Совершенно неэтично рассказывать о последующем получасе. Но я же пишу себе самому. Дело не в технических деталях, что ли… Как там — пижамка, штанишки не совсем добровольно покинули хозяйку… Или как… Я содрогнулся от мелькнувшего ужаса в глубине глаз, . посреди разлившейся по ее телу безмятежной "обреченности" , Видимо, на уровне глубокого подсознания ее женская сущность содрогнулась от напрочь позабытого за почти двадцать лет страха Перед проникновением в нее чужого, может не только грязного, но самое жуткое- беспощадно жестокого захватчика. И она воспользовалась миллионной долей секунды моего замешательства от увиденного. Совершенно неожиданно смешливо морщась, хрипло затараторила, тормозя меня и пытаясь отползти в сторону: "Там- заросло, Камень… Ни груди, ни… Ну- зачем?? Пенсионерка…
Не хочу, нельзя, понимаешь…". Именно упоминание о груди решило для меня все. Некогда классически красивая даже упакованная в блузке, ее грудь в былом была вершиной творения. Вместе с "египетской "красотой" (как я ее называл) слегка надменного в несомненном совершенстве лицом. И редкое сочетание- этого с идеальной фигурой. Сегодня грудь почти "растаяла". Но я- то видел сейчас ту, недотрогу! . Я -то целовал те- алые губы. И во всем остальном женщина передо мной была только той, какой я увидел ее впервые. От которой обезумел, от которой поныне внутренне "с открытым в изумлении ртом"… И мне как то удалось ей это сейчас рассказать, удалось убедить… Конечно, при этом, только нож в мою спину мог прекратить ласки…
Она потом, с некоторыми периодами, механически еще пару раз вопросила в окружающее пространство: "И- зачем? . . Потом же. ."
Но во мне тревожно и хрупко едва слышно рождалось звучание скрипки. Ноктюрн средневекового флорентийца Феротти. Мелодия настолько хрупка, что ты полон ожидания — вот- вот оборвется, потому что она- последний вздох раненого скрипача… …
Конечно же, когда я "вошел" , бабахнуло по мозгам обоим. Мой скрипач не погиб- огонь любви дарует бессмертье… Уверен: оба дернулись от некоего разряда неведомой энергии. По крайней мере, задавленный перед этим инстинктивным табу, мой друг, будто рухнул в мелко битое стекло. Нечто, неведомое мне, заставило и ее безумно вытаращить обычно полузакрытые глаза. Но именно она, видимо безумно убоявшись худшего, явно неведомой нам обоим волей, решительно и непререкаемо повела за собой в нашем с ней дуэте. Обомлев от неожиданности, я тем не менее бережно подхватил предложенную мелодию гимна Любви. Как объяснить, что уже явно уставший прошедшими "партиями" , я сумел "услышать" партнершу и одарить именной ей нужным ритмом, и предельно бережным движением "смычка"…
Как же мне хотелось, чтоб она услышала одновременно со мной, зазвучайший по мере "возгорания" редко исполняемый мантровый хорал индийского монаха Дармшахара! Многоголосье витающих в твоем подсознание духов Вечности. Звуки, рождающие ощущение, что ты жил, живешь и будешь жить вечно! Ну, хотя бы увидела озарение, рожденное инстинктивной улыбкой на ее лице…
Некий страх вызывала потребность рано или поздно финишировать. Но со мной была настолько хрупкая, беспредельно принятая в душу, ставшая в моем восприятии — частью меня и одновременно беспомощная, однозначно требующая отцовской опеки девочка. Я, вроде, растерялся от неспособности оценить потребность ее физиологии, возможность не сходить с дистанции. Но, помимо меня получилось так, что мы "сыгрались". Совершенно гармонично, изящно подошли к "вспышке" и неутолимо слились в поцелуе, кончая бурно, взаимно, и бережно затухая друг в друге… . Откинувшись на спину, она неисправимым скептиком, умудрилась опять выдохнуть свое: "Ну! И- зачем?? …" Я вспыхнул: "Посмотри на себя! Неужели это лишнее?". Действительно, передо мной раскинулась розовощекая с фантастически возродившейся белоснежной грудью, увенчанной малиновыми сосками, молодая женщина… Я вытаращился на нерукотворное чудо… Само же чудо бессильна была откликнуться на мой призыв.!