Была невеста у Гаврилы, Решил он верным мужем стать:
— Мама у меня вообще компанейский человек. У меня до сих пор от неё нет секретов. Так что я думаю, ты с ней легко поладишь. Папа полковник, что наложило определенный отпечаток, но тоже человек хороший. Он сейчас в академии преподает, но как выпьет, все ещё пытается командовать. Но мама его быстро строит. Так что если достанет, смело беги к маме. Вообще-то, папка на буднях не пьет, только в выходные расслабляется, так что будь готов.
Сегодня знаменательный день. После полутора лет более чем близкого знакомства, Александра ре-шилась представить меня своим родителям. Представить как потенциального жениха. Я не возражал. Влюбился с первого взгляда. Она перевернула всю мою жизнь. После института удачно устроившись на работу в совместную фирму, став почти респектабельным, и начав даже толстеть, на одной вечеринке был сражен наповал, взглядом зеленых глаз. Этот черноголовый чертенок растормошил меня, таская по выставкам и презентациям, затащил на гору и спихнул вниз на лыжах, доказал что ролики это не забава для малолеток, а вполне веселое занятие для любого возраста. Её энергией можно было осветить приличный город. Подпитанный ею, я и на работе стал расти. В следующем году мне светило место начальника отдела. И это в двадцать пять лет! Согласитесь, неплохо!
И теперь, моя машина, несла нас навстречу с будущими тестем и тещей. Их дача располагалась в са-доводстве, на самом краю. Небольшой, но аккуратный домик, шесть соток, густо засаженных кустами и деревьями, с небольшими грядками зеленушки между ними. Типичная дача работящих советских интеллигентов. Встретили нас радушно, только что не хлебом-солью. Когда Саша встала рядом с мате-рью, я поразился, как они были похожи. Обе стройные, спортивно подтянутые, с одинаковой короткой стрижкой, их бы можно было принять за сестер двойняшек, если бы не морщинки на шее, и не слиш-ком сухие кисти у матери. Папа, тоже не большого роста, с внушительным животом, крепко пожав руку, выдал: — Полковник инженерных войск Анохин, Степан Иваныч! — От него явно попахивало спиртным.
— Очень приятно, Телепнев, Гавриила Романыч, — не остался я в долгу, — программист.
— Как? — Удивленно выпучил глаза полковник.
— Да, да, вы не ослышались, Гавриила. Батюшка мой, большой затейник. Вот и наградил. Но можно и просто — Гарик, или Гаврик, кому как нравится. Только Гаврюшей не надо, ассоциации нехорошие, знаете ли.
Женщины, глядя на нас, давились от смеха. Надо полагать, Сашка достаточно рассказала матери про меня, а для отца это было внове.
Весело скоротав вечер за столом и изрядно нагрузившись, разошлись спать. Положили нас с Сашей раздельно, хотя конечно знали о наших отношениях. Мне отвели небольшую комнатку под крышей. Вырубился я, как только голова коснулась подушки.
Пробуждение было мучительным. Мозг ни за что не хотел просыпаться, но мочевой пузырь вопил о пощаде. В противном случае, обещая напомнить о золотом детстве. Стеная, я спустился и, ежась от утренней свежести и проклиная удаленный доступ к удобствам, побрел в угол участка, где возвыша-лась над кустами "башня философских мыслей". Боже, какое облегчение! Мир, еще минуту назад та-кой мрачный и жестокий, заиграл яркими красками, наполнился веселым гомоном птиц, заискрился теплым солнечным светом. Я любил его! Тем удивительней на фоне этого карнавала красок, выглядела мрачная фигура полковника. В трико с оттянутыми коленями, в распахнутой на круглом как глобус пузе рубашке с закатанными рукавами, он статуей командора возвышался на ступенях веранды. Сурово оглядев стальным взглядом мое счастливое лицо, изрек: — Направление движения — строго на север, пункт сбора — мастерская, форма одежды номер раз, трусы в скатку и комсомольский значок, время- минус две минуты. Время пошло! И строев!
ым шагом направился к длинному сараю, который шел вдоль забора, как бы крепостной стеной разделяя соседние участки. Чертыхаясь, что припахивают в такое прекрасное утро, полез наверх одеваться. Мир снова становился враждебным.
Шагнув в гостеприимно распахнутую дверь мастерской, я с облегчением понял, что судьба не столь сурова. На низеньком походном столике, к которому были заботливо придвинуты два старых, обшар-панных, продавленных кресла, стояла бутылка водки, две граненые стопки. На тарелке красовались аккуратно нарезанные огурчики, редисочка, зеленый лучок, сало.
— Не укладываетесь в норматив, молодой человек! Будем тренироваться. Но это потом. Дверь закройте и садитесь.
Оказывается, тот блеск в его газах, что я принял за стальной, был блеском стекла! Он или еще не ото-шел от вчерашних возлияний, или успел с утра догнаться. Но рука разливавшая водку была тверда, и глазомер выверен.
— Любишь её?
— Кого?
— Сашку! Кого же ещё!
— Очень.
— Тогда забирай! — Он величественно махнул рукой.
Мы чокнулись и скрепили полученное разрешение огненной водой.
Тесть захрустел редиской.
— Ох, и хлебнешь ты с ней, — он скорбно покачал головой, — как и я с её матерью. Это ж атомный реактор! Ни минуты покоя! За энергетику! — Внезапно провозгласил он, поднимая вновь налитую стопку.
Пришлось поддержать, хотя связь я не очень уловил.
"Такими темпами к обеду мы выпадем в осадок" , — подумалось мне.
— Ты закусывай, не стесняйся, все свое, натуральное. Никакой химии, все на чистом навозе! Ведь ты посмотри! Воняет жутко! А какая редиска получается?! Сахар!
Кинув в рот шматочек хорошо просоленного сала, я зажевал его огурцом.
— Запомни! Химия погубит нашу цивилизацию. Не иприт, так полимеры, но сведут в могилу.
Я никак не мог приспособиться к его манере разговора. Но видимо этого и не требовалось. Он был самодостаточен и без оппонента. Ему вполне хватало слушателя.
— За квантовую физику! — Наши стопки были вновь полны.