– Да, – отзывается Мадина, – надо бы и нам её на вкус попробовать, а, подружки?
Тут они все заорали страшными голосами: "Да-да! Непременно! Чья пизда вкуснее?" и кинулись к дивану. Я всю волю свою собрал или то, что от неё осталось, поднялся всё-таки и кулаками замахал.
– Не дам, – говорю, – тронуть её. Уйдите! Сгиньте! Не трогайте, – сам почему-то, от рыданий задыхаясь, никак ни в одну попасть не могу, – Нет! Нет! Кира, Киру, Кирочка…
И проснулся я. Лежу в своей постели. Раздетый лежу. Слезы из глаз ручьем по щекам стекают, а надо мной "моё видение" склонилось. Стоит она в моем халате, на голове чалма из полотенца, шампунем пахнет. Меня за плечо трясет и тревожно так в лицо смотрит.
– Проснитесь, проснитесь пожалуйста! – говорит жалобно.
Увидела, что я глаза открыл, вздохнула облегченно, на край постели усаживаясь, а руки с плеча моего не убирает.
– Что-то дурное приснилось? – спрашивает и, дождавшись утвердительного кивка, ладошку мне на лоб положила, – ничего, это бывает. И всегда проходит. А откуда Вы мое имя знаете?
Я на нее удивленно смотрю и головой мотаю, не понимая, а она засмеялась вдруг.
– Ну, Вы же только что мое имя во сне несколько раз повторили! Кира, Кира! Я и прибежала. Думала, что зовете.
Тут, друзья мои, я расплакался по-настоящему! Сейчас мне стыдно за эти слёзы, да и тогда я не знал куда спрятаться. А Кира ладошкой слезы с моего лица утирает, удивленно на меня смотрит. Ну, я ей все и вывалил! Всё! Как мучаюсь без неё, как мечтаю о ней. Как знаю её всю.
– Так не бывает, – сказала она тогда, – но: я Вам верю почему-то, – а в глазах её опасение вроде.
– Кира, – шепчу я, – ты не думай, я не сумасшедший! Если не веришь, я докажу!
– Как? – тоже шёпотом она спрашивает, глядя на меня странно.
– У тебя под левой грудью есть родимое пятно! Оно на запятую похожа!
Вылупилась она на меня, затем покраснела, как все рыжие краснеют – пунцово так. Сидит, пальчиком, край халата ковыряет.
– Вы, наверное меня: видели, – бормочет, – может, блузка на мне расстегнулась.
– Да какая там блузка?! – не выдержал я и заорал даже, – ты ведь в свитере была! А если и этому не веришь…
– Так, что? – спрашивает, глаза на меня поднимая, – только Вы не кричите, пожалуйста, ладно? Боюсь я, когда кричат.
– Тогда, – говорю, садясь в постели и склоняясь к её уху, – только, чур, не обижаться! – она головой кивнула, а я прошептал ей прямо в ушко, – есть и ещё одно. Оно прямо: в верхней, в самой верхней части бедра. На внутренней поверхности, – выпалил я, сам, заливаясь краской, словно пацан пятнадцатилетний, представляете?
Выпалил я информацию "секретную" и реакции жду. Обидится? Не обидится? Если обидится, то насколько серьезно? А она вдруг лицо ко мне поворачивает и сидим мы с ней, глаза в глаза. В десяти сантиметрах лица наши друг от друга, самое большее. Улыбнулась.