Помнится, была такая рок-н-ролльная песенка "I`m not your steppin` stone", очень популярная в свое время. Когда я не был близко знаком с английским и смысл многих идиом был закрыт для меня, я перевел ее примерно как "Я не камень, на который ты можешь наступить". Сейчас, когда ясно что на самом деле это значит, это выглядит забавно, но тогда я все переводил буквально. И вот переведя таким образом это название, я живо представил себе лежащего на земле человека и женщину, поставившую ногу на его голову. И внезапно почувствовал взрыв адреналина и необычайное возбуждение, потому что этим человеком был я. Отчего так произошло? Меня всегда завораживала красота женского фигуры, и, как всякий нормальный мальчишка, я всегда стремился увидеть эту фигуру обнаженной. Мне было 10, когда это произошло в первый раз: случайно (чесслово!) на даче я увидел в окно, как переодевалась моя двоюродная сестра. Полностью раздевшись, она смотрелась в зеркало. Почему-то особое внимание я обратил на ее ноги. Она по праву могла гордиться ими — полные бедра, налитые молодостью и силой, коленная чашечка, не острая, как у девочек-подростков, и не круглая, как у взрослых теток, красивые голени, оканчивающиеся прекрасными стопами — все это гармонировало друг с другом и не выходило за рамки того, что зовется красотой. Все как надо, ни грамма лишнего жира; конечно, гораздо больше меня зацепил другой вид, однако тот беглый взгляд и восхищение ее ногами, видимо, и способствовали моей дальнейшей ориентации. Зерно было брошено и проросло спустя несколько лет, когда я неправильно перевел название рок-н-ролльной песенки. С тех пор меня часто посещали фантазии на тему foot fetish и гораздо чаще я стал обращать внимание на женские ноги, глядя на них с совершенно иной позиции. Можно сказать, я стал фут-фетишистом, хотя впервые фантазии воплотились в жизнь лишь спустя несколько лет, когда мне было 18. Произошло это тоже благодаря случаю: я потерял кассету с записью Madness, довольно редкой штукой в наших краях. Но знал я, у кого оно есть и, найдя этого человека, спросил переписать. Естественно, это была девушка, Марина, учившаяся на параллельном курсе. И естественно, кассеты у нее на руках не было, гуляла она по чужим магнитофонам уже с месяц. И тогда, не думая особо о последствиях, я взял и ляпнул:
— Мариш, добудешь — все для тебя сделаю.
— Ловлю на слове, — сказала она с загадочным блеском в глазах. И ведь поймала-таки… В тот же вечер раздался звонок: "Приходи, есть мэднесс". Было уже 9 вечера, но эта ерунда значения не имела. Через 15 минут я был у нее.
— Итак, ты сказал "все" — проговорила она, внимательно глядя на меня. Она сидела в мягком кресле, скрестив ноги, с большим бокалом любимого чая со льдом и лимоном. Честно говоря, ее вид, когда дверь открылась, здорово ударил по глазам: казалось, кроме рубашки и резиновых банных тапочек на ней ничего не было. А может, так оно и было. Недлинная клетчатая рубаха едва доходила до середины бедер, глянув на которые я сразу вспомнил ноги сестры, где так же длина гармонировала с полнотой, создавая неотразимое впечатление.
— Итак, ты сказал "все" — произнесла Марина, поднося бокал к губам, на которых играла хитрая улыбка. Я почуял неладное, но отступать было поздно.
— Ну, в пределах разумного, конечно.
— Естественно, с крыши прыгать не заставлю.
— А что заставишь?
Она некоторое время молчала, глядя на бокал, потом тихо произнесла:
— Знаешь, мне всегда было интересно, как это — иметь раба. — И вонзив в меня глаза, она твердо сказала: — Ты будешь моим рабом.
Когда она произнесла "раба", я почувствовал вдруг пустоту в груди, будто что-то сорвалось от внезапного волнения. А когда прозвучало "рабом", я ощутил неизбежность, не подлежащую обжалованию. Впрочем, когда первая волна схлынула, все стало гораздо легче для восприятия. Взгляд Марины обрел прежнюю мягкость.