт возьми!
Мы перед ним становимся детьми.
Рассудок наш изнемогает
И все нормальное тихонько отторгает.
РУНА ПЯТАЯ
Как только я "искусство" произнес,
Так сразу возбудился и понес! . .
Остановить меня бывает трудновато.
Искусство в этом, честно, виновато.
Лариса Долина, Аронова Мария —
Что с ними станется, хоть бы умри я?
От этих новых православных умираю —
И сам я "Скорую" скорее вызываю.
Театр Вахтангова — клоака из клоак.
Как он еще стоит? Нет, правда, как?
К своей стене пристроил "Гастроном".
Достойный памятник Вахтангову!
Читатели меня, конечно, миль пардон,
Но там есть все, что нужно главному.
Сбегал, выпил, закусил,
Репетировать сходил,
А потом опять глоток —
Новый творчества виток:
Опять меня куда-то занесло!
От этого "искусства" полбашки снесло!
РУНА ШЕСТАЯ
Так вот, искусство траха. Просто — трах.
По простоте зовется "еблей" это.
Попробую воспеть ее в стихах.
Подвластно, может быть, поэту
Не только гордое: "Карету мне! Карету!"
Пизда и Хуй: Хуй и Пизда-подруга:
Они не могут друг без друга.
Куда она — туда другой.
Мальчишкин Хуй — он за Пиздой.
Когда б не вредная натура
У наших баб, то их Пиздюра
Могла б Хуёв и больше влечь.
Но Хую интересней лечь,
Чем встать и до Пизды добраться.
Короче: Хуй — не мастер потолкаться.
Да, в наше время так. Хуй вырос и оброс,
Но до Пизды морально не дорос.
Да и Пизда до Хуя не дошла.
Она не вглубь, а вширь пошла.
Пизда у нас высокомерна,
Спесива дурра, жуть надменна!
Дрочит парень в Дуньку К. ,
Ох, мозолиста рука!
Яйца сам себе погладит,
Волоса почешет сам,
Пальцем в жопу к себе слазит,
Ну и кончит, ясно, сам.
Яйца — милая игрушка:
Их подбросит, их отпустит,
Их потянет за макушку,
Покачает, — тут и спустит.
И Пизда себя щекочет,
Как потрахаться захочет.
Клитор пальцами засучит
И оргазм одна получит.
Или в душ пойдет Пизда —
Там уж кончит завсегда:
Струю в себя погорячей —
Чтоб кончала поскорей.
Много способов спустить,
Хуй и клитор опустить.
РУНА СЕДЬМАЯ
До чего дошел мужик:
Русский, немец и таджик,
И башкир, и армянин,
И татарин, и грузин:
В бане юбку надевает!
В ней по бане щеголяет,
В юбке красной, в юбке синей,
И в коротенькой, и в длинной,
И с кармашком, и с петелькой,
На резинке, на бретельке:
В юбке яйцами бренчит —
И от юбки-то стоит!
А Пизду ему покажешь,
Так одним его уважишь:
Убери Пизду подале.
Поебется он и в бане.
Сейчас три бизнеса в почете:
Баня, кладбище, аптека.
Смысл жизни в чем — сечете?
Баня — это нынче Мекка.
Видно насквозь человека.
С веником спешат помыться
Мужики и бабы врозь.
Ну, как будто бы подмыться,
А на деле подрочиться.
Сполоснуться как бы вскользь.
Вот удел Пизды и Хуя:
В наше время, не блядуя,
Избежать спешат контакта.
Что за жизнь! . . Да, жизнь… Так-то.
РУНА ВОСЬМАЯ
Но однажды Хуй с Пиздой
Повстречались. Молодой
Страшно тренья захотелось.
А Хую уж расхотелось.
Долго он в штанах стоял,
Кончил, мокрый, и упал.
А Пизда сперва потела,
Инда озими — взопрела
Попихаться захотела.
Из нее ручьем течет.
Хочет Хуя! Ну, влечет.
Как на Хуй Пизде взобраться?
Братца как захомутать?
Заебать как мила братца,
Если он никак — вставать?
Ну, не хочет бабу драть.
Баня манит — и под юбку.
К мылу тянет и под губку.
Уж привык, как бы сказать? —
На ребят в кулак спускать.
Извращенец стал какой-то!
От Пизды совсем отвык,
Позабыл про сильный тык.
Что ему диван и койка,
Если он спускает стойко,
Стоя на двоих ногах,
В юбке прямо и в штанах?