Я не удержался и горько заплакал.
– Что случилось? – спросила зашедшая в палату незнакомая медсестра, – Чего он плачет?
– Обиделся, что другая медсестра не позволила спать одетым, – объяснила Света.
– Он вообще целыми днями ревет, – добавила Юля, – Хуже маленького.
– Не надо капризничать, – ласково сказала медсестра, присев на мою кровать, – Давай-как лучше выпьем лекарство.
Медсестра дала мне две маленькие таблетки.
– Глотай! – приказала она, протянув мне вслед за таблетками стакан с водой.
Я с трудом проглотил отвратительные таблетки.
– А теперь спи, – сказала медсестра, заботливо подтянув мне одеяло.
Пару минут она ходила по палате, раздавая всем таблетки. Убедившись, что девочки выпили лекарства, медсестра задернула шторы и быстро вышла. Я с трудом терпел сильный позыв по-маленькому. Впрочем теперь, когда Света забрала у меня трико, о туалете не могло быть и речи. "Не бежать же туда в моих детсадовских трусах" – с обидой подумал я.
– Они обычно всем после обеда дают снотворное, – хитро улыбнулась Света, выплюнув таблетку, – Не собираюсь спать. Лучше книжку почитаю.
Я сладко зевнул и повернулся на правый бок. Похоже Света была права. "Действительно снотворное" – успело мелькнуть у меня в голове перед тем, как я отключился.
Сны мои были, как обычно, довольно странными – в-основном связанными со зловещей больничной обстановкой. Правда в конце концов приснился более менее добрый сон, как мы с мамой поехали на юг. Все было, как прошлым летом: приехали к морю, сняли комнату у той же маминой знакомой… И тут выяснилось, что у нее гостила Света – та самая 14-летняя девчонка, которая больше всех цеплялась ко мне в больнице. Она оказывается была племянницей маминой знакомой.
Во мне боролись два чувства – страх и благоговение перед ослепительно красивой девчонкой. И еще было непонятно, почему все, включая маму, разговаривают со мной, как с малышом. Освоившись в квартире, мы отправились на пляж – разумеется с хозяйкой и Светой. Там мама почему-то решила раздеть меня догола.
– Какой хорошенький карапуз, – хихикала Света.
Я смущенно прикрылся между ног.
– Стесняешься стоять голышом? – засмеялась мама, – Тебе ж только два годика. В твоем возрасте детки бегают по пляжу голенькими.
– А может он не прикрывается, а трогает писюнчик, потому что хочет по-маленькому? – с улыбкой предположила Света.
– Тогда идем в кустики, – сказала мне мама.
Мама взяла меня за руку и повела к ближайшим кустам. Она была очень высокой, как и остальные взрослые – не оставляя сомнений, что я действительно превратился в двухлетнего малыша.
– Пись-пись-пись, – начала ласково приговаривать мама, присев рядом со мной на корточки, – Покажи маме, как ты умеешь пускать фонтанчик.
– Ну как успехи? – поинтересовалась подошедшая к нам Света.
Мое лицо захлестнула горячая волна стыда. Я никак не мог привыкнуть к своей новой роли и стеснялся писать даже при маме, не говоря уже о стоящей рядом с ней Свете.
– Давай, солнышко, – снова принялась ласково уговаривать меня мама, – Не надо терпеть. Я же вижу, как ты хочешь по маленькому.
Я действительно едва мог терпеть сильный позыв писать. Но самое главное, теперь, когда я стал двухлетним, это не имело никакого смысла. Малыши ведь не стесняются прилюдно ходить по-маленькому.
– Он что меня стесняется? – засмеялась Света, – Малыши в два года обычно наоборот любят демонстрировать всем, как они умеют пускать фонтанчик. Особенно мальчики.
– Ага, всего два годика, а уже стесняется, – улыбнулась мама, – Можешь отвернуться, Света?
Хихикающая Света отвернулась.
– Ну? – выжидающе посмотрела на меня мама, – Света отвернулась, так что можешь писать. Или ты свою маму тоже стесняешься?
Позыв писать стал совсем нестерпимым и я, сдавшись, пустил струйку.
– Вот так, молодец, – похвалила меня мама, – Только давай приподнимем писульку, чтобы ты не замочил себе ножки.
Было ужасно неловко, особенно когда мама приподняла мне пальцами письку. Но стыд быстро сменился другим чувством – теплоты и заботы. Я как будто растворился в маминой доброте. Я уже целую вечность не испытывал такого прилива любви. Вот оно, оказывается, как классно быть маленьким.
С этим чувством я и проснулся. Меня переполняли теплота, любовь, и огромное облегчение. Впрочем теплота была какой-то странной – неудобной и мокрой. "И почему она только в одном месте?" – с недоумением подумал я и в следующее мгновение с ужасом догадался, что произошло.
Я открыл глаза и осторожно оглянулся по сторонам. Все девчонки в палате уже проснулись. Впрочем пока, к счастью, никто не догадался, что я описался – толстое одеяло все хорошо скрывало. "Что делать?" – в панике подумал я и решил лежать в постели. В конце концов это больница и здесь приветствуется постельный режим.
Девчонки оделись и начали покидать палату. "Идут в столовую" – догадался я, вспомнив, что после дневного сна был полдник.
– А ты чего до сих пор не встал? – обратилась ко мне зашедшая в палату Лена.
Я смущенно отвернулся.
– Не слышал, что тебе сказали? – строго посмотрела на меня медсестра, – Вставай и иди полдникать.
Лена подошла к моей кровати и рывком сдернула с меня одеяло.
– Батюшки! – изумленно воскликнула она, – Да ты ж описался!
– Ага, вся постель мокрая, – улыбнулась проходившая мимо Наташа.
Возле моей кровати начала быстро собираться толпа. Даже девчонки, успевшие выйти в коридор, вернулись назад в палату после того, как Наташа позвала их посмотреть, как я описался. Лежа перед всеми в мокрых трусах, мне хотелось провалиться под землю от стыда.
– Ничего себе! – усмехнулась Юля, – Он что из вредности это сделал?
– Наверно и дома до сих пор писает в постель, – насмешливо сказала Света.
Все девочки принялись хихикать.
– Как не стыдно, – улыбнулась Анжелла, – Такой большой мальчик и описался.
Я ожидал, что медсестра тоже начнет меня стыдить, но Лена просто спросила, есть ли у меня запасные трусы.