— Да, — отзывается Мадина, — надо бы и нам её на вкус попробовать, а, подружки?
Тут они все заорали страшными голосами: "Да-да! Непременно! Чья пизда вкуснее?" и кинулись к дивану. Я всю волю свою собрал или то, что от неё осталось, поднялся всё-таки и кулаками замахал.
— Не дам, — говорю, — тронуть её. Уйдите! Сгиньте! Не трогайте, — сам почему-то, от рыданий задыхаясь, никак ни в одну попасть не могу, — Нет! Нет! Кира, Киру, Кирочка…
И проснулся я. Лежу в своей постели. Раздетый лежу. Слезы из глаз ручьем по щекам стекают, а надо мной "моё видение" склонилось. Стоит она в моем халате, на голове чалма из полотенца, шампунем пахнет. Меня за плечо трясет и тревожно так в лицо смотрит.
— Проснитесь, проснитесь пожалуйста! — говорит жалобно.
Увидела, что я глаза открыл, вздохнула облегченно, на край постели усаживаясь, а руки с плеча моего не убирает.
— Что-то дурное приснилось? — спрашивает и, дождавшись утвердительного кивка, ладошку мне на лоб положила, — ничего, это бывает. И всегда проходит. А откуда Вы мое имя знаете?
Я на нее удивленно смотрю и головой мотаю, не понимая, а она засмеялась вдруг.
— Ну, Вы же только что мое имя во сне несколько раз повторили! Кира, Кира! Я и прибежала. Думала, что зовете.
Тут, друзья мои, я расплакался по-настоящему! Сейчас мне стыдно за эти слёзы, да и тогда я не знал куда спрятаться. А Кира ладошкой слезы с моего лица утирает, удивленно на меня смотрит. Ну, я ей все и вывалил! Всё! Как мучаюсь без неё, как мечтаю о ней. Как знаю её всю.
— Так не бывает, — сказала она тогда, — но: я Вам верю почему-то, — а в глазах её опасение вроде.
— Кира, — шепчу я, — ты не думай, я не сумасшедший! Если не веришь, я докажу!
— Как? — тоже шёпотом она спрашивает, глядя на меня странно.
— У тебя под левой грудью есть родимое пятно! Оно на запятую похожа!
Вылупилась она на меня, затем покраснела, как все рыжие краснеют — пунцово так. Сидит, пальчиком, край халата ковыряет.
— Вы, наверное меня: видели, — бормочет, — может, блузка на мне расстегнулась.
— Да какая там блузка?! — не выдержал я и заорал даже, — ты ведь в свитере была! А если и этому не веришь…
— Так, что? — спрашивает, глаза на меня поднимая, — только Вы не кричите, пожалуйста, ладно? Боюсь я, когда кричат.
— Тогда, — говорю, садясь в постели и склоняясь к её уху, — только, чур, не обижаться! — она головой кивнула, а я прошептал ей прямо в ушко, — есть и ещё одно. Оно прямо: в верхней, в самой верхней части бедра. На внутренней поверхности, — выпалил я, сам, заливаясь краской, словно пацан пятнадцатилетний, представляете?
Выпалил я информацию "секретную" и реакции жду. Обидится? Не обидится? Если обидится, то насколько серьезно? А она вдруг лицо ко мне поворачивает и сидим мы с ней, глаза в глаза. В десяти сантиметрах лица наши друг от друга, самое большее. Улыбнулась.