Её звали Люба…
Он встретил её в парке, когда промозглая осень сорвала последние одежды с несчастных деревьев, и вволю поливала их дождем. Вот и тогда моросило, что-то мерзкое, холодное…
Он пил пиво, морщась после каждого глотка — болело горло, а пиво как назло было холодным. Порывы ветра шевелили длинные кудрявые волосы, которые уже через один были седы. Ветер пытался сорвать и шляпу, которую, в конце концов, пришлось снять и убрать в пакет…. Позавчера ему исполнилось 22… Друзья так и не пришли, подруг он тоже давно не видел…. Впрочем, друзей как таковых у него не было, так как они все его предали. Ну да речь не об этом.
Допив пиво, он собрался выкинуть пустую бутылку, да так, чтобы она разбилась о дерево. Размахнувшись со злостью, он почувствовал чью-то маленькую теплую влажную ладонь, охватившую его грубую лапу. Он обернулся. Это была она…
— Не выбрасывайте, — приказала она тихим голосом.
Русые волосы падали на алые от холода щеки. Большие глаза смотрели на него без какого-либо намека на эмоции. А его пронзительные глаза выдали начавшийся ступор. К счастью он быстро прошел, но рука уже успела разжаться и бутылка, упав на бордюрный камень, разлетелась на тысячи осколков. Звон от этого удара эхом прокатился по его голове и вывел из ступора.
— С вами всё в порядке? — спросила она.
— Да, да, — захлопав глазами, сказал он. — Я… куплю ещё.
— Да ладно уж, — девушка заулыбалась.
— Нет, — он от чего-то заволновался. — Мне все равно надо.
…
— Подождите секунду, — сказал он, попытавшись улыбнуться. — И тогда пойдем.
Девушка с интересом проводила его взглядом, когда он отошел за дерево. С интересом она прислушалась к журчанию и наблюдала за паром, пошедшим по ветру. При этом она со звоном поставила сумку с пустой тарой на землю. Послезавтра ей исполнится 69… Родители подарят роликовые коньки, придут подруги. Мальчик…
— Ну, вот и всё, — виновато улыбаясь и ещё раз проверяя на ходу, застегнута ли у него ширинка, сказал он. — Пойдем.
Они пошли по засыпанной начавшими гнить и разлагаться листьями асфальтовой дорожке.
— Я помогу? — спросил он, показав на сумку с бутылками.
— Ладно, — она остановилась, чтобы передать свою ношу.
И снова теплые пальчики скользнули по холодной и мокрой от мороси руке. Он мельком глянул на девушку. Потом, оценив вес сумки, спросил:
— Удачный сегодня день?
— В смысле? — не поняла она и даже слегка покраснела.
— Я о бутылках. Много удалось насобирать? — он тоже покраснел, поняв, что задал вопрос только чтобы услышать её голос.
— А-а-а-а! — протянула она и усмехнулась. — Нет! Летом куда больше удается.
— Тогда те, — он запнулся. — Вам надо бы зайти ко мне. У меня этих бутылок тонна.
— Да ладно, — её щечки снова запылали стыдливым румянцем. — Давай уж на "ты". А бутылки я, наверно, и в самом деле заберу.
— Правда? — он чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшей радости. — Эт’ хорошо! Эт’ правильно!
Они подошли к ларьку. Он полез в карман за деньгами.
— Ты какое пиво будешь?
— Вообще-то я не хочу, но раз ты угощаешь — тогда "Старопрамен".
Он сунул свое лицо в окошко и, переборов ненависть к черножопой морде, что там сидел, выдал сквозь зубы:
— Две "Старопрамен".
— Сэчас, сэчас, — засуетился продавец, как бы назло нервируя его своим произношением.
— Сука черножопая, — сказал он, отвернувшись и даже не взяв сдачи.
Они шли, потягивая пиво. Шли по серым асфальтовым дорогам. Пересекали унылые пустые дворы с покосившимися от дождя деревянными строениями. Наконец, подошли к кирпичной хрущевке, из мрака подъезда которой раздавалась капель.
— Вот и приехали, — мрачно сказал он, потеряв на мгновение дальнейший ход событий.
Пять лестничных пролетов, чередуемых с площадками, покрытыми когда-то белой и бордовой, а ныне грязной мелкой серо-коричневой плиткой. В прихожей у него и, правда, стояли ящики с пустыми бутылками. Они тускло блеснули, когда он включил свет, как бы тоскуя по своей былой наполненности.
— Я, — она запнулась. — Я даже не знаю как вас… тебя отблагодарить.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Люба, — тихо сказала она, как бы стесняясь своего имени. — А тебя?
— Эт’ неважно. Ну… Пусть будет Игорь. Или нет. Лучше Слава, — он замялся. — Так вот, Люба. Ты и так много сделала для меня. Но если позволишь тебя проводить, то эт’ будет совсем хорошо.
— Это совсем не обязательно, — она почему-то захотела отказаться. — Я помню дорогу.
— Так я помогу бутылки донести, — он настаивал. — Или вдруг придется защищать тебя от хулиганов.
— А ты умеешь драться?! — спросила она.
— Умеешь, не умеешь! Это не от этого зависит! — сказал он. Драться ему и, правда, ни с кем ещё не приходилось.
— А от чего? — девушка оказалась очень любопытной.
— Всё здесь, — он постучал согнутым указательным пальцем по лбу. — У меня в заднице.
— Нет, всё равно не надо, — она уже начала побаиваться этого странного типа. — Я лучше завтра приду и остальное заберу.
При этом она качнулась к двери. Но он опередил её и захлопнул дверь.
— Чего тебе страшно? — он заговорил громче, чем тогда в парке.
— Нет, — соврала она.
— Иди сюда, — сказал он и, положив оттопыренный средний палец между ягодиц, обтянутых потёртой джинсой, ладонью подтолкнул её на кухню.
Здесь он был Богом. Усадив её на табуретку, он повернулся к холодильнику. Она не знала, что сейчас будет. Только догадывалась. И это пугало её. А он достал непочатую бутылку водки и банку с кильками. Через мгновение он нарезал бородинский хлеб и поставил два стакана на стол. Сам сел напротив неё. Открыл бутылку и плеснул на дно её стакана. Себе налил побольше.
— Бери стакан! — скомандовал он. — За знакомство!
Быстро осушив свой стакан, он пальцами выловил кильку, ловко положил её на ломтик хлеба, отправил всё это в рот, и только потом поморщился.
— Пей, что ты ждешь? — он недоумевал.