Он помолчал немного, ощущая почти болезненный стук собственного сердца.
— Представлял даже… странную пытку на китайский манер, где ты нагая прикована стоя к чему-то наподобие шведской стенки, бёдра твои широко раздвинуты, а чуть ниже меж них… расположен горшок с не столь давно высаженным быстрорастущим тростником. Начинающим, благодаря уже достигнутой длине, ещё в первую минуту щекотать твои нижние губки, доставляя наслаждение, а затем прорастая всё дальше… заставляя выгибаться в судорогах страсти, постепенно перерастающей в муку по мере дальнейшего роста тростника, и оставляя одну-единственную надежду — что вскоре придёт тот, кто приковал тебя в таком положении, чьи руки сломают тростник и освободят тебя.
Айнике продолжала смотреть на Кирилла то ли с лёгкой иронией, то ли с лёгким любопытством. Под её неотрывным взглядом он начал ощущать себя как-то странно, чувствуя, помимо всего прочего, что его брюки становятся ему тесны.
— Значит, ты фантазировал о подобном каждую неделю, а поначалу — почти каждый день.
— Да, — выдохнул он.
— Каждый раз после наших невинных бесед о фантастике, философии или, к примеру, о сюжете Steinsgate, — нанесла добивающий удар Айни.
— Почти…
Кирилл ощущал себя совершенно беспомощно.
— И что ты при этом делал?
Взгляд его вскинулся на неё, совсем непроизвольно. Она что, хочет, чтобы он это произнёс?
— Ты з н а е ш ь.
— Скажи. — Она неумолимо улыбалась, в глазах её проявился странный блеск.
Есть ли вообще предел унижениям, до которых может дойти жаждущая мести девчонка?
Кирилл сказал. Но, наверное, недостаточно разборчиво, так как губы его на середине сказанного сбились.
— Повтори, — велела Айнике.
Пылая, он повторил.
— Ты вообще занимаешься этим чуть ли не ежедневно. Тебе нравится представлять, как девушка делает это.
Он кивнул, не отводя взгляда от травы у своих ног. Ощущая в то же время, как неимоверно натянулась на нём бельевая ткань.
Услышав слабое треньканье прибора, боковым зрением видя алую вспышку и изумлённо вздёрнутые брови Айни, едва слышно уточнил:
— Не чуть…
— Ежедневно?
— Да.
Айнике улыбнулась ещё шире и ещё безжалостней, фиксируя Кирилла взглядом. На щеках её выступили ямочки и будто бы даже лёгкий румянец.
— В каких ситуациях ты меня за этим представлял?
Голосом она чётко соединила "в каких ситуациях" и "меня", исключая возможность неверной трактовки.
— На пляже, — вылетело из него. — На заброшенных заводах, где ты когда-то была в качестве сталкера и несколько раз фотографировалась. В общественных местах. В подземных переходах. Даже на парах в университете. Или — просто под водяным душем.
— Это как? — с осторожной, вкрадчивой интонацией уточнила Айни.
Он опустил голову, ощущая, как бугорок земли под ним самим превращается в подобие электрического стула.
— Ну… я представлял себе тебя раздетой, тебя в ванной. Представлял, как ты принимаешь душ, совершенно одна… и поддразниваешь свою плоть лёгкими водяными струйками. — То ли от стресса, то ли от отчаяния, но в Кирилле как будто вдруг пробудились художественные обороты. — Чуть-чуть щекоча потоком воды соски… слегка разворачиваешься… подставляя под тугие, упругие струи свой прекрасный живот и сокровенные складочки заповедного треугольничка кожи. Бёдра твои раздвигаются, губы приоткрываются… слышится тихий стон.
Блеск в глазах Айни стал ещё ироничней. Быть может, даже отчасти маниакальным.
— Что бы ты сделал, если бы, — кончик её язычка коснулся губ, — взаправду где-нибудь поймал меня на этом?
Ему не было нужды особо сосредотачиваться, чтобы представить ответ. Сколько раз Кирилл воображал себе это? Сейчас, однако, от него требовался ответ, более или менее приближенный к правде.
— Быть может, вообще ничего, кроме тайного слежения за происходящим. Быть может… — он слышал свой тихий тающий голос словно со стороны, — сделал бы незаметно несколько снимков с мобильного телефона, чтобы можно было… просматривать… или использовать для шантажа.