Я подошёл, уже ни на что особо не надеясь. Не теперь, когда у неё были столь двусмысленные кадры и всё ещё оставались мои брюки.
В голове мелькали самые разные мысли, от глупых до параноидальных. От предположения, что меня шантажом заставят работать на мафию, до опасения, что она сейчас позовёт своих подружек посмеяться над незадачливым чуваком.
Меж тем строгая блондинка вновь потянулась за светло-серебристой ручкой.
Вырвав листок бумаги из стоящей перед ней стопки и как будто даже написав на нём несколько слов, она словно призадумалась. И принялась чуть щекотать губками серебристый колпачок авторучки, привычно перегоняя его из одного уголка ротика в другой. Зрелище это, как я с ужасом ощутил, повлияло на меня едва ли не сильнее прежнего, невзирая на то — а быть может, именно благодаря тому, — что теперь я стоял практически голый перед окошком кассы без малейшей возможности привести себя в порядок.
Погрузив ручку в ротик более чем на две трети, она внезапно перевела на меня взгляд. Я чуть не был застигнут ею на месте преступления, я чуть не протянул руку к району развилки — сам — без всяких её указаний или намёков. Хотя как будто нелепо было стесняться этого после всего уже сделанного мною — она сумела посмотреть на меня так, что я покраснел.
Взирая на меня блестящими прищуренными глазами и будто бы уже слегка хозяйским взором, она аккуратно взяла двумя пальчиками лежащий перед ней листок бумаги и кинула его ко мне.
Подхватив его через окошко, я прочёл:
"Возьмите для меня внизу пачку ‘Camel’, ярко-синих, если вам не трудно. Очень хочется курить с самого раннего утра".
Тихий звяк прервал моё ошеломление. Отведя глаза в сторону, я заметил, что рядом с листком у окошка появилась никелированная монетка достоинством аккурат в цену пачки сигарет.
Передёрнувшись, я поднял взгляд на девушку.
Малейшего взгляда на неё мне хватило, чтобы понять всю бесперспективность идеи пытаться как-либо спорить с нею или напирать на слова "если вам не трудно".
С кем-нибудь и когда-нибудь это могло пройти, но не с ней.
И не сейчас.
Её глаза не просто блестели — они уже горели. Её щёки были слегка пунцовыми, она периодически облизывала губы, причём делала это уже явно не только и не столько для завлечения — что, как ни странно, оказывало на меня практически тот же эффект.
Её руки были скрыты в пространстве под кассовым аппаратом, как и несколькими минутами тому назад, но теперь её тело временами подрагивало мелкой прерывистой дрожью.
Перехватив мой взгляд, она выпрямилась и перестала дрожать.
Её раскрасневшееся личико излучало теперь прямой недвусмысленный ультиматум. Её хищно раздувающиеся ноздри открыто и однозначно намекали на перспективу, каковая воспоследует в случае, если я не повинуюсь написанному на бумажном листке.
Что бы ни двигало этой строгой аккуратной блондинкой, стало ясно, что самые дьявольские фантазии этого странного создания ещё только ждут своего воплощения. И демон в накрахмаленном белом халатике ни за что не отпустит меня со второго этажа супермаркета просто так, не пропустив через завершающий акт своей пьесы.
Завершающий ли? . .
Голова моя невольно дёрнулась в сторону лестницы, по которой к нам на второй этаж так никто и не поднялся за всё время описанной мизансцены.
Сбежать? . .
Тут же я развернулся обратно к кассе, с тоской скользнув взглядом по лежащему перед девушкой мобильному телефону и только что полураскрытым ею лиловым корочкам моего паспорта. Мелькнула мысль, что эта бестия, эта садистка со странными даже для садистки наклонностями вполне способна по паспортным данным выведать обо мне всё и выслать сделанные фотоснимки моим родителям, соседям, сокурсникам — всем.
Она чуть улыбнулась, проведя своим тонким пальцем по малиновой страничке паспорта.
Чтение мыслей было налицо. А впрочем, так ли уж непредсказуемы были в тот миг мои мысли? . .
Я повернулся к лестнице.
Ведущей вниз, на первый этаж.
Туда, где был продуктовый отдел супермаркета. Туда, где на каждом шагу висели видеокамеры и скорее всего работала бдительная охрана. Если только секьюрити не взяли себе выходной по тому же странному совпадению, по которому никто за последние минуты так и не поднялся к кассе банка.
Я шёл к лестнице рывками, преодолевая холодное пространство шаг за шагом, а в голове металась мысль: чего она хочет?
Чтобы меня схватили в таком виде?
Это её заводит?
Почему-то последняя мысль не показалась мне противоестественной, на секунду мне показалось даже, что в ней есть нечто… Но тут же её забила, заглушив, другая, куда более жуткая и леденящая мысль: я вдруг осознал, что за всё время нашего общения у кассы строгая блондинка так и не совершила ничего такого уж предосудительного.
Ну, чуть поиграла со своей одеждой, принимая разные позы и используя не совсем однозначные жесты.