— Всё нормально? — интересуюсь. Так, на всякий случай.
Складываю грязные салфетки в пакет, не забыть его выбросить утром, и отправляюсь спать.
Проснулся в семь. Сосед спит, безмятежно так спит, на боку, кулак под щеку.
Тихо-тихо собрался, подхватил пакет со следами ночного приключения, чайник и полотенце. Чайник с водой на плиту на кухне, а сам в душ.
В душе никого. Пары раз хватило, чтобы проснувшийся член выплеснул сперму. Свой же, что его ругать?
Выхожу с закипевшим чайником, навстречу делегация дам во главе с матерью Алика.
— Доброе утро, — я приподнял цилиндр.
Она присела в реверансе:
— И Вам доброго утра? Не очень досадил Вам мой сын?
— Что Вы, что Вы! У Вас замечательный сын.
И побыстрее ретировался.
Захожу в номер. Парень уже одет, сидит на краю своей койки.
Вот он — момент истины. Сейчас я услышу про себя всё-всё. Быстро открыл окно, чтобы проветрить номер, засуетился у стола, заваривая чай, на него не гляжу. Боковым зрением вижу, как он встал и подошел ко мне.
Режу колбасу, ломаю лепешки — хозяйничаю. Алик стоит рядом, молчит.
Вроде бы все. Теперь надо выпрямиться и спокойно посмотреть на него.
А Алик?
Он берет меня за плечи, приподнимается на цыпочки и вытягивает губы трубочкой для поцелуя.
Раз пошла такая драка. Отступаю, ногой пытаюсь прихлопнуть дверь поплотнее, одной рукой ищу защелку, другой обнимаю парня.
Целуемся, обнимаемся.
— Хочу посмотреть на Вашего богатыря?
Хотел отмахнуться, какое там. Он опустился на колени, задрал мою футболку и начал целовать мой, далеко не идеальный живот.
Приспустил мне штаны, освобождая бойца, который, как ни в чем ни бывало, удивив меня, принял стойку.
А ладони у него удивительно мягкие и нежные. Обхватил ствол и любуется им.
Была, не была.
— Поцелуй его, — прошу. А сам проталкиваюсь в приоткрытые губы, проталкиваюсь миллиметр за миллиметром. Положил ладони ему на затылок и подталкиваю. Он сопротивляется, но слабо.
Тут меня пронзает мысль:
"Сейчас постучит в дверь его мать"
Надо, надо успеть, и я усиливаю давление.
— Только в рот не кончайте, — просит, а сам массирует, массирует мой член.
Я киваю, а сам продолжаю-тороплюсь.
Чувствую приближение. Искушение велико, слишком велико. Будь что будет. И изливаюсь ему в рот. Он губ не разжимает, только укоризненно взглянул.
Вот Алик поднялся с колен, и опять прижался ко мне.
А я сжимаю, сжимаю его в объятьях.
Не отдам, никому тебя не отдам.
Идиллию нарушает осторожный стук в дверь и тихое:
— Али?
В бешенном темпе я натягиваю штаны и оправляю футболку. Парень быстро разливает чай, показывает мне знаком сесть, а сам открывает дверь.
— Вы завтракаете?
Я-то только начал, а сынок Ваш уже откушал легкий французский завтрак.
— Да, мама, мы уже заканчиваем.
"Мама, сын никуда с Вами не поедет, я забираю его с собой, и мы будем жить долго и счастливо."
— Десять минут, мама?
— Хорошо, мы будем ждать тебя в фойе.
Как виновато он на меня посмотрел, затем подошел, присел на корточки и положил голову на мои колени. Я погладил его по голове, а потом подтолкнул в плечо:
— Ждут тебя.
Он вздохнул и поднялся.
Собрал сумки и коробки, подошел к двери, оглянулся и посмотрел на меня с грустной улыбкой.
А я, сука, увлеченный бутербродом, только кивнул ему.
— До свидания?
— До свидания, — с полным ртом пробурчал ему вослед.
Мерзко так стало, противно.
Надо было проводить, проститься, но ноги стали ватными и перестали слушаться.
Дверь закрыта, приключение кончилось.
На работе развил бурную деятельность. Акт выполненных работ подписали еще до обеда, и я отправился за вещами в гостиницу.
Почему я решил, что он меня будет ждать у входа в гостиницу на скамейке?
Не ждал.
Вагон вечернего поезда был переполнен. В моем купе сидели трое, уже веселых мужичков. Я забрался на верхнюю полку и провалился в сон.
Конечно, я убаюкал совесть, отогнал его прощальный взгляд.
А что я ему мог предложить, что я ему мог дать?
У меня своя жизнь, у него своя.
Так, командировочное приключение…
(с) Феликс Бобчинский, 2013.