— Послушай, Валера — я ничего из себя не строю. Ты же умный парень, ты все понял. Я не буду с тобой спать. Не буду и все.
— Ну чего ты… Ну давай… — продолжал канючить он.
— Нет.
— Ну…
— Нет.
Этот разговор в пользу бедных продолжался еще минут пять, пока ему, наконец, не надоело и он, прошипев в мой адрес очередное грязное ругательство, ушел в зал. Я прислушалась, ожидая хлопка входной двери, но все было тихо… Прошло еще несколько минут. Я попыталась уснуть, но тут меня начало снедать беспокойство. Остатки командировочных были у меня при себе, зашпиленные в кармане джинсов на две булавки, но полная вещей сумка, дорогое пальто и шапка из седой роскошной чернобурки оставались на вешалке в коридоре… Что могло помешать рассерженному Валере возместить свой материальный и моральный ущерб за мой счет? Я подождала еще немного, встала и прислушалась. В комнате не раздавалось ни шороха, она явно была пуста… Я на цыпочках выскользнула в коридор, убедилась, что все на месте и убрала свои вещи с глаз долой — в кладовку. Вдруг послышался какой-то шум, я метнулась обратно в темный зал и прижалась к стенке шкафа… Дверь маленькой комнаты открылась и на свет божий вышла совершенно голая Сэг со стеклянным взглядом и отвисшей нижней губой. Она посмотрела куда-то сквозь меня и прошествовала в ванную. Валера, видимо, твердо решил не уходить сегодня без любви…
У меня немного отлегло от сердца: похоже, все в итоге получили, что хотели. Но оставаться в зале одной у меня не было ни малейшего желания, а потому я вернулась в комнату Алеши.
Он уже не спал и с готовностью снова подвинулся, давая мне место. Я прилегла рядом, спиной к нему, и вскоре приятно пригрелась. Но лежать на самом краю узенькой кровати было неудобно, у меня начало затекать плечо и я повернулась на другой бок, так что теперь мы были, как две ложечки в коробке. Неожиданно для самой себя я протянула руку и обняла его, как ребенка, прижавшись к его горячей худенькой спине. Он не вздрогнул, не отодвинулся, словно ждал этого, а наоборот, устроился поудобнее и затих… Но через несколько секунд вдруг повернулся ко мне и наши губы оказались прямо друг против друга. Последовавший поцелуй был очень неумелым, очень долгим и очень нежным… Нежность — это была именно огромная нежность, вдруг нахлынувшая и затопившая меня до основания… Я ласкала его жесткие черные волосы, его узкие плечи, все его маленькое тело. Его худые тонкие пальцы робко, восхищенно касались моей груди. Он зарылся в меня лицом и жадно втянул воздух:
— Это сандал?..
— Да, сандал, — я протянула ему запястье, плотно схваченное душистым браслетом-талисманом, и он прижался губами к моей руке, лихорадочно целуя ее, обжигая дыханием кожу…
Он был неопытен и тороплив, но я поняла это уже после. А тогда все, что он делал, было мне по душе, я думала только о том, как хорошо мне в объятиях этого хрупкого мальчика, и, отдавшись ему, почувствовала легкую радость…
— Сколько же тебе лет, котенок? — спросила я несколько минут спустя.
— Двадцать…
— Двадцать?! А я думала, что совращаю малолетних… Эх ты, Мышонок, — я улыбнулась, потрепав его по волосам.
— Мышонок… Угадала: меня мама всегда тушканчиком зовет, лопоухий потому что.
Он негромко засмеялся. Мышонок — прозвище было для него самое подходящее. Я устроилась поудобнее у него на плече и закрыла глаза, как вдруг противно заскрипела дверь и в комнату снова кто-то вошел. Я с трудом сдержалась, чтобы не подскочить и не заорать: "Валера, мать твою так, да пошел ты на …!" И слава богу, что сдержалась: потому что это был не Валера. Это была голая Сэг собственной персоной. Она опустилась на корточки перед кроватью и потянула меня за рукав.
— Ты… это… пойдем к нам…
— Ты что, Сэг, с ума сошла?! За каким чертом?
— Ну, пойдем… чего ты ломаешься… Такой красивый мужчина тебя приглашает…
Абсурдность происходящего лишила меня даже возможности рассердиться. Я мягко взяла Сэг за плечи, как могла доходчиво объяснила ей, что остаюсь здесь и ни в каких оргиях принимать участия не собираюсь, и сориентировала ее лицом к двери. Она скорбно покачала головой, видимо, поражаясь моей непрактичности — как можно отвергать такого красивого мужчину?! — и ушла восвояси.
Мы с Алешей уже успели задремать, когда дверь заскрипела вновь. Вот теперь это действительно был Валера. Он, выругавшись, грубо тряхнул меня за плечо:
— Ну, ты, целка… Деньги давай.
— Какие еще на хер деньги?!
— На дорогу, какие… Тачку брать буду.
Мужики, способные попросить — тем более, потребовать — денег у женщины, у меня лично не вызывают ничего, кроме омерзения. Да и причин, по которым я должна была бы спонсировать этого отморозка, решительно не наблюдалось. Но возможность наконец от него избавиться, пожалуй, того стоила.
— Сколько тебе надо?
— Триста давай.
— Что-о?!.. — от такой наглости я едва не рассмеялась. — Полтинника хватит с тебя?
— Ну, давай полтинник… — согласился он с хмурой покорностью.
Я встала, нащупала в темноте сумочку и кошелек, в котором сиротливо болталось несколько десяток и оставшийся с вечера единственный полтинник, и протянула ему бумажку, словно ненароком продемонстрировав, что финансов у меня не густо. О трех тысячах, зашпиленных в кармане, знать ему было совсем не обязательно. Я открыла дверь, и он ушел, на прощание пообещав мне кровавую расправу в случае, если я все-таки решусь еще раз приехать в этот городишко.
— Иди-иди, — сказала я, усмехнувшись. — Любовничек…
И с наслаждением захлопнула дверь.
Вот это я сделала как раз зря, потому что шум снова разбудил Сэг… Она выплыла из своей комнаты, облаченная только во внушительных размеров плавки и растянутый лифчик с перекрученной бретелькой и нисколько не протрезвевшая.
— Т-ты… что здесь? — протянула она, зевнув, — Валера ушел? А Аня ушла? Я ее н-не об-бижала?..
— Нет, Сэг, Аню ты не обижала… Иди спи.
— А ты? Где ты будешь спать?
— Спасибо, Сэг, я уже сплю — я очень хорошо устроилась. У Алеши в комнате.
— Н-нееет… Ты не должна спать у Алеши… Он… противный мальчишка… Т-ты будешь спать со мной… — Сэг крепко ухватила меня за локоть и потащила за собой.
Я пыталась упираться, но мы явно были в разных весовых категориях, и выбраться из-под напиравшей груды колыхающихся прелестей Сэг не представлялось возможным. Она плюхнулась на кровать и вынудила меня сесть рядом.
— Ложись… Спи со мной.
— Спасибо, Сэг, но я лучше пойду к себе.
— Нет, ты будешь спать здесь… — она игриво хихикнула.
В командировках, конечно, случается всякое. Но быть изнасилованной приглашающей стороной — это уже чересчур. Даже учитывая все мое благодушие после общения с Алешей. А Сэг никак не унималась, не слушала никаких уговоров и все пыталась уложить меня рядом. Наконец она перевернулась на живот, повернула голову, смерив меня мутным взглядом, и неожиданно умильно попросила:
— Сделай мне массаж, а?
Я вздохнула про себя и принялась гладить ее по спине, тихо приговаривая, какая она хорошая девушка, как ее все любят, как много у нее друзей… Наконец она начала задремывать, но продолжала крепко сжимать в пальцах мое запястье. Пришлось пойти на хитрость…
— Сэг, отпусти меня, пожалуйста — мне нужно в туалет.
— Да-а.. А ты уйдешь…
— Я не уйду. Я схожу в туалет и вернусь.
— Ну только ты приходи…
Оказавшись на свободе, я честно пошла в туалет и вероломно просидела там до тех пор, пока из комнаты Сэг не начало доноситься тихое похрапывание…
Алеша лежал, задумчиво глядя в потолок. Я быстро стянула джинсы и водолазку и примостилась рядом, уютно положив голову к нему на плечо. Он приподнялся на локте и коснулся пальцем моей щеки:
— Ты знаешь… А я тебя еще там заметил, в пивнухе… Что у тебя здесь вот… такая ямочка…
— Да они у меня на обеих…
— Но заметил-то я эту.
Он ласково поцеловал меня в губы.
— Какая ты… хорошая.
Мы долго лежали и разговаривали обо всем подряд — о жизни в общагах, об Алешином музучилище, о его завтрашнем экзамене, о коралловых четках, которые надела ему на шею мама перед отъездом в город…. Время от времени мы тихонько целовались и улыбались потом друг другу. Заснули мы на рассвете. У меня в голове так и звенела строчка из Алешиной песни, которую он шепотом спел мне перед тем: "А утро было бы прекрасней, проведи мы ночь наедине…"
Утром Сэг и я в последний раз поехали вместе в редакцию. По дороге мне пришлось зайти в аптеку и купить ей постинор, потому что самой Сэг сделать это было стыдно, а потом еще и объяснить, как его пить, потому что Сэг в свои 35 отчего-то этого не знала. Кроме того, я поклялась всеми святыми, что она не обижала Аню и не приставала к ней, и выслушала исключительно увлекательный рассказ о том, каким потрясающе красивым мужчиной оказался Валера, и какая я дура, что отказала ему. К вечеру мысль о том, что мне предстоит терпеть общество Сэг до самого поезда, то есть еще почти до полуночи, вызывала у меня желание тихо заскулить. Но бог, видимо, все-таки есть: за пять минут до конца работы Сэг позвонила Галина Леонидовна, которую Сэг тихо обожала и с которой не на жизнь, а на смерть поссорилась третьего дня. На мое счастье, именно сегодня Галина Леонидовна вдруг поняла собственную неправоту и прониклась осознанием Сэгиной невиновности, так что та, искренне пожелав мне счастливого пути и повелев по телефону Алеше проводить меня на вокзал, упорхнула к подруге, аки счастливая бегемотообразная бабочка.
Алеша ждал меня с готовым ужином. Экзамен он, конечно, добросовестно завалил, что было, впрочем, неудивительно после минувшей ночи, но лицо его светилось тихой радостью. Мы поели и напились чаю, а потом долго сидели рядышком и он пел мне свои песни, и мы опять разговаривали обо всем на свете. В какой-то момент мне показалось, что он вовсе не Сэгин, а мой собственный братишка, к тому, же, как выяснилось, она ему на самом деле и не сестра, а так, седьмая вода на киселе. Этот худенький деревенский мальчик был первым встреченным мною здесь умным человеком, первым, к кому я почувствовала искреннюю симпатию… Больше между нами ничего не было — каким-то это казалось неуместным при той степени душевной близости, почти родства, которая вдруг появилась между нами. В одиннадцать часов он проводил меня на вокзал, невесомо прикоснулся губами к щеке и в последний раз улыбнулся, показав такую родную для меня смешную щербинку. Поезд тронулся. "До свидания, Чита-маята…" — подумала я с тихой грустью.