Он лег рядом с ней, она обняла его и положила голову ему на грудь. Он вдруг подумал, что теперь его жизнь должна пойти совсем по-другому, теперь у него есть эта чудесная девочка и он будет ее любить всю жизнь.
— А хорошо, что Маринка не пришла.
Она взъерошила ему голову:
— Она и не могла придти. Я ее не пригласила. Я так представила: мы попьем-поедим-потанцуем, потом она пойдет домой, а ты, конечно же, вызовешься ее проводить. Доведешь ее до дома, и вы поцелуетесь. И не будет у меня ни тебя, ни Маринки. Нет уж, я тебя никому не отдам!
— Таня, ты у меня — на всю жизнь.
— А ты давно это понял?
— Честно — час назад.
— А я тебя полюбила еще с пятого класса. Все боялась, что ты это поймешь и будешь смеяться. "Белая ворона" , "белая ворона"…
Он прижал ее к себе и погладил ее спину, попку. Член немножко вздрогнул, она почувствовала это и сказала:
— Все. Вставай, собирайся, завтра на лекции. Все равно, сегодня больше нельзя.
— А когда?
— Не раньше, чем послезавтра. Поцелуй меня и беги.
На следующий день они пришли на занятия вместе, держась за руку. Маринка посмотрела на них все понимающим взглядом и ничего не сказала. Но с этого момента между ней и ними появилась маленькая отчужденность — раньше она на занятиях сидела все время рядом с ними, а теперь стала иногда пересаживаться к кому-нибудь другому. У Сереги это вызвало некоторое облегчение.
Во вторник, когда они пришли с занятий, у ее подъезда Танюшка шепнула:
— Придешь вечером?
Он, сглотнув, только кивнул.
Вечером он позвонил в ее дверь. Она встретила его в коротеньком домашнем халатике.
— Дай дверь закрою, дурачок! — засмеялась она, когда он с порога прижал ее к себе.
Она закрыла дверь, убежала в свою комнату и с разбега упала в постель. Полы халата разметались, оголив ее ноги. Серега не спеша, демонстративно разделся, аккуратно повесив вещи на спинку стула, и стал перед ней, выпятив вздыбившийся член. Тогда и она медленно расстегнула халатик и тоже демонстративно раскинула полы в стороны — под халатиком ничего не было. Он просунул руку ей под спину, приподнял ее и снял с нее халатик совсем. Она лежала перед ним совершенно голая, ноги немного раскинуты, на лобке — слабый пушок, не скрывающий вожделенных губок. Он лег рядом с ней, положил руки на ее груди и жарко припал губами к ее рту. Ее соски затвердели и когда он пропустил их между пальцами, стал катать их и нежно поддергивать, она задышала тяжело, ее язык не отрывался от его, а ее коготки приятно впивались ему в спину.
Он оторвался от ее рта только для того, чтобы припасть к соскам, у нее прерывалось дыхание, когда он втягивал сосок и языком катал его, прижимая к небу, даже слегка покусывал. Рука его неудержимо тянулась к ее ногам, вот она уже между ними, раздвигает их и слегка приподнимает. Пальцы накрывают губки, средний проваливается между ними, попав в горячее и влажное, и начинает ласково их поддразнивать. Так хочется поцеловать там — и он перемещается между ее ног и широко раздвигает их. Плоды его позавчерашних усилий налицо: вход между внутренними губками уже ничего не перекрывает, они набухли и торчат, далеко высунувшись за внешними.
Он ртом втягивает всю ее вульву, посасывает, лижет, как только что делал с сосками, а за соски берется руками, руки как раз до них достают. Он запускает язык глубоко в дырочку, она выгибается навстречу и прижимает его голову руками. Оторвавшись от нее (она неохотно выпустила его голову) , он натянул презерватив, высоко поднял ее ноги, и, глядя на ее щелку, медленно вставил ей на всю глубину. Она ахнула, он положил ее ноги к себе на плечи, накрыл руками ее груди и начал совершать движения ровно и плавно. Она прижала своими пальцами его, лежавшие на ее сосках, причем, так сильно, что он даже испугался, что ей будет очень больно, но она как бы требовала этого, и он поддался. Ее голова металась по подушке и когда она начала стонать уже громко, он лег на нее и стал врываться в нее сильно, властно, входя на всю глубину. Наконец, у нее перехватило дыхание, она впилась пальцами в его спину и ее затрясло, ее влагалище сжалось, отчего он тут же принялся бурно кончать.