— Ты пьёшь? — задала она новый вопрос.
— Нет! — быстро ответил я.
— Опять врёшь! — развеселилась она, — плеснув в бокал коньяка, протянула его мне, — на, выпей!
Я осторожно взял посуду и понюхал. Запах был терпкий, ароматный и острый. До этого мне приходилось пить пиво и пару раз вино. Но у них запах был другой.
— Да что ты его нюхаешь?! — провоцировала тётя Оля меня, — выпей залпом, и всё! Или мамка не велит? — сыронизировала она…
Я, поднеся рюмку ко рту, вылил содержимое в рот и проглотил. Внутренности обожгло, дыхание перехватило, и я замер с открытым ртом не в силах сделать вздох.
Тётя Оля рассмеялась, а я закашлялся. На глазах выступили слезы. Мне в губы ткнулось что-то теплое и мягкое:
— Закуси яблочком… питок… — проворковала тётя Оля.
Яростно перемолотив кусок яблока зубами, я сглотнул. Меня чуть отпустило и почти сразу же "бахнуло" в голову. Я мотнул головой и мне стало хорошо. Пока я "боролся" с коньяком она налила себе ещё и выпила.
— Нет! Хорошая штука коньяк, но дорогая… — ни к кому не обращаясь, проговорила она, разжёвывая кусочек яблока. — Ещё будешь? — обратилась она ко мне.
— Только маленько… Я такое крепкое ещё не пил… — вдруг сорвалось у меня с языка.
— Вот так мы матери и узнаём правду, — невесело рассмеялась она… — не бойся я никому не скажу, — успокоила она меня и протянула бокал.
Я выпил ещё и почти без последствий и мне стало совсем хорошо. Я уже беспардонно стал пялиться на сидевшую напротив меня женщину, невольно сравнивая её с мамой. А с кем мне её ещё было сравнивать? Других женщин в неглиже я ни разу не видел. Ну а пляж и купальники — это не то! У меня вдруг появилось желание потрогать её обтянутые кружевными чашечками груди. Темнеющие сквозь кружевную дымку её соски были большими, и окружены темными ореолами, диаметром не менее тридцати сантиметров.
— Нравится? — услышал я и поднял взгляд вверх.
Она, как-то странно улыбалась, и у меня от этой улыбки перехватило живот, а в паху стал разгораться огонь.
— Твоя мать говорила, что ты хорошо шею и плечи умеешь разминать… — с каким-то странным придыханием, от которого я просто покрылся пупырышками, выдавила она.
— Да! Могу! Меня мама научила… Она иногда приходит с работы усталая… Вот я и делаю ей массаж! — поспешил похвастаться я.
— А мне можешь сделать? — её взгляд как-то помаслянел и глаза покрылись поволокой.
— Да… — с трудом выдавил я, представив, как мои руки разглаживают её кожу.
— Так, давай! Сделай! — попросила она.
Забыв про всё и видя перед собой только её вдруг ставшими выпирать на кружевных чашечках соски, я вскочил.
— Ого?! — услышал я возглас.
Проследив за взглядом, упершимся в мои, натянутые членом трусы — смутился и повернулся, боком желая скрыть своё возбуждение. Лицо опять защипало, а сердце ухнуло в пятки.
— Извините… — но она не дала мне закончить.
— Не извиняйся парень! Это просто физиология. У тебя встал, а я потекла… — непонятно прошептала она, — ну что ждём?
— Надо… — я пытался прийти в себя, — надо с кремом мять…
— Любым? — поинтересовалась она.
— : — я утвердительно мотнул головой, плохо понимая, что она говорит.
Моё состояние можно было назвать прострацией, если бы я знал значение этого слова.
*****
— Там в ванне на полочке, — мотнула она головой в коридор.
На негнувшихся ногах, и с тарабанящим в груди сердцем, я зашёл в ванну, и, взяв первый, попавшийся в руки крем, вернулся. Идя обратно, я видел перед глазами только тонкую белоснежную полоску лифчика, с хитрой застёжкой врезавшуюся в гладкую кожу. Подойдя ближе, я облизал вдруг пересохшие губы и трясущимися руками выдавил на основании шеи крем.
— Постой, — произнесла она, — ты мне бретельки лифчика перепачкаешь!
— Мама… их тоже снимает… — с трудом произнёс я.
Тётя Оля интересно передернула плечами и одна бретелька соскользнула к локтю, а вторая зацепилась за край плеча. Осторожно подцепив её, я потянул вверх и вправо. Когда атласный материал, скользнув по пальцам, упал вниз, я выдохнул. Оказывается, я не дышал, любуясь этим фокусом. Положив крем на стол, я начал мягкими движениями размазывать крем по шее и плечам. Когда кожа под пальцами стала скользить начал с силой мять и разглаживать складки. Почти сразу же тётя Оля задышала глубоко и откинулась вперед. Я почувствовал, как её горячие ягодицы упёрлись в пах и стали ёрзать, прижавшись к моему эрегированному органу.
— Хорошо-то как… — произнесла она.
Не зная как реагировать на её движения, я застыл, прижавшись к её попе, продолжая на автомате массировать плечи. Её рука вдруг поднялась и легла на мою. Застыв, я ждал продолжения. Она потянула её вперед и, положив на чашечку бюстгальтера, прижал к себе.
— Здесь… Здесь то же помни…
— Но там нет крема… — глупо улыбаясь, с дрожью в голосе произнёс я.
Она завела руки за спину, ноготки приятно царапнули кожу на животе, и, расстегнув застёжку, сбросила с себя лифчик.
— Вот намажь кремом и массируй…
— Но… Я… — потерялся я от открывшейся перспективы.
— Давай! — нетерпеливо прикрикнула тётя Оля.
Трясущимися от возбуждения руками я выдавил крем на груди, и едва касаясь их, пальцами стал растирать его.
— Сильнее! — простонала она и придавила мои руки своими.
Большие твердые как фаланги пальцев соски буквально жгли мне ладони.
— Помни их, — осипшим голосом приказала она и прижалась ко мне всей спиной.
— Да… — словно в тумане выдавил я из себя.
Ничего не понимая и ощущая, под ладонями упругую мягкость белоснежных полушарий начал с силой сдавливать их, чувствуя, как они проскальзывают под пальцами. Я проделал это движение несколько раз, познавая для себя пленительные окружности и всё больше возбуждаясь. Неожиданно для себя нащупав сосок, нежно сдавил и потянул его вперед.
— Да! Так! Сильнее! — её ягодицы задрожали, и эта дрожь передалась мне.
— Ох… — выдохнул я.
— Нра… вится?! — прерывисто зашептала она.
— Да…
Подняв голову и посмотрев в мои расширенные от удовольствия глаза, она приоткрыла губы и прошептала:
— Поцелуй меня…
— : — меня словно потянули за веревочку, и я впился в её губы.
Это было так "сладко" и так возбуждающе… Не успел я ещё отойти от поцелуя, как она резко развернулась и её рука сдернула с меня трусы.
— Ох-х-х… — только и смог простонать я, когда твердые пальчики ухватили меня за член и, сжав его в ладони, скользнули вниз.
— Какой красавец! — шептала она, наклоняясь вперед, и лизнула мою оголившуюся головку.
Я замер на месте, не смея не только пошевелиться, но даже вздохнуть. Такое мне и во сне не снилось! И только когда её язычок ещё раз пробежался по всему члену, вздохнул. Закружилась голова, я покачнулся. И словно ожидая этого, она обхватила мой фаллос губами и стала надрачивать его и облизывать. У меня просто подкашивались коленки, когда мягкий скользкий язычок проскальзывал по головке, которая: то проваливалась в её ротик; то плавно выходила из него. Одна рука скользила по стволу, производя фрикции, а вторая, мягко ухватившись за мошонку, перекатывала в ней яички.
— Какие большие тестикулы… и как раздуты! — прошепелявила тётя Оля, не вытаскивая члена изо рта, — давно не дрочил?
— : — промычал я что-то нечленораздельное, подаваясь вперед и стараясь как можно глубже погрузиться в её ласковый ротик…
Машинально я теребил её груди, временами перекатывая и сдавливая пальцами твердые соски. И когда она в очередной раз сдавила мои яички, облизывая головку — внизу живота у меня что-то "взорвалось"! Я почувствовал, как напрягся живот, мошонка подтянулась к паху, тестикулы стали сжиматься… Я зарычал и начал кончать… Моя сперма тугими струями выплёскивались ей в рот, а она, урча как кошка, глотала её судорожными движениями. В уголках рта выступила белесая смешанная со слюной пена. Побежала по подбородку, капая на груди большими тяжёлыми каплями. А я дергался как припадочный, не понимая на каком свете, вообще, нахожусь…
Когда тётя Оля выпустила мой член, я тяжело привалился боком к стенке. Ноги дрожали. В голове было пусто, а сам я, глупо улыбаясь, пытался спуститься с небес на землю.