Ляпсус-манус

Снова чувство щекотки в районе ушной раковины.

— Или ты считаешь, будто я никогда…

Кажется, на этот раз меня щекочут кончиком носа. Незнакомое, но на диво приятное ощущение.

— Хочешь, я расскажу тебе, как меня поймали за этим? — шепнула она. По тому, как чуть изменился её шёпот, по едва уловимому влажному звуку перед этим, сложилось впечатление, что она облизнула губы. — Это было где-то в четвёртом классе. Преподавательница истории случайно уронила мел и, наклонившись, обратила внимание, что моя рука… — кажется, Тикса вновь облизнулась, — зажата между коленками…

Подробности приоткрываемой ею столь деликатной истории ввергли меня в мандраж, жар и озноб одновременно.

— Знаешь, — прошептала она, скользя губами по мгновенно покрывшейся мурашками коже чуть ниже уха, — мне нравится иногда занимать себя… в транспорте. Тонкая-тонкая ниточка, прочная как струна и тоньше любой лески… протянутая под бельём и касающаяся меня там… один конец которой свободно выпущен из-под одежды и лежит у меня на краю юбки — или где-нибудь ещё. Взять за краешек нитки и потянуть… нить столь тонка, что простым глазом и не различить, куда она ведёт.

Тикса жарко дохнула мне в ухо.

— А ещё можно, — лукаво добавила она, — незаметно положить кончик нити кому-нибудь на плечо. Чтобы он, пытаясь стряхнуть нить, потянул за неё…

Несмотря на повязку, я ощутил на себе её взгляд.

— А тебя когда-нибудь ловили на этом? — вдруг спросила она. — Случалось ли тебе… ну, оказаться на грани… раскрытия?

Мне стало душно.

Невольно вновь бессильно дёрнулись веки, тщетно пытаясь преодолеть плен синей шёлковой ленты. Казалось не очень-то удобным вести беседу о таких вещах, не зная даже, не находится ли в пяти шагах от нас кто-нибудь посторонний.

— Случалось, — тем не менее хрипло ответил я. — Как-то раз лет в четырнадцать в подъезде…

Я замолк, не в силах выдавить из себя подробности. Бывшие чересчур уж извращёнными, балансируя на грани шизофрении.

Губы Тиксы мягко коснулись моих губ. Ложбинки над верхней губой, располагающейся меж губами и носом. Переносицы.

На миг я ощутил её свободную ладонь у себя на поясе брюк, но ощущение тут же пропало.

— Тебе понравилось, правда? — шёпот её манил, завлекал. В этот миг я был готов отбросить все приличия и наброситься на неё, но понимал, что слепому не поймать зрячую. — Что тебя могут поймать… застукать… да?

*****
— Да. — В этот миг я также был готов согласиться с чем угодно. Кроме того, магия её голоса была такова, что я уже не знал точно — может, она права? . .

Тикса на мгновение прижалась нижней частью корпуса ко мне — всего лишь на мгновение, не боле. Но этого хватило, чтобы осознать всю степень чудовищного напряжения в моих брюках.

— Держу пари, — сделав паузу, на прерывистом выдохе сладко проговорила она, — что тебе бы сейчас хотелось… этого. Но сейчас тебя могут застукать… как и тогда. Ты ведь не знаешь, что находится… по другую сторону повязки.

Проговорив последние слова с притворной показной печалью, Тикса озабоченно вздохнула.

— Совершенно не представляешь…

Ладонь моей спутницы вновь легла на пояс моих брюк, провела по нему, чуть огладив ткань. И, хотя произвела она это совершенно не в том месте, где могла бы осуществить миниатюрный взрыв, а весьма и весьма в стороне, даже такого — намекающего — действия хватило, чтобы…

— Мне всё равно, — коротко выдохнул я.

Это было словно в безумном сне, словно в эротическом видении, когда твоё собственное подсознание изводит тебя донельзя и когда ты проскальзываешь рукой под одеяло, практически не стесняясь персонажей сна…

— Эй. — Голос Тиксы был сладок. Предельно сладок, словно дрожа от тщательно сдерживаемого смеха. — Что ты делаешь. Ты ведь не знаешь. Не смотрят ли на тебя люди.

— Плевать, — отрубил я.

— Тогда ты мог бы, — голос её чуть понизился, приобретя при этом не то задумчивые, не то заговорщицкие нотки, — спустить с себя брюки. И бельё. Совсем.

В голосе её также звучала лёгкая подначка; мне показалось, что она снова провела языком по губам.

Не в силах этого вытерпеть, я расстегнул рывком молнию брюк. Язычок на молнии при этом чуть было не оторвался от замочка. Брюки отправились в свободный полёт вниз, как секундой позже за ними отправились и лишь невероятным чудом не порвавшиеся от внутреннего напора плавки.

Холодный ветер обдул мои ноги, бёдра и иные органы, но мне было безразлично. Стоя с завязанными глазами и со спущенными брюками перед девчонкой, с которой невиртуально познакомился лишь около получаса назад, не говоря уже о неизвестном количестве иных возможных наблюдателей, я бешено наращивал обороты движения руки, чувствуя, что вот-вот умру если не от стыда, то от нереализованного вожделения, причём от чего именно — мне совершенно всё равно.

… узнать, как вся эта мизансцена выглядела со стороны, мне довелось весьма нескоро. Лишь несколько месяцев спустя, приучив меня к шалостям, по сравнению с которыми произошедшее в тот вечер выглядит вполне невинно, Тикса осмелилась открыть мне правду. Тогда же, в вышеупомянутый вечер, она просто увела меня обратно — из того же места, куда привела, — не развязывая глаз и не раскрывая до поры правды.

Лишь несколько месяцев спустя Тикса решилась поведать мне, что местом, куда она меня тогда привела, была залитая светом прожекторов станция автозаправки с работающим при ней круглосуточным магазином.

Тогда…

… Тикса с усмешкой смотрела на практически голого парня, стоящего с запрокинутой назад головой и спущенными брюками, который неистово мастурбировал прямо перед витриной магазина под ярким светом прожекторов, на глазах изумлённой продавщицы и немногочисленных в этот поздний вечерний час прохожих. Выражение её личика в этот момент могло показаться дьявольским — чему немало способствовали алые отблески задних фар отъезжающего автомобиля в глазах. Пытаясь удержаться от совсем уж откровенного смеха, она на миг поднесла ладонь к собственным губам, но тут же опустила её.

Глупый какой.

И ведь она не сказала ему ни единого слова неправды. Кто же теперь, спрашивается, виноват? . .

Тикса рассмеялась, уже не стараясь сдерживать себя.

"Что ж. Если после этого он не назовёт меня долбанутой психичкой или чокнутой извращенкой — как все нормальные парни — тогда, пожалуй… тогда, пожалуй, можно будет в него влюбиться. И… возможно, придумать со временем что-нибудь ещё".

_________________________

* Ляпсус манус — в буквальном переводе с латыни "ошибка пальцев".

Добавить комментарий