*****
— Что… сильно болит голова? — глядя на Никиту, участливо проговорил Андрей, и снова у него это вышло-получилось удивительно естественно… кажется, Андрея ничуть не напрягало — совершенно не смущало — что они оба лежат голые, что члены у них у обоих возбуждённо стоят, что всего лишь какую-то минуту назад он, Андрей, своим клейко залупившимся стояком беззастенчиво тыкался Никите в ягодицы, наверняка думая, что Никита спит… не было ни в голосе Андрея, ни в его взгляде ни малейшего напряга, и это было для Никиты одновременно и непонятно, и странно… почему они голые?
— Ну… болит немного, — отозвался Никита, усилием воли удерживая себя оттого, чтоб не скользнуть своим взглядом снова вниз.
— Есть пиво… но лучше, наверное, я заварю сейчас крепкий чай… да? — Андрей, говоря это, чуть подался телом вперёд, одновременно касаясь ладонью Никитиного бедра. — Чай будет лучше… или ты как?
Андрей, лежащий на боку, подался вперёд — к лежащему на боку Никите — совсем немного, но даже этого ничтожно малого движения оказалось вполне достаточно, чтоб Никита почувствовал, как в живот его горячей твёрдостью упёрся напряженный Андреев член… при этом рука Андрея, скользнувшая по бедру, раскрытой ладонью легла на Никитину ягодицу, сочно наполнившись упругой мякотью, — вдавливая ладонь в Никитину задницу, Андрей уверенно потянул Никиту на себя…
— Ты чего… — торопливо отстраняясь, Никита судорожно дёрнул назад задом, одновременно сбрасывая с себя руку Андрея. — Ты чего, блин?!
— В смысле? — Андрей на мгновение замер, и во взгляде его, устремленном на Никиту, мелькнуло лёгкое недоумение.
Секунду-другую, не отрываясь, они смотрели друг другу в глаза, словно стараясь таким образом друг про друга что-то понять… нет, Никита не испугался — во взгляде Никиты не было ни страха, ни смятения, и вместе с тем Андрей не мог не почувствовать, что Никита, резко отстраняясь, отодвигаясь в сторону, совершенно искренен в этом своём движении, — уворачиваясь от объятий, Никита не играл в непонимание, не набивал себе цену, а действительно — на самом деле! — не понимал, чего он, Андрей, от него хочет, и это неподдельное непонимание со стороны Никиты было совершенно непонятно Андрею, — какое-то время они молча, вопрошающе смотрели друг другу в глаза… наконец, хмыкнув, Андрей первым нарушил молчание — проговорил, с улыбкой глядя на Никиту:
— Интересно получается… ты чего, Никита? Что-то не так?
— Ты сам… сам ты "не так"! Чего ты… чего ты меня лапаешь? — отозвался Никита, никак не реагируя на улыбку Андрея — глядя с недоумением Андрею в глаза… и слово это — слово "лапаешь" — он проговорил отстранено, без той специфической интонации, какая обычно сопровождает все слова-выражения, так или иначе связанные с сексуальным контекстом; Никита спросил "ты чего меня лапаешь?" с той интонацией полной душевной невовлеченности в суть происходящего, с какой он мог бы спросить "а какая сегодня погода в Африке?" — притом что ни сегодня, ни в обозримом будущем путешествие в Африку ему явно не грозило.
Впрочем, в том, что, проснувшись голым в одной постели с парнем, тоже голым, тут же столкнувшись с явно не индифферентным вниманием со стороны этого парня к себе, Никита всё ещё не мог со всей определённостью уразуметь, ч т о и м е н н о подобная ситуация может означать-значить, тоже ничего удивительного не было; парни бывают разные… есть парни, и их немало, которые в любом жесте, в любом слове или взгляде, чуть отклонившемся "в сторону", с легкостью готовы тут же видеть некую двусмысленность, намёк, гомосексуальную подоплёку, — такие пацаны, как это принято говорить, сексуально озабочены, и озабочены они в немалой степени именно в плане однополого траха, даже если сами в такой вполне объяснимой и совершенно естественной озабоченности они ни себе, ни другим не признаются; и есть пацаны, которые в этом направлении явно не догоняют, — такие пацаны, даже сталкиваясь пусть с не явным, но вполне определённым сексуальным интересом в свой адрес, до последнего не допускают мысли, что всё это вполне реально — более чем возможно… именно к таким пацанам — явно не догоняющим в плане секса однополого — и относился Никита.